В ожидании рассвета (СИ) - Маркелл Мерлин

— Ты параноик, — испуганно произнесла Нефрона.

— А как ещё это всё можно объяснить?

— Не знаю, но чувствую, что ты не прав.

— Ладно, будем пока надеяться на первый вариант. Но этот вопрос очень мутный.

[Текст на картинке:

Польримик Любознай

Большая энциклопедия всего

Ихритт (дем. яз. «хворый») — лес к северу от Лаитормы. Крайне опасное место. Растительность преимущественно сосны и живоеды. Встречаются грибы нескольких видов, все ядовиты.]

* * *

Они углублялись в Ихритт. Стволы деревьев, словно чёрные мраморные столбы, тянулись к небу и уходили далеко ввысь. Редкие их ветки, не уступая стволам-родителям, тоже смотрели в вышину; а длинные узкие листья паразитами-приживалками обвивались вокруг веток и стволов.

Тропинка, едва различимая среди кустарника и грибов, петляла среди высоких деревьев. Путники готовы были поклясться, что несколько раз она изменила своё направление прямо перед их носом.

В глубине леса ветер наконец прекратился, и Нефрона с облегчением убрала с лица повязку, что защищала нос и рот от пыли. Дышать через тряпку целый час — то ещё удовольствие.

Девушка немного отстала от своего спутника, дивясь деревьям-столбам, возвышающимся над кривым кустарником и будто с рождения подгнивающими грибами. Фарлайт — словно эти деревья, думала она, глядя, как уверенно маг топает по дороге. Сильный духом и целеустремленный. Волшебница не обращала внимания на то, как шумно тот пыхтел; за столько лет она уже привыкла к его сопению, резко нараставшему при малейшей нагрузке.

Но если Фарлайт — дерево, то кто тогда она сама? Не кривой же кустик или полный трухи гриб? Она птица, прилетевшая к дереву на ветку, чтобы развлечь его от одиночества своим чириканьем. Обычно Фарлайт начинал беситься, когда эта птица чирикала слишком много. Но всё ему на пользу, только он не понимает.

В этом лесу не было птиц. И зверей тоже не было.

Нефрона попыталась нырнуть в прошлое Ихритта, чтобы понять, почему ушла живность, и была ли она тут хоть когда-нибудь. Она закрыла глаза и сделала шаг вперёд, не телом, но духом.

Ей редко удавался такой трюк; ничего не вышло и на этот раз. Но если раньше она понимала, что ей не хватило концентрации или энергии, то сейчас она словно взглянула в пустоту — у Ихритта не было прошлого. Будто бы кто-то сожрал его и к тому же облизал тарелку.

Фарлайт, решив, что надо немного встряхнуть уставший от однообразной картинки перед глазами мозг, резко остановился, потёр глаза, шумно выдохнул и продекламировал:

— Ветры хладной лаской веют, Треплют волосы твои. Я мечту свою лелею Благоденствия земли. Тьма ревнует, сводит тучи, Пряча облаков края. Всех прогноз погоды мучит, А виной погоде — я!

Нефрона засмеялась.

— Когда ты перестаёшь быть самовлюблённым педантом, можно подумать, что ты абсолютно нормален!

— Да уж, спасибо за комплимент. Мне давно не говорили таких приятных слов, — отозвался Фарлайт, пнув бледный гриб, росший посреди тропы. Тот рассыпался, оставив после себя облачко спор.

— В том, что Тьма ревнует тебя к Земле, ты немного приукрасил, признай? Тьме до тебя и дела нет.

— Тьму что-то или кто-то смущает. Кто знает, не мы ли?

— После твоих предположений не знаю, что и думать.

— А ты не думай, а иди. Я уверен, что мы уже близко.

Лес напоминал бы расчёску с редкими зубьями, если бы не кусты, гнутые, узловатые и живые. Именно живые. Что есть нормальный куст? Небольшое дерево, стоящее на одном месте, поворачивающее листья к источнику света и пьющее воду из земли или дождя. Кустарники этого леса на месте не стояли. Учуяв движение плоти, они тут же тянули в ту сторону свои крючковатые ветки, незаметно вытягивая из жертвы энергию. Потому в лесах, где водился такой кустарник-живоед, живности никакой не водилось, кроме таких же паразитов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Подумать только, — восхищённо произнесла Нефрона, продираясь через кустарник и давя сапогами ядовитые грибы, — как мы обязаны верховным судьям. Без них мы б не увидели всю эту красоту.

Живоеды поворачивались в её сторону, медленно тянули к волшебнице свои ветки, а та даже не замечала, что кустарник впереди сгущается плотнее и плотнее, а им с Фарлайтом становится всё труднее продираться.

— Я бы их за это не только не поблагодарил, а наказал бы самой страшной карой, какую только можно придумать. Если бы я был Тьмой, конечно, — отозвался маг, отбиваясь навязчивой ветки, третий раз сунувшейся прямо ему в лицо.

— Опять твои теории? — спросила Нефрона и тут же вскрикнула: — А-а-а, на помощь!

Фарлайт обернулся и увидел, как один из живоедов опоясал корявой веткой талию его спутницы, а другой сноровисто ударил её по лицу. Волшебница, вместо того, чтобы хладнокровно защищаться, впала в панику и слабеющими от страха руками принялась беспорядочно отпихивать узловатые конечности паразитов.

— О Тьма, что это? — воскликнул маг и вытянул вперёд левую руку, чтобы вобрать в себя энергию. Но в лесу неоткуда было брать энергию, а если источник и был бы, то живоеды давно истощили бы его. — Кусты взбесились?

Он начал озираться в поисках какой-нибудь палки, способной послужить оружием, но земля оказалась совершенно чистой. Не было даже грязи и камней — одни живоеды да грибы. Эта чистота удивила Фарлайта, ведь он рос на плодородных Ингвилийских полях. Маг набросился на обхватившие Нефрону ветки живоедов голыми руками и тут же отдёрнул их — кустарники были покрыты мелкими острыми иголками.

— По…мо…ги… — прохрипела девушка. Одна из веток извернулась и начала обвивать её шею и грудь, на которой безжизненно лежал медальон-лунник. Фарлайт хлопнул себя по лбу и, сняв с себя свой медальон, широко размахнулся и изо всех сил ударил им по ветке. Соприкоснувшись с живоедом, медальон издал такой резкий звон, что его обладатель вздрогнул и выронил лунник. Медальон, уже лежащий на земле, завибрировал и снова издал не то визг, не то скрип, и продолжал пищать на такой высокой ноте, что у Фарлайта заложило уши. Полумесяцы на его ободке вспыхнули ярче земного Солнца — невозможно было взглянуть на них, не прищурившись — а затем погасли. Голова мага закружилась, он пошатнулся и схватил обеими руками ствол стоящего рядом дерева, как бы обняв его. Вспомнив о своей спутнице, Фарлайт обернулся и увидел, что ударенный им живоед поник, его ветви потрескались, и из них текла… нет, не кровь. Энергия в чистом виде, только жидкая и зримая, прозрачная, как вода.

— Так вот ты какая… наша сила, — прошептал Фарлайт.

Остальные живоеды мигом бросили Нефрону и придвинулись к раненому сородичу. Здоровые ветки терновыми шипами воткнулись в трещины в теле поникшего живоеда, и живительная сила потекла в их узловатые туловища.

Фарлайт опустился на колени, ему показалось, что его сейчас вырвет (неизвестно — от шума в ушах или отвратительной сцены каннибализма, пусть и растительной), но около самой земли воздух почему-то оказался более свежим, и магу немного полегчало. Он потянулся к своему медальону и с ужасом обнаружил, что рельеф на нём разгладился, а луны не горели. Так и бывает, если хозяин снимает медальон, но только после двух-трёх дней отсутствия контакта с его телом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не хватало того, что он сломался, — пробормотал маг. Тут в его голове возникла бредовая идея. Он пополз к устроившим пир живоедам. — Интересно, каково это — быть паразитом?

Он прополз под кустарниками, нащупал свободную трещину в теле умирающего живоеда и, немного расширив её пальцами, прильнул к ней губами. Энергия напомнила бы ему на вкус талый снег, если бы он знал, что это такое. С первыми же каплями, попавшими на язык, маг ощутил пульс растекающейся по телу приятной прохлады.