Настоящая англичанка - Элоиза Джеймс

Её рука задержалась над животом.

Эмма прищурилась. Неужели младшая сестра стала более пухленькой, чем обычно? Бетани поправилась, хотя никогда не притронется к десерту, поскольку пышные формы не в моде?

— Бетани! — воскликнула она, вскочив на ноги. — Дорогая, ты ждёшь ребёнка?

Сестрёнка залилась румянцем:

— Да, вероятно…

Однако даже в пятилетнем возрасте Бетани всегда проявляла пугающее упорство. Всего через несколько мгновений она заметила, что грядущее появление на свет ребёнка в точности является причиной, почему её сестра должна немедленно сочетаться браком.

— Ты мне нужна в Лондоне, — сказала она.

Эмма пристально посмотрела на неё. В голосе сестры звучал намёк на страх.

— Хорошо, — сказала она оживлённо. — Я приеду в Лондон и сама выберу себе мужа. Сомневаюсь, что на это уйдёт много времени. Какая жалость, Керр мне так подходил. Он оставил меня в покое, он хорош собой, и мне нравится то, что я читала из его выступлений в Парламенте. Он кажется разумным.

— Ты не можешь, — сказала Бетани, пожимая плечами. — После того, как он сказал такую вызывающую вещь о тебе.

— Ты имеешь в виду, что я слишком стара, чтобы выносить ребёнка? — поинтересовалась Эмма.

— Не так. Это было хуже! Не могу тебе сказать.

Эмма вперила в неё взгляд старшей сестры.

— Скажи мне.

— Он сказал, что не возьмёт тебя в жёны, пока у тебя не будет его ребёнка в животе и его кольца на пальце.

Воцарилась тишина.

— Мне не следовало тебе рассказывать, — печально добавила Бетани. — Не полагается обсуждать младенцев и животы с незамужними дамами.

— Не будь дурочкой, — рассеянно произнесла её сестра. — Кстати, миссис Моррисон в деревне родила на прошлой неделе.

— О, ты была там? Хорошенький ребёнок?

— В точности как его отец, только без бороды, но довольно милый, тем не менее. Конечно, я была там. Доктор Плаккет прибыл на полчаса позже, как обычно, и весь пропах джином. Ты серьёзно говоришь, что Керр сказал именно эту фразу, Бетани?

— Или около того.

Эмма засмеялась.

— Я говорила, что этот мужчина умён, не так ли? И начитан, кажется, тоже.

— Кого волнуют его мозги? Он был нестерпимо груб, говоря о тебе в такой манере.

— Этот человек процитировал Шекспира, — сказала Эмма. — Не помню точной цитаты, но это строчка из «Всё хорошо, что хорошо кончается». Совершенно омерзительный представитель мужской породы, граф Руссильонский объявляет, что не примет свою жену до тех пор, пока она не получит кольца с его пальца и его ребёнка в придачу.

— Мне никогда не нравился Шекспир. Пьесы слишком длинные и неизменно страшные.

— Не будь такой филистеркой [6], дорогая, — с удивлением ответила Эмма.

— Почему у тебя такой вид? — спросила Бетани.

— Я думаю… Тебе не кажется, что родители Керра посылали отцу кольцо на каком-то этапе переговоров?

— Переговоров? — повторила Бетани. — Ты имеешь в виду, когда тебе было пять лет?

— Именно так.

— Что же, могу сказать, что семья Джона никогда не посылала мне кольца. Единственное кольцо, которое я получила — то, которое он мне подарил, когда мы поженились.

— Мне кажется, был разговор о кольце, — проговорила Эмма, ломая голову над задачей. — Мне придётся выкопать отца из его кабинета и спросить у него.

— Какое это имеет значение? — спросила Бетани. — Ты можешь иметь кольцо, но у тебя всё равно нет ребёнка. И ты не можешь…

Она уловила выражение лица сестры.

— О, Эмма, ты не можешь…

— Он бросил мне вызов, — сказала Эмма с усмешкой, с дьявольской, озорной, смеющейся ухмылкой. — Он швырнул оземь перчатку, Бетани. Ты сама слышала!

— Нет, он не имел в виду…

— Ты говорила, я должна выйти замуж быстро.

— Но не…

— И ты говорила, что я должна ехать в Лондон и заставить его жениться на мне.

— Да, Эмма, но я не…

— Но, дорогая, я только следую высказанным тобой желаниям. Я поеду в Лондон и заставлю этого мужчину жениться на мне. Я поеду на своих условиях — или, скорее, на его. Где мой томик Шекспира?

Глава 4

22 марта 1817 года

Леди Дуотт мисс Лудэн, Сент-Олбанс, Хартфордшир

Дорогая Эмма,

Мы купили пони и ещё двух коней, приглянувшихся Дуотту. Я пишу, чтобы побудить тебя приехать в Лондон. Больше никто не говорит об опрометчивых замечаниях Керра, и Сезон в самом разгаре. У всех на устах единственная тема — маскарад лорда Кавендиша, который тот устраивает в Барлингтон-Хаусе. Дуотт и я будем наряжены Цезарем и его женой. Я так понимаю, что жена Цезаря была очень хороша собой, хотя я приказала, чтобы платье скрывало моё фигуру гораздо больше, чем, очевидно, было принято в те времена. По общим отзывам Рим холоднее в сравнении с Лондоном.

Знаю, что ты, скорее всего, остановишься у своей сестры, однако мы можем предложить тебе очень славную кобылу. У неё чувствительные губы и прекрасные голени. А также раздражительный нрав, увы, но я никогда не видела кобылы, с которой ты не могла бы совладать.

Твоя,

Графиня Бредельбейн никогда не придерживалась церемоний. Когда Гил вошёл в её дом в возрасте двенадцати лет, осиротевший, одеревеневший внешне и внутренне разбитый, она бросила на него взгляд и сказала: «Хвала Господу, что ты не слишком юн для игры в нарды. Я терпеть не могу детей». Таким образом, в то время как его младший брат Уолтер был водворён в детскую и предоставлен заботам няньки, Гил оказался сидящим за доской для игры в нарды и делящимся своим запасом анекдотов, из числа тех, что про обжору, про студентов и даже одним, где говорилось о священнике и молочнице. Графине понравились все, кроме анекдота о землеройке и овце. Её глаза вспыхнули, и она приказала ему избегать грубых слов, а затем рассказала непристойную шутку о джентльмене и шкатулке для драгоценностей его жены, из которой Гил не понял ни единого слова. Но он рассмеялся, и смеялся дальше, чувствуя себя вполне комфортно.

Почти двадцать лет спустя её волосы были так же черны, как и всегда, и глаза так же зорки, как в тот момент, когда он запутался в той шутке о землеройке. Она остановилась в дверях.

— Время пришло, Керр.

— Мне тоже приятно тебя видеть, — сказал он, пересекая комнату, чтобы поцеловать её в щёку.

— Я серьёзно, — ответила она, решительно уклоняясь от него и его поцелуя, чтобы сесть в своё любимое кресло с прямой спинкой возле окна. Её никогда не заботил тот факт, что солнце может своим светом резко подчеркнуть её морщины, она слишком любила смотреть, кто приходит в дом, чтобы волноваться из-за такой бессмыслицы.