Дневник жертвы - Клэр Кендал

– На экранах вы видите записи с камеры видеонаблюдения: обвиняемые у входа в квартиру мисс Локер.

Кларисса заставляла себя сосредоточиться, уговаривала сердце успокоиться. Она знает этот дом: он от нее в десяти минутах ходьбы. Перехвати ее Рэйф вчера чуть позже, они бы разговаривали как раз напротив.

Несмотря на дергающееся зернистое изображение, обвиняемых можно было узнать. Они слонялись у входа, бестолково суетясь, и поминутно заглядывали в стеклянную дверь, колотя в нее кулаками и дергая ручку.

Она представила, как Рэйф делает то же с ее дверью. Мисс Нортон – маленькая старушка с первого этажа – обязательно сообщила бы ему, что она об этом думает. Если бы он, конечно, посмел. В доме жили только Кларисса и мисс Нортон: квартира на втором этаже все время пустовала: купивший ее богатый австралиец почти не появлялся здесь – для него это была просто инвестиция.

– Очевидно, мисс Локер нет дома. К несчастью для нее, от мистера Доулмена и его друзей не так-то легко отделаться.

Как и от Рэйфа. Во рту стоял кислый привкус утреннего кофе.

– Они выследили добычу. Они загнали ее и схватили. Они заставили ее совершить эту кошмарную поездку в Лондон, а потом затащили в свое зловещее садистское логово.

Она в сотый раз представила, как идет в полицию и пишет заявление. И в сотый раз с мучительной ясностью осознала, к чему это приведет. Она сама его провоцировала – вот что они подумают.

Он скажет, что ей нравилось привлекать внимание. Что она сама явилась к нему на презентацию, потому что хотела с ним переспать. Что потом она пригласила его к себе домой. Наверняка можно найти записи с камер наблюдения, на которых видно, как они в тот вечер в обнимку поднимались на холм.

Она снова мысленно повторила предостережение брошюрок: «Если вы не совсем уверены в правдивости своих слов, ваше дело может рассыпаться, и доверие к вам будет подорвано». Она-то уверена. Но что такое ее слова против его слов?

Вдруг вспомнилось то, о чем обычно она старалась не вспоминать: как незнакомая девочка на набережной ударила ее под дых, сбила с ног и, выхватив сумку, бросилась бежать. Клариссе было пятнадцать. Они с Ровеной возвращались домой из школы. Все произошло так быстро, что она ничего не успела сделать. Только хватала ртом воздух, а Ровена сидела рядом и обнимала ее.

Родители убедили ее написать заявление. Отвезли в полицейский участок, однако кислая инспекторша явно решила, что речь идет об обычных школьных разборках, не заслуживающих того, чтобы тратить на них драгоценное время. Она все спрашивала, чем Кларисса могла спровоцировать этот инцидент. Может, она вызывающе вела себя? Хвасталась ценными вещами перед девочкой, которой меньше повезло в жизни? Увела у нее парня? Кларисса вышла оттуда с малиновыми щеками – лицо у нее горело. Она чувствовала себя преступницей.

«Вспышка беспричинной агрессии», – говорила Ровена, держа ее руки в своих после того, как все закончилось. Но Кларисса так не думала. Вероятно, в ней самой нечто особенное… нечто такое, что привлекло к ней внимание той девочки. И Рэйфа тоже. Уж он-то точно ничего не делает без причины.

Заболели глаза, и она с силой зажмурила их на секунду. Сидевший перед ней высокий мужчина ужасно мешал ей; его рост был не меньше шести футов, и ей постоянно приходилось вытягивать шею, чтобы поверх его коричневого ежика увидеть лицо мистера Мордена. Плечи у нее совершенно одеревенели; и вчера было то же самое. Через семь недель ей понадобится мануальщик.

Мужчина поднялся и коротко кивнул ей, показывая, что пропускает вперед. Его уверенная поза притягивала взгляд: ноги на ширине плеч, ступни идеально параллельны, пятки словно вдавлены в пол, руки сложены на груди. Кларисса никогда не видела такого сочетания выправки и непринужденности.

Бурные выражения признательности в зале суда были неуместны; а вот оказывать друг другу мелкие знаки внимания ей представлялось очень важным. Она легонько кивнула ему и с вежливой полуулыбкой прошла вперед, отвечая таким образом на его демонстративную учтивость.

3 февраля, вторник, 18:00

Это не могло длиться вечно. Я знала, что не могло. Удивительно уже то, что благодаря моей фиктивной болезни я на целый день освободилась из-под твоего надзора. Тридцать четыре часа. Самая длинная передышка за последние недели.

Ты скажешь, что это любовное послание. Я назову его письмом ненависти. Чем бы оно ни было, сейчас оно лежит у меня на полке в невинном коричневом конверте. Мисс Нортон заботливо отложила его для меня.

«Ни один мужчина не пойдет ради тебя на то, на что готов я. Ни один не будет любить тебя так, как я».

Впервые хочется, чтобы это было правдой.

4 февраля, среда, 8:00

Открываю входную дверь. Ты стоишь так близко, что я тут же чувствую запах твоего мыла и шампуня. Ты пахнешь чистотой и свежестью. Лавандой, яблоком и бергамотом. Лучше бы этим пах не ты.

– Тебе уже лучше, Кларисса?

Ты не понимаешь, что такое честная игра. Ты не заслуживаешь, чтобы с тобой говорили честно и открыто. Но сегодня я сделаю это – в последний раз, прежде чем навсегда перестану с тобой разговаривать. Сегодня все будет не так, как в понедельник.

Я разговариваю спокойным и доброжелательным тоном. Ничего общего с тем, первым, разом.

– Я не хочу, чтобы ты был рядом. Не хочу тебя видеть, не хочу тебя знать. Больше никаких писем, звонков или подарков. Никаких визитов. Я запрещаю тебе приходить сюда.

Моя речь великолепна. Я репетировала очень тщательно. Не взглянув в твою сторону, быстро прохожу мимо: ты и без того слишком отчетливо стоишь у меня перед глазами. Я могу по памяти составить твой словесный портрет.

Рост шесть футов. Телосложение крепкое. Живот был когда-то плоским, а теперь перестал – видимо, ты начал пить. И бедра тоже раздались за последний месяц. Лицо с ничем не примечательным носом расплылось и припухло, потеряв свои первоначальные очертания.

А вообще ты весь какой-то бледный и бесцветный. У тебя бесцветная душа, бесцветные мысли и бесцветное тело. Твоя бледная кожа легко вспыхивает, моментально переходя от белого к малиновому. Волосы прямые, короткие, для мужчины слишком мягкие и шелковистые. Еще не поредели. Брови бледные, песочные; глаза маленькие, мутные, водянисто-голубые. Губы тонкие. Бесцветные.

Ты берешь меня за локоть. Стряхиваю твою руку и продолжаю идти по дорожке к приехавшему за мной такси.

– Я хотел узнать, как ты, – произносишь ты как ни в чем не бывало. – Твой телефон все время выключен. Я очень беспокоюсь, когда не могу с тобой связаться.

Розовые кусты мисс Нортон совсем облетели. Из-за тебя мне кажется, что я прохожу мимо них слишком долго. Наверно, это не так: я уже около машины.

Открываю заднюю дверцу и залезаю внутрь. Ты успеваешь схватиться за нее прежде, чем я ее захлопываю.

– Подвинься, Кларисса. Я еду с тобой.

Твоя голова и плечи уже внутри. Ты стоишь, изогнувшись, и дышишь на меня зубной пастой. Слишком много мяты; наверно, был еще и ополаскиватель. Несмотря на все старания, от моего спокойствия не осталось и следа.

– Он не со мной! Я не хочу, чтобы он садился в машину! – кричу я водителю, с которым ехала вчера утром.

– А ну, отстань от нее! Убирайся на хрен из моей машины, или я вызову полицию!

Моя мама постоянно говорит, что таксисты считают своим долгом защищать пассажиров: они знают, почему женщины готовы платить за такси. В ее представлении таксист – это обязательно высокий и крепкий мужчина, этакий герой-спаситель.

Мама часто оказывается права. С водителем мне действительно повезло. Правда, это женщина. Немолодая и невысокая, но решительная, твердая и бесстрашная на вид. Жесткие седые волосы, прекрасная стрижка. Я уверена, что ей и в голову не приходит их красить. Одета она в джинсы и оранжевый свитер из пушистой шерсти. Сейчас она совсем не похожа на ту милую, общительную женщину, которая вчера успела покорить меня за те несколько минут, что мы ехали до станции. Она открывает дверцу, всем своим видом показывая, что готова перейти от слов к делу.

Твоя голова и плечи выныривают наружу. Я захлопываю дверцу, водитель захлопывает свою, но ты не отходишь от машины и стучишь по крыше кулаком:

– Кларисса, за что ты со мной так?

Опустив стекло передней пассажирской двери, женщина что-то угрожающе кричит тебе, и мы трогаемся.

– Кларисса! Кларисса! Я этого не заслуживаю, Кларисса!

Я по-прежнему на тебя не смотрю. Я хочу сделать все как надо. Как написано в брошюрках. Боковым зрением я вижу, что ты бежишь за нами до самого поворота, натыкаясь на все встречные деревья и фонари. Я слышу, как ты выкрикиваешь мое имя. Таксистка вполголоса ругает тебя больным на всю голову уродом. Я приношу извинения за беспокойство, а она – за свой язык, и мы убеждаем друг друга, что здесь не за что извиняться, хотя нам обеим ясно, что это просто дань вежливости. Благодарю ее за помощь.