Волшебство (сборник) - Наталия Солодкая

В один прекрасный день, когда семья собралась обедать, наша тихая Бабушка, дождавшись, когда тарелки домочадцев опустеют, неожиданно для всех перевела обед в семейный совет, взяв председательствующее слово:

– Вот что, друзья, я вам скажу: хоть я и человек неграмотный, считайте меня кем хотите, но журнал «Здоровье» читаю от корки до корки и кое в чём смыслю. Девчонка наша выросла, уж в корыте её мыть – никуда не годится. А возить её в эту городскую антисанитарию наотрез отказываюсь, потому как преступление это – ребёнка в общей бане кубасить. Какой только заразы там нет! Хоть как остерегайся, а не убережёшься. Чай, сейчас не война и не революция. Уж на что у нас в деревне беднота была: читать не все умели, чай морковный пили, сахар только по престольным праздникам пробовали, а мылись в своей собственной бане, в чистоте. Бывало, полы и лавки добела скребком выскабливали, да крутым кипятком из чугунка окатывали, а уж потом баню топили. Одним берёзовым духом дышали. А теперь что у нас? Давайте что-то думать.

Старшие призадумались. А ведь и то верно: как это раньше разговор об этом не зашёл? Было решено, объединив усилия, сотворить что-нибудь этакое. Отец – человек военный, немногословный и основательный. Задача была поставлена, значит должна быть выполнена. Хоть из воздуха. Да и как любой уважающий себя чародей, Отец научился в жизни делать абсолютно всё. Вооружившись топором, рубанком, молотком и ящиком гвоздей под ошарашенными взглядами соседей Отец начал возводить во дворе, неподалеку от сараев, где жильцы хранили всякую хозяйскую всячину, невероятное для того времени сооружение – утеплённую душевую кабину. На крышу этой кабины он водрузил большой бак, воду для которого грели дома кипятильником и ведрами поднимали наверх по высокой деревянной лестнице. К баку была привинчена самая настоящая никелированная душевая лейка с краником. В кабинке было чисто, просторно и сказочно хорошо пахло свежим деревом. Пол был сбит из тонких реечек в решётку, стены обшиты новенькой клеёнкой в сиреневый цветочек, обрела своё место и полочка с подвесной мыльницей. В «предбаннике» Отец навесил крючки для вещей, смастерил деревянную скамейку и повесил ранее пылившееся в чулане старинное зеркало в художественной деревянной раме, которую обновил темно-вишнёвым лаком.

Кабинка была снабжена самой настоящей дренажной системой, которую Отец смастерил, подсмотрев идею в каком-то журнале. В этой кабинке можно было мыться круглый год, настолько она была тёплой. Дорога в городскую баню была забыта, так как теперь у нас были все основания считать, что теперь мы тоже живём «со всеми удобствами».

Эта «стройка века», единогласно одобренная соседской госприёмкой, стала сенсацией. Последовал взрыв строительного энтузиазма, и вскоре во дворе под дружный стук молотков одна за другой появились душевые кабинки соседей. И правда: волшебство – дело заразительное.

Так я усвоила ещё один важный нюанс творения своей Реальности: качество жизни при одних и тех же исходных условиях может быть разным.

Волшебники – существа особенные. Хоть они и всё могут, но, зачастую, себе не принадлежат. Отец был человеком военным, фронтовиком, а потому тоже себе не принадлежал. В составе Первого Белорусского фронта Отец дошёл до Берлина, участвовал в штурме Рейхстага и был удостоен высоких правительственных наград.

Вглядываясь в фотопортреты молодых родителей, я не перестаю восхищаться игрой природы. Отец родился в простой крестьянской многодетной семье в Рязанской области, «породистых» аристократов в роду у него и в помине не было. Уму непостижимо, какие силы матушки-природы привёл в движение Творец, создав такое красивое, правильное, скульптурной лепки лицо, улыбка на котором озарялась белоснежным, ровным рядом безупречных зубов, которые Отец сохранил до самого почтенного возраста. Резец скульптора, творивший это лицо, не дрогнул ни разу.

Когда мне исполнилось 3 года, Отец отбыл на новое место службы под Воркуту, тяжело приняв такое решение. В начале 60-х начались массовые сокращения в вооружённых силах, прошлые заслуги в расчёт не принимались, и Отец был поставлен перед выбором: либо увольняться на «гражданку», либо ехать служить далеко и надолго. Дома, в подмосковном городке, у него была молодая красавица-жена и трёхлетняя дочка. Что могло твориться в душе молодого человека, уцелевшего в пекле войны и теперь обретшего, наконец, пусть не благоустроенный, но уютный дом, любимую жену и ребёнка, появление которого он считал самым большим счастьем на свете? Хотелось только одного: быть с ними сейчас и всегда!

Он это заслужил, когда рубил сапёрной лопатой насквозь промёрзлую землю, срывая до крови кожу рук и не чувствуя отмороженных ног; когда голодный, замертво падал от усталости, едва привалившись к стволу дерева; когда много раз подряд с бойцами пулеметного взвода пытался взять высотку, потому, что это надо было сделать любой ценой.

Он заслужил это, когда осколок снаряда прошил ему спину, а взрывная волна обрушилась на голову тяжёлой контузией.

Он завоевал право быть рядом с любимыми людьми, когда, оглохнув от взрывов, стрельбы и собственного крика пробился со своими товарищами в самое логово врага и штурмом взял его. Он победил. И он выжил. Может, потому, что судьба такая. А может, благодаря вшитой матушкой под кармашек гимнастерки иконке, которая сохранила молодого воина, потому, что свыше ему было предписано привести в этот мир нового человека. После того, как выживет и победит. Кажется, наскитался уже, повозил за собой молодую жену по гарнизонам, пожил в бараках и сараях. Сейчас – тоже барак, но теперь у него малышка-дочка. Как он может повезти её в неизвестность и в неустроенность?

Отец сутки не спал, ломая голову: как поступить? Решил, что не вправе разрушить налаженную жизнь семьи, а потому поехал в управление кадров, чтобы оставить там рапорт об увольнении из вооружённых сил. А потом поехал домой, чтобы сообщить жене новость. Поднявшись по лестнице на второй этаж и открыв дверь в общий коридор, он остановился и замер на месте: в конце коридора, у окна, разложив все свои детские пожитки, около ящика с игрушками беззаботно копошилась с куклами его девочка. Отец стоял, и целый ураган мыслей пронёсся в его голове:

– Я написал рапорт об увольнении. И что теперь? С чем я остался? В активе – полная грудь медалей и орденов, а также – военная профессия, которая здесь стала не нужна. Другую получить не успел. Что же я смогу дать своему ребёнку, не имея никакой гражданской специальности? Смогу ли я завтра купить ей красивые игрушки и яркие книжки, сводить в зоопарк и на новогоднюю ёлку? Как и на что будет жить моя семья?

Эти и десятки других вопросов, казалось, готовы были взорвать голову. Отец почувствовал, как из-под фуражки пот крупными каплями катился по лбу, заливая глаза. И вдруг он, развернувшись на месте, кинулся с лестницы вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Он добежал бегом до железнодорожной станции, одним махом запрыгнул на платформу и влетел в электричку, когда двери уже захлопывались. Стоя в тамбуре, он слышал, как сердце, выпрыгивая из груди, выстукивало:

– Почему-так-медленно-ползет-эта-чертова-электричка?

Отец не помнил, как добрался до улицы Огарева в центре Москвы, где располагалось управление кадров. Перед дверью кабинета он остановился, перевёл дух и вошёл. Вошёл для того, чтобы через две недели уехать служить к Северному полярному кругу. Потому что он был Волшебником, который поклялся себе, что его любимые люди никогда не будут ни в чём нуждаться. Это волшебство требовало жертвы, и он её с готовностью принёс. Потому что жертвенность есть составляющая любви – самого главного компонента любого волшебства.

И настоящие волшебники владеют этим в совершенстве. Прибыв на место и оценив обстановку, отец отбил домой короткую телеграмму: «Прибыл. Разместился. Ребёнку здесь не выжить».

Отец, любивший свою семью больше всего на свете, не мог даже в мыслях допустить, чтобы в нечеловеческих условиях оказались его любимая женщина и маленькая дочурка, которую он, кажется, совсем недавно, завернув в пуховое одеяло, мог всю ночь укачивать на руках, выйдя на улицу в шинели, надетой прямо на майку. Ходить, прижав к груди самый драгоценный на свете свёрток, описывая круги вокруг дома в сапогах на босую ногу и засыпая на ходу после суточного дежурства, чтобы мать этого маленького чуда, измученная бессонными ночами, могла, наконец, отдохнуть.

И долгие восемь лет там, где в бесконечную северную ночь замерзало дыхание, небо озарялось холодными разноцветными отблесками, а летом тучи комаров объедали лицо до крови, Волшебник в одиночку творил своё волшебство, создавая для своей малышки Реальность, в которой калейдоскоп её детской жизни складывал самые яркие и восхитительные в мире узоры. Гораздо более яркие, чем северное сияние. А, значит, оно того стоило.