Жребий No 241 - Михаил Кураев

Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР

Отдел Актов Гражданского Состояния

УНКВД по Лен. обл. Бюро АГС Куйбышевского р-на

ШМИТЦ Эмилия-Берта Францевна

умерла 15 декабря тысяча девятьсот сорок первого года,

о чем в книге записей гражданского состояния о смерти 1941 18 декабря месяца произведена соответствующая запись.

Место смерти: Ленинград Куйбышевский р-н, пр. 25 Октября, д. 41.

Возраст и причина смерти: 74 года, старческая дряхлость. Зав. бюро

ЗАГС /закорючка/ Делопроизводитель /закорючка/

Если тетя Берта родилась в Белостоке в 1862 году, о чем Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР был великолепно информирован, так и в графе «возраст» надо было поставить цифру, хоть чуть-чуть подумав. Иное дело «причина смерти», о голоде даже в официальных документах предпочитали врать. Что же касается «дряхлости», то жила тетя Берта одна и на восьмидесятом году жизни прекрасно держала весь свой житейский обиход в своих не боявшихся труда руках.

Однако, странное дело, дед так подробно пишет о Челябинске, будто осмотр богоугодных заведений и есть главная цель его путешествия, именно путешествия. Подробно о попутчиках, весьма подробно о чувствах к бабушке, и ни слова о войне. Цензура? Да не свирепствовала она в те времена. Воевали широко, открыто, важные боевые операции, конный рейд, например, десятитысячного отряда генерала Мищенко загодя обсуждали китайские мальчики, торговавшие водой на станциях Гирин и Мукден. Власти знали или догадывались, что японцы черпали информацию из более надежных источников, чем письма полкового врача к своей невесте и потому смотрели на них сквозь пальцы.

Мчится, несется дед на войну!

Вот уже открытка из Омска, на открытке неправдоподобной длины мост через Иртыш, кажется, что он упирается не в другой берег, а непосредственно в горизонт.

г. ОМСК. Февраль 13. 1904.

Шлю свой сердечный привет, моя дорогая, из Омска! Путешествую благополучно. Скверное путешествие предстоит после Иркутска, т. к. поезда там ходят очень неправильно и, говорят, вагонов прямо не хватает. Ну да увидим!

Будь здорова, милая Кароля!

Целую тебя, твой Н. Кураев.

В этот день первым делом с утра государь принял вновь назначенного министра финансов Коковцева. Правильно, начав войну надо посчитать деньги. Это Англия, как добрый дядя, взяла сорок процентов военных расходов Японии на себя, у русского царя родни на европейских престолах полным-полно, а такого доброго дяди нет. Это первый доклад Коковцева в новом ранге. До этого влиятельнейший пост министра финансов занимал Сергей Юльевич Витте, еще не граф, но уже сделавший на этом посту много полезного для отечества. Авторитет и влияние Витте так возросли, что превысили, по мнению царя, и его советчиков допустимый уровень.

Дневник императора.

13-го февраля. Пятница.

Утром был первый доклад Коковцева. Опоздал на четверть часа к обедне. Завтракал Соловей (деж.). Принял еще Григория Григорьевча. Гулял при хорошем морозе.

В 4 1/2 отправились вдвоем в крепость и к Спасителю. Пили чай при дневном свете. В 7 час. поехали в Аничков. Вернувшись в Зимний пошел в глав. караул, кот. занимало Николаевское Инжен. училище.

В 10 ч. исповедывались. Янышев пил с нами чай.

Вечером получили грустную весть о кончине младшего сына Генриха и Ирен в Киле.

Легко понять искреннюю и глубокую грусть русского царя, Ирен родная сестра государыни Александры Федоровны, а Генрих — родной брат императора Вильгельма II, а Вильгельм II двоюродный брат Александры Федоровны.

Иного рода печаль, и тоже связанную с Германией, в это же время изливал С. Ю. Витте в письме своему другу Сергею Дмитриевичу Шереметеву: «…не следует забывать, что мы пролили много крови и потеряли много денег, дабы сколотить Германскую Империю без особой для себя выгоды. Уверен, что и теперь мы за любезности Германского Императора и дружбу заплатим большой счет, но иначе и быть не может. Я почитаю, что Германия во многом виновата, что направила все наши силы и помыслы на Дальний Восток… Я уверен, что не один Германский Император не без удовольствия потирает руки. Конечно, из всего происходящего выиграет более всех Германия».

За родственные любезности приходится расплачиваться войнами, великим множеством жизней своих подданных. Так и представляешь себе, как между ладонями пожимающих друг другу руки царей, расплющиваются полки, истекают кровью роты и эскадроны…

Или они этого не видят?

Не понимают?

Идут пить чай, к причастию… на теннисный корт.

Вскоре за началом войны наступил Великий Пост. Исполнение связанных с Постом обрядов займет в Дневнике царя почти такое же место как сведения о делах военных и государственных. Посту и Пасхе, натурально, отдаст должное и православный дед.

Дневник императора.

14-го февраля. Суббота.

В 9 час. поехали в Аничков к обедне и приобщились Св. Христовых Тайн. Какое утешение в настоящее серьезное время. Вернулись домой в 11 1/4.

Простился с полк. Абациевым и двумя урядниками Конвоя, отправляющимися завтра в Манчжурию. Мороз стоял порядочный. Завтракал Орлов (деж.). Принял ген. Фуллона — нового градоначальника и Сахарова с докладом. Были в Аничкове у всенощной и обедали с Мама.

Вечер провели дома.

Ах, Канавин, Канавин, не следовало бы тебя поминать, да вот приходится! Иначе трудно понять и объяснить такое нагромождение ужасов в письме деда, еще не доехавшего и до Иркутска. Не имея от бабушки никаких сведений и даже с трудом предполагая, когда можно будет от своей возлюбленной получить хотя бы строчку, он напоминает ей, что путешествие его отнюдь не прогулка в «купэ» 1-го класса. Вынужденный досуг и непрестанные мысли о предмете своей сердечной заботы, быть может, заставили его, скорее всего, невольно, прибегнуть к средству… испытанному Афанасием Ивановичем в деле привлечения к себе повышенного сочувствия со стороны Пульхерии Ивановны.

Февраль, 17 число. 1904.

Дорогая голубка Кароля!

Наконец-то мы подъезжаем к Иркутску: остается ехать день и половину ночи. Путешествовать уже недалеко, а между тем от Иркутска только начнется самая неприятная и неудобная часть путешествия. Спина моя продолжает болеть, и хотя я этим не безпокоюсь, все же неприятны эти боли, мешающие спать. В Иркутске надеюсь купить нужного лекарства. В общем же, все идет пока благополучно. Поговаривают, что в Забайкалье свирепствует эпидемия оспы, так что, я, если успею, привью себе оспу.

Каких-нибудь новых известий с театра войны мы не получаем, знаем же из телеграмм только то, что знаете и вы.

Как ты живешь и чувствуешь себя, моя дорогая деточка? Как твое здоровье? Если бы ты знала, как обидно и досадно, что я не могу получить от тебя никакой весточки. Ну да надеюсь, что Бог хранит тебя, и ты в добром здоровье и благополучии. Как-то здоровье Греты? Передай от меня ей и ее супругу мой привет и мои лучшие пожелания.

В Павловское дяде я послал несколько открыток и думаю и сегодня отправить. Не забудь, когда получишь фотографические карточки, послать одну в Павловское, одну Анюте, другую дяде. Конечно, все это сделай только в том случае, если карточка будет удачна. Карточки же, где мы вдвоем, пожалуйста, не давай никому, кроме Греты.

Ну что еще сообщить тебе, моя дорогая?

Дорога и местность, где мы теперь путешествуем, ничего особенно красивого не представляет. По обеим сторонам полотна ж.д. тянется лес на протяжении 500 верст. Вот после Иркутска, в Забайкалье, говорят, будет очень красивая местность, не хуже Урала. Через Байкал будем переезжать на лошадях. Ходят слухи, что пробный паровоз, пущенный через Байкал по рельсам, положенным по льду, провалился под лед. Не ручаюсь за достоверность этого слуха, но будто бы это так, и сообщили об этом пассажиры одного встречного поезда, ехавшие из Порт-Артура. Ничего в этом мудреного нет, т. к. в конце февраля почти всегда на Байкале образуются громадные трещины, т. ч. езда по нему вообще опасна — это известно.

Ну, милая моя, дорогая голубка, пока, до следующего письма!

Если будет время, напишу из Иркутска и сообщу, что там узнаю. Крепко, крепко целую тебя, мой ангел, и жму твою руку! Сердечное, большое спасибо тебе за все твои заботы обо мне!

Весь твой Н. Кураев.

Погода здесь стоит все время теплая; больше 10о мороза еще не было, а сегодня, например, так только 3о — совсем на Сибирь не похоже! Ну, еще раз до свидания! Снова и снова целую тебя!