Дедушко Павлин - Павел Кренев

Однако где же могилы? Их пришлось искать долго, хотя и было очевидным, что далеко от избы они быть не могут. Мы облазили на четвереньках весь бугор, обшарили руками всю землю. Наконец по другую сторону той же самой сосны я нащупал в траве узенькую полоску коричневой трухи. На всякий случай стал ее расчищать, вырывать траву и вскоре закричал от изумления: труха лежала четким крестом. Прибежал Колька, и уже вместе мы разглядели и едва уже видимый над землей продолговатый бугор. Труха заканчивалась у его основания. Тут когда-то стоял деревянный крест, потом упал...

Одна могила найдена. Но где же захоронился тот, кто умер последним? И вот рядом с найденным бугорком я опять нащупал труху, а потом под вырванным нами брусничником зажелтело, забелело... Этот, последний, вырыл, наверно, яму рядом с умершим ранее, положил туда колоду с выдолбленным под свой рост углублением и, когда пришла смерть, лег в нее. Я слышал от дедушки Павлина, что так раньше хоронили себя те, кому приходилось умирать в лесу в одиночестве. Мы с Колькой насыпали на каждую могилу песчаные бугры и обложили их каменьями, а в изголовье бугров вбили еловые столбики. Что можно было бы сделать еще, мы не знали. Не было с нами дедушки Павлина, не с кем было посоветоваться...

Потом сварили уху и, наевшись жирных окуней из Старикова озера, мы, ошеломленные, долго сидели на берегу и обсуждали пережитое.

Кто были они, старик и старуха, жившие здесь сто с лишним лет назад: отшельниками, преступниками, избегнувшими затворничеством наказания, схимниками-старообрядцами или просто людьми, нашедшими в одиночестве единственный выход из окружавших их несправедливостей? Как звали их? Никто этого теперь не знает и не узнает никогда.

Озеро кормило их рыбой, лес укрывал и скромно одаривал ягодами, грибами, кореньями, птицей, которую они ловили в силки. Старики жили здесь наедине с самой природой, одинокие, отрешенные от всего мира, и над их избушкой скрипела и по ночам шептала что-то высокая уже в давние те годы сосна.

Зачем, зачем ушли эти люди от людей? Что толкнуло их на это? Чья-то вражда или обида? Преступление или людское непонимание?

...Трудные это были слова для нас, малолеток. Тайны, сказания в детстве самоценны. Лишь зрелые годы зовут заглянуть в суть событий и явлений. Думается, разгадку обитателей избушки у Старикова озера искать надо в истории северных монастырей, которые, отнюдь не отрешаясь от мирских дел, диктовали свою власть и волю гордым и несклонным русским северянам, которые не помышляли ни о смирении, ни о расставании с родной землей. Вот и были в таких уходах на дальние озера и спокойное благородство, и сила души...

К вечеру ветер совсем утих, запутавшись в деревьях, улеглось и затихло и Стариково озеро. Елки на берегу наклонились над его зеркалом и молча засмотрелись на свое отражение. И только древняя огромная сосна всю ночь нашептывала нам о какой-то старой тайне.

Давно уже нет в живых и самого дедушки Павлина. Умер он в конце зимы, с последними февральскими ветрами, когда в ясные дни на южных склонах полей появляются первые зябкие проталины — разведчики приходящего тепла. Проталины по ночам заносило снегом, но в полдень следующего дня они открывались опять и темнели на белоснежном лице полей глазами скорой весны.

Перед смертью дедушко только и грезил, что о ней, о весне, очень ему хотелось увидеть опять первую траву. Он все спрашивал Анисью Петровну:

— Солнышко-то пригреват, бабка, аль нет?

— Пригреват, пригреват.

— Слава те осподи, скорей бы уж благодать-то пришла!

Вся деревня хоронила своего старика. Он лежит теперь рядом с Анисьей Петровной на деревенском кладбище, на угоре. Над их могилами качаются молодые сосны, а под угором течет Белая река, в которой живут ерши.

Я прихожу сюда часто и всегда кланяюсь старикам, научившим меня любить свой край, помнить его историю, преподавшим в детстве уроки добра.

[1] Канабра — труднопроходимые заросли.