Три мира Ксении Белкиной. Часть 2. Домина - Плен Александра

В доме Табиты и Ионы не было ни одной книги, только какие-то таблички с молитвами. Они висели на стенах вместо картин. Каждый вечер после захода солнца семья становилась на колени и по часовому кругу читала с них молитвы. Точнее, читал Иона, а остальные повторяли.

В правом «моем» мире Горцев с командой закончили меня искать. Несколько дней в пансионате шныряла туда-сюда толпа ищеек с собаками. Не знаю, к каким выводам они пришли, – исчезла-то я из запертой комнаты, – но лицо Горцева с каждым днем становилось все мрачнее.

Глава 5

Храм был прекрасным и величественным. Возвышался над полями и лесами, как невиданное волшебное чудо. Огромный, высокий, белоснежный. При взгляде на это творение замирало сердце. На это и был, видимо, сделан расчет. Даже странно, как при таком слабом развитии технологий люди умудрились создать подобную красоту. Как я поняла еще раньше, все поселения строили вокруг Храма кольцом. Вроде как тот давал свою благодать, силу, дары всем, кто жил рядом. В речи Табиты промелькнуло, что в каждом Храме есть какой-то священный градалис, исцеляющий от любых болезней и выполняющий желания. Я смутно понимала, о чем она говорит, грааль, что ли? Прикоснуться к нему разрешали не всякому. Это стоило огромных, просто немыслимых денег. Некоторые просящие, например, родители умирающего ребенка, отдавали за исцеление все свое имущество и попадали в вечную кабалу к Храму, становясь буквально рабами на всю жизнь.

Каяться отправилась одна. Табита осталась сидеть с детьми, Иона проводил меня до главного входа, проинструктировал и вернулся на работу – копать храмовый пруд.

Мне предстояло преподнести дары, которые дала Табита, и помолиться перед статуей Бога. Неудивительно, что Храм такой роскошный и жрецы живут припеваючи, если за убийство насекомого нужно принести две буханки хлеба, головку сыра, крынку сливок и десяток медных монеток в придачу. Мне было ужасно стыдно, ведь семье, что меня приютила, за мою оплошность пришлось потратиться.

Внутри было еще краше. Мрамор, позолота, хрусталь, огромные окна и барельефы – все было создано для того, чтобы простые люди, попавшие сюда впервые, упали на колени от потрясения. Точнее, от контраста между их домами и «домами» священников. Гигантский арочный зал с колоннами и куполом над головой угнетал. Делал из человека букашку, наглядно демонстрируя превосходство над смертными. Войдя в Храм, я инстинктивно вжала голову в плечи, а потом выпрямилась и внимательно осмотрелась.

По кругу купола бежала нить, похожая на люминесцентную. Она же обводила контуры дверей и окон. Узконаправленные прожекторы освещали фрески и роспись на стенах. А в центре было что-то вроде 3D лазерной установки, проецирующей огромную статую Бога, парящую в высоте. И музыка. Тихая, нежная, льющаяся из маленьких плоских колонок, замаскированных под фрески.

Разрыв шаблона! Внутри храма был как минимум конец двадцатого века, тогда как снаружи царил девятнадцатый.

Справа подошел молодой человек в рясе. Худощавый, безбородый, совсем юный, на вид семнадцать – восемнадцать максимум. Он что-то быстро сказал. Я ничего не разобрала, но логичным было бы предположить, что он поинтересовался, зачем я здесь.

– Пришла покаяться за убийство мухи, – четко отбарабанила фразу. Утром Табита заставила меня заучить несколько ходовых. Одной из них была эта.

Протянула узелок с продуктами и вытащила из кармана десять монет. Священник бросил на меня странный взгляд, кивнул с задержкой, произнес что-то типа «иди» или «идем», я еще плохо разбиралась в склонениях, и направил в комнату для подношений. Я положила котомку на стол, а серебро ссыпала в красивый кувшин с широким горлом, на дне которого заметила блеск монет. Вроде все правильно сделала.

Священник внимательно следил за каждым моим движением, явно что-то подозревая. Или моя внешность роль сыграла, или чудовищный акцент, когда я говорила, а может, ни грамма понимания в глазах, когда говорил он.

Мы вошли в соседнюю дверь. Сначала я думала, что за ней кабинка для исповеди, но нет – парень привел меня в полноценную комнату, таких комнат было много, вдоль правой стены я насчитала около десяти сияющих дверей. В центре стояла статуя, предполагаю, Иисуса, так как присутствовал и крест, и «бедняцкая» тога, в которую он был одет, и посох, и характерные «еврейские» черты – длинный тонкий нос, узкое вытянутое лицо, красивые миндалевидные глаза.

Табита заверила, что разговаривать и просить прощения я буду наедине с Богом, поэтому бояться нечего: покаешься своими словами на любом языке – и все, Он услышит. Но любопытный священник не ушел. После того, как я опустилась на колени, встал сзади у выхода и принялся сверлить мою спину пристальным взглядом. И что теперь делать? Можно, конечно, молиться шепотом или вообще про себя, что я и сделала.

– Кто вы? – медленно выговаривая слова, произнес он после того, как я «закончила». – Откуда прибыли в Таргум?

Я молча поднялась и развернулась лицом к юноше, мысленно прикидывая, что сказать, выстраивая в уме фразу из более-менее знакомых слов. А он, оказывается, умный и смышленый. Сразу понял, что я нездешняя. Вдруг глаза церковника изумленно расширились.

– Вы повернулись к Богу спиной?!

Вот это попадалово. Я покосилась на статую, пожала плечами и прошептала виновато в сторону:

– Извините… – Непонятно, кому нужны мои извинения – Богу или его служителю.

– Идите за мной, – парень поклонился в сторону статуи, спиной вышел через дверь и замер, ожидая меня в проеме.

Делать было нечего. Ну не убьют же меня, в самом деле? Не помню, чтобы Табита предупреждала о таком, но, если честно, бесконечные вечерние и утренние наставления утомили, уж слишком их было много. У меня сложилось впечатление, что правил и регламентов в этом мире больше, чем звезд на небе. Неудивительно, что какие-то из них прошли мимо меня.

Утром я еще раз заскочила на пруд проверить бревно, на котором мы сидели с Николаем Ильичом в предпоследний день. Увидев маленькую записку, приколотую булавкой к коре, с надписью «я все сделаю», запрыгала от счастья. Профессор понял, куда я ушла. Одной проблемой меньше.

Священник молча вел длинными запутанными коридорами, иногда коротко оборачиваясь, проверяя, иду ли я за ним. Я тоже молчала. Во-первых, лишний раз открывать рот – себе дороже. Что путного я могла сказать, имея в собственном словаре около тысячи слов? Во-вторых, меня явно вели к вышестоящему руководству, так как коридоры, по которым мы шли, были отделаны деревянными панелями, фресками и мраморными барельефами. Уж точно не похоже на тюремные казематы.

Ждать левита – так его назвал мой спутник – нам пришлось около двух часов. Час в каком-то пустом, холодном каменном мешке без окон и мебели, следующий час непосредственно у двери кабинета. И все это время мы стояли. Вокруг не было ни стульев, ни диванов, ни кресел, ни даже малюсенькой лавочки. Сначала я рассматривала коридор, потом молодого священника, который тоже бросал на меня украдкой любопытные взгляды, а в конце уже просто закрыла глаза, прислонилась к камню и старалась не опуститься на пол, так как ноги дрожали от усталости.

Вдруг дверь кабинета открылась, и из него вышла Табита. В ее глазах дрожали слезы. Она бросила на меня виноватый взгляд и быстро посеменила прочь. От потрясения у меня открылось второе дыхание, я взбодрилась и выпрямила спину. Быстро сориентировались, церковники. Но как? Парень не отходил от меня даже на минуту, только во время «молитвы» я стояла некоторое время спиной и не видела, где он и что делает. Неужели у них есть мобильные телефоны или пейджеры?

– Заходите, – громкий, хорошо поставленный голос прозвучал из глубины. Говорил словно оперный певец. Священник склонил голову, давая мне возможность пройти первой.

Кабинет выглядел так, как бы выглядел кабинет какого-нибудь важного человека в моем мире. Добротная деревянная мебель, в шкафу книги в толстых переплетах, в углу странное приспособление, типа кулера и кофеварки в одном флаконе. И да – электрическое освещение. На столе стояла красивая изогнутая лампа зеленого цвета. Также я заметила непонятную аппаратуру с кнопками. Коммутатор, пишущая машинка или аналог компьютера?