Охота к перемене мест - Евгений Воробьев

То ли он оговорился, обратившись к Шестакову на «вы», то ли решил подчеркнуть, что разговаривает уже с бригадиром.

Пасечник хотел помочь Михеичу дойти до своего обшарпанного, видавшего виды «жигуленка». Но Михеич сердито оттолкнул его, всем видом показывая, что чувствует себя прилично и что у Пасечника нет никаких оснований думать иначе.

Михеич поглубже надвинул картуз с козырьком, можно лишь догадываться, что когда-то козырек, был лакированным. Такие картузы носили в старину мастеровые. Сколько раз картуз падал с затылка, когда Михеич при монтаже запрокидывал голову кверху!

— Мистер Матви, драндулет подан, прошу вас!

Михеич зашагал к машине. Слегка неуклюжая упрямая походка цепко шагающего по земле человека. Нужно тысячи часов пробыть на верхотуре, много километров проползти или пройти, опасно балансируя, по узким балкам монтажных высот, чтобы оценить твердость земли, земли, по которой надежно ступаешь. Когда Пасечники смотрели фильм «Председатель», походка Ульянова — Егора Трубникова напомнила Ирине Георгиевне их Михеича: тоже ходит чуть вразвалку и ноги ставит чуть косолапя.

Михеич полулежа-полусидя устроился на заднем сиденье. Стекла опустили: «жигуленок» накалился на солнцепеке. Еще немного — и, как уверял Пасечник своего пассажира, расплавятся подшипники.

Пасечник вел машину осторожно, ехал медленно, но всех рытвин и колдобин все равно не объехать, время от времени машину встряхивало.

Дорога шла берегом Ангары, в окошко доносилась свежесть речного простора.

У Михеича в общежитии отдельная комнатенка, ребята из бригады и девчонки с третьего этажа будут за ним присматривать. Пасечник попросит Ирину, чтобы она наведывалась к старику, как делала когда-то в Бхилаи. Тогда в тропиках Михеич уверял, что поправился не от лекарств, а после селедки и горбушки черного хлеба, которые Ирина выпросила для Михеича у наших, прилетевших из отпуска. Да и в Москве они опекали старого бобыля, когда жизненные пути Пасечников и Михеича неожиданно пересеклись у подножья Останкинской башни.

Ехать в больницу Михеич наотрез отказался, паника на пустом месте.

Пасечник не настаивал, помалкивал, а то Михеичу померещится, что от него хотят отделаться, избавить себя от забот.

Самое большее через неделю Михеич обещал вернуться на площадку, будет помогать Шестакову внизу.

«Жигуленок» удалялся от строительной площадки, но мыслями Пасечник оставался в «третьяковке».

Шестаков нравился ему аккуратной деловитостью, привычкой к дисциплине, безусловной порядочностью.

Но вот хватит ли у него твердости, требовательности? Хватит ли жизненного опыта? Высотного уменья ему явно недостает, Михеич прав.

Странные порядки у нас на монтажных участках! Направляют на практику студентов и не разрешают посылать их на верхотуру. А молодой инженер, только что прибывший на стройку, с первого же дня обязан руководить монтажом на верхних отметках. Ну а если молодой инженер сорвется из-за отсутствия практики? Диплом ему парашюта не заменит...

Больше всего огорчила досадная закавыка, имевшая место в «третьяковке»: у квалифицированного монтажника нет желания выдвинуться в бригадиры!

Пасечник сочувствовал Михеичу, тому было обидно слышать-видеть, что никто не хочет занять его место. Более того, он был оскорблен...

Как же так?

Известная, можно сказать, с заслугами бригада Матвея Михеевича Морозова — и никто не пожелал стать ее бригадиром. Оставляет наследство, богатое, честно нажитое, а наследники от него отказываются...

Страдание было написано на лице старика, когда один за другим поступали самоотводы...

Бригадиру всегда труднее добиться исполнительности, послушания, если подчиненный не ценит возможности выдвинуться, или, как выражаются поляки, «авансовач».

Что же, все в бригаде у Михеича такие равнодушные, безынициативные?

Нет, всему виной боязнь ответственности, и не только технической ответственности — административной. Кажется, этой ответственностью испугали Ромашко на всю жизнь.

Взваливаем на бригадира слишком тяжелую ношу — и его собственную, и ту, какую должен нести его подчиненный, если дорожит своей работой.

Из-за нехватки рабочих рук цацкаемся и с тем, кто этого не заслуживает, нянчимся со взрослым недорослем, а тому нравится капризничать, он не спешит расставаться со скверными привычками.

Вот так же бригадиры часто отказываются стать мастерами, а мастера — прорабами.

Пересмотреть тарифную сетку нашего среднего технического комсостава? Нормально ли, что мастер зарабатывает меньше монтажника пятого разряда Ромашко? Сварщик Кириченков всей своей деятельностью напоминает, что деньги в нашу эпоху не потеряли полностью своего значения.

«Да, что-то неблагополучно в моем королевстве Востсибстальмонтаж. И мы — не исключение. Поправки нужны повсеместно! Тут непочатый край работы для наших плановиков и экономистов.

Высокомерное «не твоего ума дело» — мудрость давно минувших дней. Мы хотим, чтобы трудовой человек видел дальше, стремился вперед.

Откуда же тогда берется робость, самоограничение, нежелание выдвинуться?

Главное, по-видимому, кроется в перегрузке инженерно-технических работников, в их ответственности за план, за каждого подчиненного — и за его безопасность, и за его заработок. И это уже не какая-то сетка, а тенета ответственности. Поджилки трясутся не за себя, а за других.

Вот еду-еду-еду я по свету у прохожих на виду, а отвечаю уже не только за тех, за кого отвечал сегодня утром, но и за свежеиспеченного бригадира Шестакова.

Почему в Бхилаи таким почетом пользовался среди индийцев рашэн эксперт мистер Матви? Почему индийцы молитвенно складывали ладони у груди в знак почтения, церемонно прикладывая руки ко лбу и благодарили мистера Матви, или его, мистера Пасечника, или кого-нибудь еще из рашэн экспертов?

Потому что советские специалисты бескорыстно и дружелюбно обучали их, давали им новые умения, специальности.

Обретенная профессия мгновенно меняла судьбу человека, от него отлетал призрак голода, который неотступно всю жизнь его преследовал.

А разве в Египте было иначе? Мы с Галиуллиным видели ту же картину. И там араб, который получил специальность, например помощник машиниста экскаватора, сварщик или шофер, сразу зарабатывал в шесть — восемь — десять раз больше, чем прежде, когда перетаскивал камни или носил на голове железную миску с бетоном. Нищенский заработок не позволял землекопу, носильщику выкуривать больше трех сигарет в день; жил он впроголодь, лишен был возможности обзавестись семьей — не мог прокормить жену. Помнится, араб Фахми, после того как стал помощником машиниста экскаватора, вскоре женился. А когда Пасечники и Галиуллины уезжали из Асуана, Фахми уже работал машинистом, у него было три жены, и он благоденствовал, если это только возможно при многоженстве...

Еще в школьной хрестоматии мы читали, что в мире есть царь, этот царь беспощаден, голод — названье ему. И какое счастье, что все мы — не верноподданные этого царя.

Он был жесток ко всем подряд. А мы бываем излишне покладисты, либеральны ко всем подряд. В том числе к лентяям, неумейкам, слабакам, трусам, пьянчугам, болтунам...

Где кончается честная неуверенность в себе, искреннее неверие человека в свои силы, боязнь, что он слабее, чем на самом деле?

Как определить грань между скромностью и неверием в свои силы, их недооценкой? Сложность определения в том, что ищешь его наедине с самим собой.

И где начинается самоуверенность, порожденная эгоизмом, властолюбием, карьеризмом, тщеславием?..

Кто может безошибочно определить: «Вот эта задача мне по плечу, а эта не по плечу»?

Творческий работник не должен бояться задачи повыше плеча, даже если она кажется ему поначалу непосильной, неразрешимой.

Никто не знает своих подлинных возможностей. Иные из нас слишком рано останавливаются и топчутся на месте. Как узнать — по силам задача или выше сил?

Подвиг, например, всегда рождает новые силы, о которых человек в себе и не подозревал.

Ну а если ты даже переоценил свои силы? Так ли уж велик риск? Не со всякой высоты сверзишься, чаще представляется возможность благополучно, осторожно спуститься с высоты, которая оказалась не по силам.

Конечно, не во всех областях деятельности жизнь позволяет нам делать три попытки — как прыгуну в высоту или штангисту. Практика разрешает строителю лишь одну попытку. Но если единожды не рискнуть — не достичь рекорда ни мирового, ни даже личного...»

А почему Пасечник сам отказался перейти из треста в главк? Три раза министр предлагал, три раза Пасечник отказывался. Не помог и сердитый вызов в Москву, к большому-большому начальству.

В его упрямом отказе, несомненно, сыграло роль и нежелание уехать из Сибири, к которой успел прикипеть сердцем.

«Если бы я сомневался в своих силах — у меня было бы внутреннее оправдание. Но ведь в глубине души уверен, что потяну более тяжелую тележку, чем трестовская. И все-таки отказался! Это мне минус, как сказал бы Михеич...»