Весло невесты. Побег второй, провинциальный. «Уйти, чтобы…» - Лина Дорош

– Спасибо.

Всё-таки иногда очень хорошо, если не решаешься что-то сделать или сказать. Хотя все говорят о пользе решительности. Для здоровья в целом и для пищеварения в частности. Шутка. Про пищеварение, конечно.

Итак, город Шмелев – цель наша. «Мохнатый шмел на душистый хмел» – так сказать, так сказать. Не споет эту песню грузинский мальчик. Точнее, я не услышу ее в его исполнении, потому что у нас – Шмелев. Целый день в пути: что будем читать? Деловая пресса – ноу, найн, нихт. Тогда что? А не спросить ли нам совета у профессионала? И мы с зонтом перешли к следующему окошку.

– Доброе утро, скажите, пожалуйста, что хорошо читается в поезде? – я надела улыбку, но уже поскромнее.

Женщина лет пятидесяти в очках, надежно прячущих глаза, тоже скромно улыбнулась.

– Странно, что спрашиваете, – голос у нее был тихий и интеллигентный.

– Почему? – мои брови сделали «домик».

– Потому что у науки нет ответов на интересующие Вас вопросы! – продавец журналов развела руками.

– Вы меня заинтриговали, честное слово. А у жизни есть?

– Вы меня тоже удивили, – женщина с доброй улыбкой пережила шок, что к ней обратились с вопросом не о цене, и задумалась, подняла глаза к потолку. Тоже сложила брови домиком. Под крышей родилась мысль, и она ею поделилась: – Возьмите то, что Вы любите читать, и что-нибудь, что обычно не читаете. Тогда приятные моменты будут Вам обеспечены в любом случае. И, возможно, даже приятные открытия.

– Неожиданно! Спасибо за совет. Тогда мне VOGUE, ESQUIRE и какие-нибудь кроссворды.

– В разгадывании кроссвордов есть своя прелесть, вот увидите!

– А Вы уверены, что именно кроссворды – экспериментальная часть покупки?

Улыбка стала мне ответом.

– Спасибо.

– Счастливого пути!

В соседнем киоске купила шоколадных конфет и батончиков. Уже пошла было на перрон, но вернулась к газетному киоску. Протянула чудесной моей собеседнице шоколадку.

– Это Вам, еще раз спасибо за мудрый совет, – так приятно, когда делаешь спонтанно то, что показалось сейчас важным. – Хорошая, с миндалем.

– Что Вы! Ни к чему это! – чудесная продавщица прессы подняла руки, будто решила сдаваться.

– К чему, поверьте, – я положила шоколадку как можно ближе к ней, потому что было ясно: она хоть и сдается, но прямо сейчас ничего не возьмет из моих рук.

– Спасибо, и храни Вас Бог, – она опустила руки, но еще не взяла шоколадку. Интеллигентный человек отказывается до последнего и, даже оставшись наедине с собой, продолжает мучаться трудным для себя выбором. А не слишком интеллигентствующий прохожий забирает шоколадку, или занимает место в транспорте, или делает что-нибудь еще, спасая интеллигента от муки выбирать. Поэтому я положила шоколадку дальше от рук проходящих мимо, чтобы больше шансов было у миндаля быть съеденным на пользу тонких структур интеллигентного мозга, а не просто вместо сахара.

Вторая попытка дойти до перрона. Опять остановка. Увидела перед собой иконы. Маленькие и большие. Много. Тут же в голове повторилась фраза «Храни Вас Бог!». И я опять не вышла из здания вокзала, а принялась внимательно изучать предложение церковной лавки.

– Скажите, а что это за кулон? – я показала на небольшой медальон, один из многих, издалека не отличимых друг от друга.

– Это ангел-хранитель, – женщина в платке, еще более кроткая, чем те, что ходят в парандже, отвечала, не глядя на то, что я ей там показывала.

Хотелось пошутить, как-то вроде: «Прямо настоящий?». Но удалось задать вопрос более дурацкий:

– Серебро? – разницы особой – серебро или нет – не было, но надо о чем-то поговорить, пока я решу: можно ли купить ангела-хранителя.

– Серебро, конечно, – женщина пыталась говорить со мной на моем же языке, как она себе его представляла, и сохранять доброжелательность.

Сознание выхватило слово «конечно», и решение было принято.

– Вот кто мне сейчас нужнее всего. Будьте добры кулон и … – глаза скользили по витрине с цепочками.

– Цепочку? – женщина в платке уже протянула мне кулон и подставку с цепочками.

– Да, именно – браслет.

Глава 2. Разведка боем

Шмелев – городок небольшой. Его размеры мне охарактеризовали так: «За сорок минут можно от края до края пройти». Здесь очень хорошо заметна граница: где город еще есть, а где его уже нет. Понять, когда заканчивается Москва или Питер, бывает очень сложно. Только указатели помогают сориентироваться, что ты за пределами столиц. Здесь всё просто: там, где города уже нет, его нет совсем. Поле какое-то. Потом виден лес. А потом, сильно дальше, на холме или за рекой, или еще дальше – маленькие домики с трубами. И окошки в них горят, как в старой песне: «Бьется в тесной печурке огонь. Пам-пам-пам. За окошком снега да снега. Пам-пам-пам. До тебя мне дойти нелегко…» Дальше в песне что-то про нежизнь, но я настолько эгоистична, по крайней мере сейчас, что как Джульетта не смогу. Жизнь для меня гораздо больше любви. Больше любви Джульетты и Ромео. Больше меня самой – во что верится пока с трудом. Вот так я чувствовала себя по приезде в город с четкими границами.

Кафешек оказалось мало. Еще одно удивительное наблюдение. Так мало, что совсем нет. В эту пору поесть – мы о вечере не самом позднем – только в ресторане. Меня пустили. В ресторан. В джинсах и кепке. И темных очках. Интересно, женщину во мне хоть заметили? Чтобы не расстраиваться, уточнять ни у кого не стала. Стала осматриваться и думать. В непривычных обстоятельствах начало и течение мыслительного процесса ощущается физически.

Очень похоже, что меня приняли за чужую, за приезжую. Вопрос: «Что не так?» Надо просто посмотреть вокруг… Ясно. Здесь женщины в это время года и в эту пору суток не носят таких волос, таких сумок, весь этот мой европейский «кэжуал» – здесь вообще ТАК не носят… никогда. Конечно, чтобы это понять, вовсе не обязательно было переться в ресторан. Даже лучше было бы этого избежать, потому что в Шмелеве в ресторан ходят нарядными. В столице в ресторан об эту пору надевают вечерние платья, а здесь надевают что-то невыносимо нарядное. В первый вечер эта разница видна очень. Если вы не понимаете, чем нарядное отличается от вечернего, то вы – счастливый человек. И не надо вам ничего узнавать об их различиях. Живете вы в столице или провинции – тоже не важно. Одинаково вам не надо об этом знать, потому что вы – одинаково счастливы. И не улучшайте конструкцию, как говорят.

Но! Всё-таки, про ресторан. В столице люди забыли, что бывают рестораны без рестораторов. Это хорошая форма амнезии, если амнезия бывает хорошей. В провинции можно изучать особенности ресторанного дела в России в период с после НЭПа и до перестройки. С научной точки зрения, можно собрать информацию бесценную. С житейской – особой приятности не найти, да и пользы, откровенно говоря, тоже.

В любом городе России, еще с советских времен есть ресторан. Есть статус города – есть ресторан. Насколько населенный пункт на самом деле город – не важно. Если наткнулись на ресторан, то можно с уверенностью говорить, что попали в город.

Кафешки я не нашла, но увидела вывеску со знакомым до боли словом «Ресторан». Поскольку он был единственный отдельно стоящий – не при вокзале и не при доме культуры – то лучше всего его позиционировало не имя, а назначение – ресторан. Над названием никто не задумывался. Зачем? «Ресторан» – само по себе имя собственное для шмелевцев. Это в столице всякие «Обломовы», а в Шмелеве всё строго, гордо и по делу – «Ресторан».

Интерьер зала концепта в себе не содержал. Он, как и название, отражал предназначение: столики со стульями, барная стойка с барными стульями, эстрада для музыкантов, арка на кухню и место для танцев. На столах были скатерти, наборы «соль-перец-салфетки» и пустые вазочки для цветов. И, конечно, между столиками чинно ходили официанты: молодой человек и две девушки. Девушки еще как-то иногда улыбались, а молодой человек играл неподдающегося. Он понимал, что является украшением и гордостью заведения, а потому старался не забывать о своем высоком предназначении и нести себя среди этих скатертей и пустых вазочек достойно, с высоко поднятой головой и серьезным выражением лица, чтобы клиенты не расслаблялись. Иногда он смотрел на себя в зеркало, оценивал: достаточно ли серьезно выражение его лица, – оставался доволен или добавлял серьезности. Делал он это не зря: ему всегда оставляли хорошие чаевые, в отличие от девушек. Девчонки тоже пытались время от времени серьезничать, но на их чаевых это сказывалось в сторону уменьшения, поэтому от экспериментов они отказались и ближе к счету начинали интенсивно улыбаться клиентам. Они всё время играли в одну и ту же игру: угадай, кто будет платить. Новенькие всегда проигрывали, а наработав стаж пару-тройку месяцев, начинали выигрывать. Просто все клиенты к этому моменту были изучены, как таблица умножения, равно как и даты активного отдыха шмелевцев в ресторане. Поэтому счет без наводящих вопросов приносили тому, кому надо, и получали свои законные чаевые. Не за улыбки, как думали они, а за понятливость, как объясняли своим дамам платежеспособные клиенты.