Звездный Тарзан - Диана Торнли

— Что случилось, маленький брат?

— Я думаю, — ответил Тристан и вздрогнул. Прошедшие четырнадцать лет не стерли из памяти того воспоминания о погребении.

— Думать хорошо, когда учишься, а не печалишься.

— Моя мать больна, Пулу. Ей становится хуже.

— Такова жизнь, — философски изрек ганианец. — Юнг Джвей дает ее, а Тсаан Джвей забирает.

— Так происходит с ганианцами, но моя мать не принадлежит этой планете, — в слова «моя мать» Тристан вложил глубокое чувство уважения и почитания. — Она выздоровеет, если окажется у себя дома.

— Ты знаешь, как это сделать? — спросил Пулу.

— Она говорит мне об этом. У ее народа есть хорошие лекарства. Их жилища высокие, как горы, и у них есть такие штуки, которые летают, — прищурившись на затянутый дымкой горизонт, он добавил: — Она рассказывает мне и об отце.

— Отце? — сморщил нос Пулу.

— Она говорит, что плоскозубые не похожи на ганианцев. Они выбирают подругу раз в жизни, а не каждый сезон. Мужчина и женщина выбирают друг друга и остаются вместе навсегда, как неразлучная пара охотников. Она говорит, что мой отец… сферзах.

Пулу в недоумении часто заморгал глазами.

— Он… — Тристан сдвинул в задумчивости брови. Он и сам не совсем понимал, что это может означать, но в устах матери это слово подчеркивало что-то важное и героическое. Ему на ум пришло единственное сравнение: — Он как Избранные охотники Юнг Джвея в сказаниях клана. Он сильный и хороший. И он помогает людям.

Пулу некоторое время изучающе смотрел на Тристана, о чем-то размышляя.

— Наверное, он поможет твоей матери.

Тристана вдруг озарило. Он с удивлением взглянул на товарища.

— Да! — наконец произнес он. — Да! Мы приведем его к ней, и он спасет ее!

— Харуо! — позвал Тристан у входа в лачугу. — Харуо!

Внутри послышалось шевеление, шумный зевок — и больше ничего.

— Харуо! — еще раз позвал он.

Пулу толкнул Тристана в бок.

— Сейчас день, маленький брат. Они спят.

Вопреки его словам полог приподняла чья-то рука, и из тени жилища на них посмотрела подруга Харуо, глядя на которую, можно было сказать, что она состоит из огромного живота и отвисших грудей.

Уже устроившись на корточки, Тристан и Пулу в почтении вжали головы в плечи и коснулись пальцами бровей.

— Мир в тебе, мать, — сказал ей Тристан, употребляя общепринятое выражение для обращения ко всем женщинам. — Мне необходимо поговорить с Харуо.

Она ничего не ответила и закрыла вход в хижину.

Через минуту полог откинула другая рука — большая рука охотника, под длинными ногтями которой была видна засохшая кровь пейму. Харуо зажмурился, но, привыкнув к свету, узнал Тристана.

— Плоскозубый! — сказал он, обнажив клыки. — Спящий по ночам!

— Харуо, плоскозубые где? — спросил Тристан.

— Зачем тебе? Хочешь к ним вернуться?

Пулу согнул руку в локте.

Харуо посмотрел сначала на него, потом на Тристана. Он вышел из хижины, опустив за собой полог, и сел на корточки напротив юношей.

— Зачем? — снова спросил Харуо.

— Мне нужно знать для моей матери, — он вновь произнес слова «моей матери» с глубоким почтением, и у Харуо в удивлении поднялись брови, которых на самом деле у ганианцев не было.

— Вон там, — показал он рукой на северо-запад. — Нужно пересечь плоскую землю с двумя яркими звездами на этой стороне, — Харуо коснулся своего правого плеча. — Потом будут холмы. Иди вверх по маленькой реке к тому месту, где она выходит из земли, там живет клан моей матери. На другой стороне большая долина с широкой рекой. Плоскозубые на ближней стороне реки, в домах, которые нельзя перенести.

— У них есть… такие штуки, которые летают? — спросил Тристан.

Не видя лица Пулу, Тристан все же почувствовал, что тот недоуменно смотрит на него.

— Да. Они вот в таких белых гнездах, — Харуо сложил руки чашечкой. — Из них идет огонь и шум. Они распугивают пейму.

Значит, у этих людей имеются космические корабли, и это очень важно.

— Сколько ночей нужно туда идти?

Харуо наморщил лоб и стал считать на пальцах.

— Три руки ночей.

Тристан кивком головы поблагодарил его и, бросив взгляд на Пулу, сказал:

— Ночью.

Света догорающих угольков едва хватало, чтобы присмотреться. Тристан бесшумно передвигался по хижине, проверяя содержимое корзинок и кожаных мешочков в поисках сушеного мяса, кореньев и орехов. Среди вещей, свисающих с жердей, на которых крепился потолок, он на ощупь пытался найти сделанный из желудка пейму бурдюк для воды. Руки наткнулись на предмет, завернутый в обрезки кожи. Тристан знал, что это. Он отвязал сверток от стропила и развернул его. Из-за неловкого движения цепочка проскользнула между пальцев и две металлические пластинки звякнули о грязный пол. Тристан наступил на них ногой и оглянулся, чтобы убедиться, не разбудил ли он шумом мать. Она вздрогнула, но не проснулась. Он, не шевелясь, подождал, пока ее хриплое дыхание не выровнялось. Большой предмет оказался очень тяжелым на вес. Дотлевающие угольки кровавым светом отражались от ствола и рукоятки. Тристан повертел его в руках, рассматривая механизм.

— Энергетический пистолет, — прошептал он и положил оружие в охотничью сумку с едой, затем присел, чтобы поднять цепочку.

Тристан прищурился, разглядывая буквы, выдавленные на личном знаке:

ДАРТМУТ ДАРСИ 5066–8–0529 АДРИАТ, БОРТОВОЙ ВРАЧ.

Мать научила его азбуке, когда он был маленьким. Тристан читал по слогам написанные на разглаженном песке слова, водя вместе с матерью пальчиком по буквам. Потом он начал писать слова и предложения, и это проходило в форме игры. Так продолжалось до тех пор, пока он не стал достаточно взрослым для охоты, и с той поры занимался грамотой время от времени.

Тристан, однако, ничего не забыл. Он бросил цепочку в мешок вместе с остальными вещами и недолго постоял, не отрывая глаз от матери, укрытой шкурами. Его начали одолевать многочисленные страхи и чувства. Он боялся, что по возвращении уже не застанет мать в живых, и это подталкивало его уйти как можно быстрее и вернуться с помощью. Он чувствовал себя виноватым, что не предупредил ее о своих намерениях. Надо было как-то сказать ей, чтобы она не волновалась. Тристан достал из-за пояса нож и на твердом земляном полу нацарапал: «Мама, я ухожу искать отца, чтобы помочь тебе. Скоро вернусь. Тристан».

Он вздохнул, засунул нож за пояс и потихоньку вышел из хижины. Над лагерем нависла ночь, побудив ганианцев к активной деятельности. Прохладный ветерок обдувал лицо Тристана, освежая после нещадно пекущего солнца, каким оно было в разгаре лета. С охотничьей сумкой в руках он подошел к одной из лачуг и сел на корточки перед входом.

— Пулу, — позвал Тристан.

Его товарищ отвернул полог и жестом пригласил войти. Тристан нырнул в хижину, осмотрел лица сидящих вокруг костра и коснулся своего лба в знак уважения к матери Пулу. Ее лицо и горло были покрыты множеством шрамов, свидетельствовавших о количестве брачных связей. Длинные растрепанные волосы женщины поредели и поседели, но ребенок, которого она держала у груди, являлся своеобразным символом власти. Она носила имя Джва’нан, старейшины рода и матери своего народа.

— Ты, который мне почти сын, уходишь?

— Да, — поклонился Тристан. — Я ухожу искать своего отца.

Джва’нан пристально посмотрела на него.

— Зачем тебе твой отец? Мои дети не знают своих отцов.

— Он нужен не мне, — ответил Тристан, — а моей матери: он знает, как помочь ее болезни.

— A-а! Значит, ты уходишь из чувства джва’лай, из чувства долга к ней.

— Да, мать, — он использовал это слово как титул.

— Это хорошо, — медленно произнесла она. — Твоя мать для тебя все равно что Юнг Джвей, она дала тебе жизнь. Она дала тебе жизнь, а ты отдаешь ей то, что обязан по долгу сына.

— Да, — согласился Тристан.

— Но охотник, уходящий в одиночку, не приносит пейму.

— Мы идем охотиться вместе, мать, — подал голос Пулу.

Джва’нан одобрила его слова кивком головы.

— Хорошо. Приходи домой с отцом этого юноши, который почти сын мне.

Переложив грудного ребенка на другую руку, тыльной стороной пальцев она провела по лбам молодых людей, давая им что-то вроде благословения.

— Доброй охоты.

Тристан с опаской встретил ее взгляд.

Люди ее деревни с благоговейным страхом почитали Джва’нан, но она проявила сострадание к двум бесполосым чужакам без когтей.

— Мир в тебе, мать, — сказал Тристан и попятился из хижины.

Пулу выполз вслед за ним. Они как тени растворились в темноте за скопившимися лачугами. Тристан не выдержал и еще раз оглянулся, чтобы посмотреть туда, где жил он с матерью. Хотя Пулу был в два раза старше восемнадцатилетнего Тристана, по росту он доходил ему до плеча. Пулу пошел первым, осматривая местность. Зрачки его расширились до такой степени, что казалось, у него вовсе нет радужной оболочки глаза. Не в состоянии различить препятствия в безлунной ночи с такой же легкостью, как и ганианец, Тристан шел за ним след в след, наблюдая за предупреждающими сигналами Пулу. Они обогнули погребальный холм и вышли к руслу реки, ведущей на равнину. Воды в конце сухого периода в ней не было, обезвоженные деревья шелестели листьями от дуновений ветерка. Они вышли из оврага, поросшего деревьями, когда на горизонте появилась первая луна, осветившая бесконечные просторы прерии. Пулу молча посмотрел на Тристана, и тот поднял глаза к звездному небу, нашел двойные звезды, повернулся к ним правым плечом и кивком указал направление движения. Пулу скорыми шагами возобновил переход, и Тристан так же быстро последовал за ним. Испытанный способ ходьбы позволял преодолевать большие расстояния, не затрачивая лишних усилий.