У Ромео нет сердца - Лена Петсон

– Жестко! – выдаю я. – У меня такое чувство, будто мы выжили после цунами.

– Зато романтично, – отзывается Марк. – Кстати, если нужны сухие подушки и одеяло, то можно взять в другой комнате.

Собрав пожитки, я предлагаю переместиться на балкон, чтобы любоваться там настоящими звездами. Тело мое вновь тянется к его телу, и я снова хочу его страстных поцелуев, нежности и любви – но только теперь под дыхание свежего ветра, под открытым небом. Пусть летняя ночь тянется бесконечно, а рядом будет он – его долгие ласки, его умелая нежность.

Потом… уже поздней ночью, когда порыв прошел, а страсти отбушевали, – я долго лежу рядом с ним без мыслей. Вокруг темно и тихо-тихо. Я почти утрачиваю чувство реальности, все мне безразлично, ведь Марк рядом…

Сквозь сон я чувствую, как он сжимает мою руку, и просыпаюсь от этого прикосновения. Марк безуспешно пытается притянуть меня к себе, после чего начинает гладить по голове. Не открывая глаз, я думаю о том, как это приятно – просыпаться от такой нежной и незатейливой ласки любимого. Еще чуть-чуть, буквально пять минут, и я сдвинусь с места, чтобы теснее прижаться к тебе, – хочу произнести я, но голос Марка заставляет меня вздрогнуть.

– Юль, проснись! Юль!

Он теребит меня за плечо. Я открываю глаза и тупо смотрю на обнаженного, лежащего рядом Марка. Ничего не понимаю…

– Юль!

Тревога в его голосе заставляет меня проснуться и поднять голову: во взгляде Марка столько беспокойства, что я резко сажусь, охваченная волнением. Слышу вой приближающейся сирены. Звук нарастает, но вскоре смолкает. Однако через пару секунд сирена вновь завывает с удвоенной силой. Все это происходит быстро, почти мгновенно, но ощущение такое, будто секунды уступили место минутам… все как в замедленной съемке.

– Что случилось?

– Дым, – он показывает в сторону балконной двери. – Похоже, там уже открытый огонь… посмотри, пожалуйста… аккуратно…

Я встаю, подхожу к двери и, еще не заглянув в окно, понимаю, что дело дрянь. Едкий дым уже проник сквозь горящую оконную раму. Внутри комнаты бушует пламя. Наверное, если бы все это происходило не со мной, я бы нервничала сильней, однако эта ночь, этот балкон и эта комната – моя реальность, поэтому я стою и невозмутимо наматываю локон на палец, это меня успокаивает.

– Иди сюда, – зовет Марк. – Посмотри, что внизу.

Сцена под балконом напоминает эпизод из голливудского блокбастера. Город, освещенный фарами островок, пожарные машины и взволнованные лица, лица, лица… Все как в каком-то кошмаре. Не хватает только важных полицейских, ведущих переговоры с бандитами. Но и мы с Марком вроде бы не в заложниках, да и не гангстеры…

– Наверное, соседи пожарных вызвали, – говорю я ради того, чтобы что-то сказать и вновь почувствовать себя живой, а не в коматозе.

– Думаю, дело было вовсе не в сигарете, – говорит сам себе Марк.

– Что?

– Пожарная защита вечером, говорю, не из-за сигаретного дыма сработала…

– Думаешь? Выходит, зря мы ее отключили…

– Мне кажется, да. Ты веришь в судьбу? – он говорит это так обыденно, словно наш разговор сейчас происходит за чашкой чая.

– Ну…

Мне не по себе… я чувствую абсолютную растерянность и страх. Жутко трудно сохранять беспечный вид, который я всеми силами сейчас стараюсь на себя напустить, чтобы обмануть страх. Я сажусь рядом с Марком и обвиваю рукой его плечи.

– Как страшно, – говорю я, прижавшись к нему.

– Ты такая красивая сегодня… Поверь мне, ничего невозможного нет.

– Верю.

Марк крепко обнимает меня в ответ. Время замедляется, а огонь распространяется все быстрее и быстрее. Мы сидим в страхе и ожидании. Я стараюсь выключить мысли, эмоции и ощущения, чтобы не слышать толчки собственной крови.

«Скоро все закончится, – думаю я. – Огонь будет потушен, и мы уйдем прочь от этого дома, от этих событий, от этой публики. Обиды, гнев – все пройдет. Окружающие будут скорбеть о нелепом, трагическом происшествии, кто-то нас осудит за былую ложь, кто-то простит. Мало кто будет помнить о нас. У наших знакомых начнется прежняя сумасшедшая, а у кого-то спокойная жизнь. Так обычно и происходит…

Марина, наконец-то, снимется в своем первом фильме, и это придаст новый импульс ее светской жизни. Встречаясь с богемной публикой на презентациях, она будет громко смеяться, рассказывая знакомым о своих победах. Кирилл будет идти по ее стопам, однако, возможно, вскоре ему все же надоест все время кого-то играть. Ёжик. Ну, у него-то точно все будет хорошо, все по плану. В один прекрасный день родственники познакомят его с какой-нибудь правильной девочкой из приличной семьи – он ей подойдет, она ему тоже. Будут новые ток-шоу, новые интервью, новая ложь. Все как полагается. Все вроде бы будут счастливы…

А пока… пока мы ждем, когда день сменит ночь, дым рассеется и выглянет солнце. Мы здесь. Между нами нет ни стен, ни преград, мы вместе. Не так, как прежде»…

Когда становится невозможно дышать, когда густой едкий дым полностью поглощает балкон и меня вместе с Марком, когда кажется, что уже все и больше в этом мире с нами ничего не произойдет, – мы слышим крик снизу:

– Прыгайте, прыгайте!

У меня уже нет сил – ни думать, ни говорить. Все, что я чувствую, – это руку Марка. Мы находимся у ограждения балкона. Все, что я могу, – это встать и посмотреть вниз, но и это бессмысленно. Все, что я вижу, – дым.

– Ты куда? – спрашивает Марк, когда чувствует, что я встала.

– Кажется, нам кричат, чтобы мы прыгали, слышишь?

– Да, точно… кричат…

Я возвращаюсь к Марку, понимая, что сейчас ни в коем случае нельзя терять сознание – держаться и только держаться; я едва обращаю внимание на то, что Марк никак не реагирует на мое возвращение. Прижавшись к ограждению балкона, я пытаюсь отдышаться. Никогда не думала, что просто встать и просто сесть – это так сложно. Дергаю Марка за руку, чтобы почувствовать его присутствие рядом.

– Почему молчишь?

– Однажды я уже сделал это – прыгнул, не хотел жить, – отвечает он каким-то глухим, безжизненным голосом и после паузы добавляет: – Теперь хочу…

Он не успевает договорить, мне достаточно и этих слов, чтобы понять, что больше нельзя медлить. Я кричу:

– Мы здесь! Сейчас будем прыгать!

Как сделать невозможное возможным, как поднять обессилевшего Марка, который тяжелее меня почти вдвое, как помочь и себе, и ему выбраться из этого ада, как? – этих вопросов не существует. Если только одно желание, одна цель, одна мысль – жить. Медленно я поднимаю Марка под руки.

– Держись за меня.

– Ты с ума сошла.

– Держись.

Ваза. Я вспоминаю о ней, когда понимаю, что Марку нужна какая-то опора, чтобы я могла его с нее столкнуть, парапет слишком узок для этого. Где же эта ваза, где? Вроде бы всего в метре от нас, но сейчас это так далеко… Дотащить Марка до нее кажется невозможным, но я вновь заставляю себя забыть это слово.