Записки военного врача - Федор Грачев

— Вы экономист? — спрашивает Ягунов.

— Я кандидат биологических наук. Моя специальность — энтомология.

— Знаем, знаем, — поспешно говорит Луканин. — А ваша мысль — дельная!

По всему видно, что комиссар уже «вцепился» в предложение Данилевского и Фромзеля.

— Пожалуй, из этого может выйти толк, — поддержал Ягунов.

— Вам понятно? — спросил меня комиссар.

— Да.

— Изложите все коротко на бумаге, — сказал Ягунов Данилевскому. — Спасибо вам, Александр Сергеевич. Действуйте все трое!

…Через четыре дня дикорастущие съедобные растения стали добавляться в пищевой рацион больных и раненых, значительно увеличивая содержание витаминов.

Встреча с Фадеевым

юнь. Первый летний месяц. Светлый и ясный. Длинные дни. Белые ночи — северное чудо.

Воспользовавшись малым поступлением раненых, госпиталь принялся за косметический ремонт палат, перевязочных, операционных и приемного покоя.

Ну и работка! Копоть от печей-времянок и различных светильников покрыла потолки и стены плотным черным слоем. Все это надо перед покраской очистить.

После окончания малярных работ в восьмом отделении мне позвонила из редакции журнала «Звезда» Е. П. Карачевская.

— В Ленинграде писатель Фадеев. Хочет с вами встретиться и побеседовать, — сообщила Елена Павловна.

— А как он узнал обо мне?

— Александр Александрович был в редакции. Читал ваш очерк «Германия сегодня»…

Я получил увольнительную и пошел в гостиницу «Астория», где находился Александр Александрович Фадеев.

Солнце. Тепло. Широким полотном стелется асфальт чистых улиц. У большинства прохожих в руках лопаты. Сады, скверы, парки, пустыри, каждый мало-мальски свободный клочок земли — все вскопано под огороды.

С писателем Фадеевым я познакомился пять лет назад во Франции. Это произошло при следующих обстоятельствах.

Я был судовым врачом теплохода «Андрей Жданов». В июле 1937 года нашими пассажирами оказались артисты Московского Художественного академического театра имени Горького. Курс из Ленинграда в Гавр. МХАТ направлялся на гастроли в Париж, где в то время была Всемирная выставка.

Все пять суток рейса — шумно и весело! Мхатовцы как-то сразу запросто «вписались» в жизнь и быт экипажа. Артисты вместе с матросами драили палубу. Вербицкий и Чебан красили палубные надстройки. И как красили! Отменно! От изумления наш боцман Кудзелько только разводил руками.

В музыкальном салоне теплохода — сцены, скетчи и юмористические рассказы.

Вот Борис Петкер и Иван Кудрявцев в сценке «На примерке у портного». Петкер — портной, Кудрявцев — заказчик. И что вытворяют! Неудержимый смех зрителей с первой минуты и до конца.

— Точить ножи, ножницы, бритвы править! — кричит артист Владимир Попов нарочито простуженным голосом. С плеча как будто снимает точильный станок. И вот перед вами точильщик за работой. Движение ногой, — точит человек нож, да и только!

Для мхатовцев мы соорудили плавательный бассейн.

В благодарность за это они в музыкальном салоне показывают «Платона Кречета». Без грима и декораций. Но какой спектакль!

Борис Яковлевич Петкер в несколько репетиций организовал объединенный «морской джаз», нечто вроде ансамбля песни и пляски. Аккордеоны, гитары, деревянные ложки, балалайки, мандолины, губные гармошки и даже… медный таз — все нашло свое место.

Перед приходом в Гавр — концерт мхатовцев в двух отделениях. Для каждого члена экипажа — программа. Она написана от руки артистами. Один экземпляр, написанный концертмейстером Марией Николаевной Кореневой, сохранился у меня до сих пор.

Начался концерт в восемь часов вечера, а закончился за полночь.

Перед началом концерта внезапно заболел зуб у главного организатора и конферансье Бориса Яковлевича Петкера. Зуб надо удалить. Быть «ассистентами» добровольно вызвались Павел Владимирович Массальский и Василий Осипович Топорков — ныне народные артисты СССР.

— Будьте спокойны! — уверяли они меня. — У нас не вырвется!..

Булькает стерилизатор. Кипятятся шприц и щипцы.

— Боря, ты не волнуйся, — лениво тянет Массальский. — Моему знакомому вырвали вот такой же зуб, и он после этого жил еще целых два года…

Наконец «ассистенты» навалились на Петкера.

Но он вырвался! От страха перед «чеховской хирургией» боль исчезла, как рукой сняло! Я поверил Петкеру: такое случается в зубоврачебной практике. Поверил и облегченно вздохнул: мне никогда еще не приходилось удалять зубы. Я был на теплоходе врачом «за всё».

Оказывается, Борис Яковлевич схитрил. Почти через тридцать лет в своем письме он признался мне:

«Я обманул вас, сказав, что зуб перестал болеть. Он, черт его дери, омрачил мне и Гавр, и даже целый день в Париже. Дантист мсье Лебёф, по-русски — это бык, вырвал мне зуб».

В Гавре мхатовцев встречали Александр Александрович Фадеев и другие писатели, фамилии которых я не помню. Все примчались на машине из Парижа, где был международный конгресс писателей в защиту культуры. Им было известно, что МХАТ едет на гастроли, и они сочли необходимым встретить земляков еще в Гавре. Экипаж дружно принял писателей.

— Здрасьте, братцы! — приветствовал нас Александр Александрович Фадеев.

— Чем угощать дорогих гостей? — спросил капитан теплохода Николаев.

— Мы — русские люди. Щами, хлебом нашенским. И, конечно, — «тово». — Многозначительный жест. И всем понятно, что означает это «тово».

После обеда с «тово» — игра «в картошку». На палубе ставятся два ведра. Перед каждым, по прямой линии с интервалами через метр, кладется картошка — двенадцать штук. Кто быстрее соберет картошку в свое ведро?

Что творилось на палубе! Немолодые и даже весьма пожилые люди мгновенно превратились в подростков. С восторгом смотрела вся наша команда на играющих.

Вот о таком «мхатовском» рейсе, как его называли в нашем экипаже, я вспомнил на пути к Фадееву.

Огромное здание гостиницы «Астория», где в прошедшую зиму был городской стационар для дистрофиков.

Иду по мягким ковровым дорожкам коридора.

— Вам кого? — спрашивает горничная.

— Товарища Фадеева.

Горничная называет номер комнаты.

Тихо стучу в дверь.

— Войдите!

Увидев меня, Александр Александрович встал из-за стола.

— Военный врач второго ранга энского госпиталя приветствует вас в стенах нашего города! — отдав честь, подошел я к Фадееву, не говоря своей фамилии.

— Не могу узнать! — развел руками Фадеев, внимательно смотря на меня. — Но где-то я вас видел…