Цыганское счастье Бахтало Колоброда - Юлия Анатольевна Нифонтова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно кто-то осторожно дотронулся до его плеча. Бахтало резко прекратил рыдать, но лица из шляпы не поднимал. Ему было стыдно что его застали в столь жалком виде. Но вскоре любопытство взяло верх, и цыган поднял голову.
Рядом сидел воронёнок Варерра, что жил на яблоне во дворе домового Ермошки и девочки Оли. Когда-то давно она и её бабушка подобрали раненого птенца и выходили его, с тех пор тот живёт с ними рядом.
— Прривет, кар-карреглазый! Не крручинься попусту, никуда этот хвостатый пр-рохвост улететь не может, он только хвастается с утрра до вечерра, а сам вообще за ниточку пр-ривязан.
Не ожидал конюшенный такого поворота, вспомнил, как он сам часто был неправ и высокомерен со своими земляками-соседями, и понял тогда Бахтало как отвратительно быть хвастливым задавакой.
Послушные июньскому ветерку листья перешёптывались о чём-то своём. В кронах деревьев щебетали утренние птицы. Цыган горестно вздохнул и решил довериться старому знакомому:
— Понимаешь, я на ипподром шёл. Там лошади, там счастье! И ничего у меня не выходит, — печально прошептал Бахтало, ни на что уже не надеясь. — Видимо, придётся мне, несчастному, весь мой век по земле скитаться…
— Да бррось ты, дрруг, такие мысли! Тут надо р-решать кар-каррдинально! Я на этом ипподроме частенько бываю, ничего там хоррошего нет. Могу тебя туда вр-раз домчать. Но только там, на каждую хрромую лошадёнку по два, а то и по три конюшенных прриставлено. Они там день и ночь деррутся даже за прраво коню грриву прричесать. Кар-каррида! Кар-каррате! Кар-карроче, тебе там, дурралей, никто не обррадуется, уж поверрь!
Пуще прежнего опечалился Бахтало, лопнула его мечта, как пустой мыльный пузырь. Выходит, что никто из его соплеменников-конюшенных не позволит ему за просто так ухаживать за лошадками, уж он-то характер своего народца прекрасно знал. «А чего я, собственно, ожидал, глупый! Лошадей сейчас мало — они на вес золота, а конюшенных как было полным-полно, так и остались они все, ведь конюшенные духи тысячу лет живут. Ах, ты, жизнь моя загубленная!» — запрыгали в голове у цыгана безрадостные мысли, одна печальнее другой. Он уже не стеснялся своих горючих слёз, что лились ручьями по его помертвевшему лицу. Взгляд его устремился куда-то вдаль и стал холодным, как железо на морозе.
— Знаешь что, — вдруг решительно обратился Бахтало к воронёнку, — а отвези меня туда. Всё равно мне без коня жизнь не мила! Знать судьба моя такая. Буду драться с другими конюшенными хоть на смерть. Отвези, друг!
Слёзы на смуглых щеках цыгана вмиг высохли, а в глазах зажглись недобрые воинственные огоньки. Всё лицо его выражало решительность храброго воина перед битвой.
Воронёнок Варерра не стремился тотчас лететь на ипподром, а беззаботно чистил пёрышки в хвосте. Боевой вид цыгана постепенно менялся на тихий, покорный судьбе-злодейке.
Вдруг свежий утренний ветерок пробежал по круглой площади, облетел вокруг фонтана и запутался в мягкой бахроме иголочек лиственницы. Он принёс с собой всё тот же сладкий аромат, что привёл Бахтало в этот район, — запах, обещающий счастье, запах лошадей. К тому же он заметно усилился.
Цыган вскочил на ноги и корявая ветка старой лиственницы зашаталась под ним. От его неожиданного па всполошился воронёнок, всплеснув в воздухе крыльями:
— Кар-карраул! Что опять стряслось-прриключилось? Кар-каррягу чуть не рразломал. Покаррай тебя Чуррай23!
Но Бахтало, не обращая внимания на переполох воронёнка, вытянулся в струнку и повёл носом куда-то в сторону,
— Чу! Табунный дух! Самый лучший на свете запах! Волшебный! Чуешь?! Чуешь?!!
Воронёнок, к которому с диким азартом и огнём в глазах обращался Бахтало, ничего особенного в воздухе не замечал. Он попытался принюхаться вслед за цыганом и даже поводил из стороны в сторону клювом, но ничего волшебного не приметил.
— Кар-каррицей, что ли, повеяло?
Уже в следующую минуту Бахтало верхом на воронёнке кружили над площадью с фонтаном и вскоре источник волшебного аромата был обнаружен. В тени на лавочке сидели две человеческие девушки, а рядом… стояли две маленькие лошадки: коричневая с рыжей гривой и серая. Бахтало сначала глазам своим не поверил: «Не может быть! Да и маленькие они уж какие-то слишком, наверное, тоже игрушечные, как на карусели у обманщика-Белебени».
Но лошадки были не карусельные, а самые что ни на есть настоящие, они фыркали, мотали гривами, обмахивались хвостами, а коричневый конёк даже периодически стучал передним копытцем, выпрашивая морковку у своих поводырей24. Бахтало и воронёнок затаились в кустах неподалёку. Цыган не спускал с лошадок заворожённых глаз: «Неет, они не игрушечные, а живые. Живые! Только маленькие ещё и какие-то шибко пухленькие, наверное, глупые человеческие девчонки слишком раскормили жеребят. Но, ничего, я вас, мои хорошие, буду холить да лелеять. Вы у меня будете самые здоровенькие, самые красивенькие».
Вскоре обе девушки привязав своих четвероногих питомцев к поручню лавки отошли купить мороженого. Пользуясь моментом, Бахтало подскочил к лошадкам и заурчал, заворковал на языке, понятном только конюшенным и их любимцам — лошадям.
Выяснилось, что это пара совершенно взрослых пони: коричневый жеребчик по имени Абрикос и его пепельная подруга Тучка. Живут они неподалёку за мостом в частной конюшне. Вместе с ними в их небольшом доме обитает ещё старая пони-бабушка Марселла и маленький пони-мальчик Атоша. Весь день Абрикос и Тучка работали, катая человеческих ребятишек по площади и вокруг фонтана, а вечером возвращались в стойло.
Абрикос рассказал, что у них никогда не было конюшенного, а приглядывает за ними их местный дворовой, однако делает это с большой неохотой.
— Неужели, мои золотые, никто не расчёсывает вам гривы, не чистит вам шёрстку, не гоняет мышей, не поёт красивые колыбельные гилы25 и не отпугивает бродячих духов зла и озорства? — с жаром поинтересовался Бахтало.
Парочка отрицательно помотала мордами и Бахтало закружился на каблуке от переполнившего его невыразимого счастья. Он приплясывал, подкидывал вверх свою чёрную шляпу, высоко подпрыгивал переворачиваясь в воздухе. Радости его не было предела. Конюшенный нежно оглаживал морды и гривы пони, которых полюбил всем сердцем и на всю жизнь. Словно молитву он самозабвенно бормотал:
— Милые, мои любимые, я никому никогда не дам вас в обиду. Вы моё счастье, вы моя жизнь!
От свалившейся на него удачи к Бахтало вернулись волшебные силы, и он без труда обернулся невидимым. Но перед этим цыган подошёл к воронёнку, удивлённо наблюдавшему из кустов сирени сцену милова́ния
