Год Дракона - Андрей Грязнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Том изначально подумал, что Давид увлекся, но продолжая слушать, понял, что это не спонтанные высказывания, а результат долгих раздумий.
— Мне важно каким роботизированным телом будет управлять мой мозг, пока пересадку головы не поставят на поток или мне не предложат клонированное тело, — эмоционально продолжал Давид. — Я не хочу быть только лабораторной мышью для ваших исследований, хотя и признаю их важность. Надо вовлекать парализованных людей в социальные сети и не для обсуждения болезней, а в мыслях о будущем человечества. Кто, если не они могут рассказать о трансформации чистого разума? Понятно, фильтровать надо, а то мы наговорим! Ха-ха — засмеялся Давид и обратился к Лауре, — если такие сети есть, сбрось ссылку, если нет — пора создавать! Я участвую в финансировании.
После встречи, выйдя из дома, Том и Лаура обменялись взглядами.
— Давид — волевой человек. Он ведет ночной Telegram-канал для тех, кто страдает БАС, как и он. Его банк рассматривает возможность сотрудничества с нашим фондом. Вот контакты его помощника. Подумай, можете ли вы чем помочь ему. Давид одержим идеей управления инвалидной коляской силой мысли и готов участвовать в испытаниях нейрочипов, — произнесла Лаура, после чего предложила прогуляться по набережной и зайти в кафе.
Был конец апреля. Прогуливаясь вдоль Женевского озера, среди экзотических растений и ярких цветов, Том и Лаура обсуждали тонкую грань между жизнью и смертью. Заботы дня растворялись в туманной дымке над водой, открывая путь к романтическому восприятию красоты.
Том, поймав взгляд Лауры, улыбнулся, сказав:
— Твои глаза напоминают мне стихи Киплинга — "Серые глаза — туман…"
— Но, кажется, там не упоминались зелёные глаза, цвет лета, — сказала Лаура, поддержав диалог, и с блеском игривого вызова, танцующего в ее глазах, предложила:
— Может быть тебе на мгновение стать поэтом, чтобы исправить эту оплошность?
Вдохновленный ее нежной провокацией, Том взял Лауру за руку и, вглядываясь в зеленую глубину ее глаз, в которой, как в заколдованном зеркале, хранилось его собственное отражение, произнес на одном дыхании, с импровизированным пылом:
А зеленые глаза —
изумрудные глубины.
Кровь малины на губах,
горький вкус лесной калины.
Тень деревьев, шепот трав,
звуки страстные прощаний.
Облака в твоих глазах,
Вздох несбытных обещаний.
— Love like ours can never die! — закончила Лаура словами Киплинга без тени иронии — Любовь, как наша, не может умереть!.
Узнав, что Лаура приехала в Монтрё вчера на поезде и остановилась у подруги, Том предложил отвезти её в Женеву. С этого вечера начался их роман.
Взглянув в иллюминатор, Том заметил, как самолет начал снижение.
Не любовный треугольник
Хмурое утро Цюриха встретило мелким дождём. Том заметил в зале прилёта джентльмена с табличкой, где было написано его имя и название отеля. Он угадал почерк Мии в организации трансфера, хотя она и не удосужилась предупредить его.
Автомобиль уверенно набирал скорость в сторону отеля, роскошно возвышающегося на холме Адлисберг с видом на Цюрихское озеро.
Утомленный своими раздумьями, Том решил действовать твердо.
Отправив Лауре лаконичное сообщение о встрече в отеле Dolder Grand, он подумал о совместном обеде с девушками, доверив себя судьбе.
Швейцар с уважением открыл дверь, и Том направился к рецепции. Он был здесь не раз с Лаурой, и каждый уголок казался знакомым.
Получив ключ у любезной девушки на рецепции, Том попросил доставить чемодан позднее и медленно направился к неизвестному.
Том ощущал, как ситуация выходила из-под контроля, Мия была в своём амплуа. По мере того, как он приближался к номеру, лёгкое раздражение уступало место возбуждающему предвкушению встречи.
Мия распахнула перед Томом дверь. Она отступила, позволяя ему войти и, как только он переступил порог, прижалась к нему, обвив руки вокруг его шеи. Аромат ее духов был знаком до боли, он вернул Тома в день, когда их мир перевернулся. Но когда он, не размыкая объятий, направился к кровати, она вдруг замерла.
— Стой, Том. Не надо, — вырвалось у нее с такой болью в голосе, что он, как под воздействием стоп-сигнала, остановился и опустил руки.
Мия легко, словно гуттаперчевая кукла, опустилась на кровать, отвернулась и закрыла глаза. Слезы потекли по её щекам.
Том, озадаченный её реакцией, попытался что-то сказать, но она преградила ему путь, подняв руку. Его слова замерли в воздухе.
Наконец придя в себя, Мия взяла пульт и открыла шторы. Свет солнца, пробившегося сквозь тучи, заполнил комнату. Она вышла на балкон.
— Что ты видишь? Посмотри на мое лицо, какое оно? — спросила Мия.
Почувствовав его замешательство, девушка попросила Тома улыбнуться и улыбнулась в ответ.
— Ну а теперь? — настаивала она.
Преодолев первоначальное смущение, Том заговорил с вновь обретенной уверенностью:
— Твое лицо… оно делает забавные выражения, как у маленькой девочки в песочнице.
— Вот! Это то, что я хотела услышать! — воскликнула Мия и как-то разом сникнув, села на край кровати.
— Твоя Мия стала кривенькой, милый, — мрачно добавила она.
Мия рассказала, как она проснулась утром, полная волнения перед свиданием с Томом. Подойдя к зеркалу с улыбкой, она была потрясена: её отражение неловко ухмылялось в ответ, при этом левая сторона лица оставалась неподвижна.
Мия улыбнулась Тому, легкая гримаса исказила её лицо.
— Но это не все, — после короткой паузы произнесла она.
Девушка рассказала Тому, что она также потеряла чувствительность трех пальцев на левой руке начиная с мизинца. Она не хочет зацикливаться на этом, но осознает, что приближается к последнему отрезку своей жизни.
Том пытался сказать, что онемение пальцев руки не критично, тем самым вызвав бурю негодования.
— Том, послушай, себя! Я готовила тебе сюрприз. У меня дома белый рояль August Förster, но к четырнадцатой сонате Бетховена у меня нет нот для семи пальцев! — воскликнула Мия в отчаянии.
Наконец она вернулась к своему обычному состоянию и предложила Тому принять душ после дороги, а сама заказала завтрак в номер.
Они сидели на балконе отеля, созерцая лес, погружённый в тень. Весеннее утро витало вокруг них, наполняя воздух
