Паразиты - Александр Знаменский

— Заряжай! — грубым голосом капитана Ненашего — начальника отряда в колонии строгого режима, где Гвоздь отбывал свой второй срок, — приказала Нина Самойловна. — Для отдания последних почестей безвременно ушедшему от нас туберкулезнику Федосееву по кличке Гвоздь троекратный… огонь!

И громыхнули автоматы, нацеленные в белый свет, как в копеечку, и… распустились на темнеющем предвечернем небе прекрасные «цветы» фейерверка!

— Что вы вытворяете! — заорал «дух Гвоздя», возмущенный до самой глубины. — Я запрещаю салютование! Так дела не делаются на похоронах!..

Но его воплей почему-то никто не услышал, и от этого ему стало так страшно, что по телу продрал мороз, ноги и руки задрожали, как заячий хвост, а сердце ухнуло куда-то в пятки. Тут-то Гвоздь и очнулся.

— Вот дьявол! — прошептал он. — Ни минуты покоя…

Ранним утром Кирпич, за которым Гвоздь решил следить неотступно, чтобы побольше выведать о его неблаговидных делишках, ушел из санатория. Гвоздь, разумеется, тут же последовал за ним. На некотором расстоянии, конечно, чтобы не быть замеченным. И ему удалось подсмотреть то, как Кирпич вышел на шоссе, где его уже поджидала все та же белая «Нива», которую Гвоздь видел еще вчера, уселся в нее и куда-то укатил, даже не спросив разрешения на отбытие у строгой Нины Самойловны.

«Куда же это Кирпич намылился? — подумалось Гвоздю. — Наверное, снова будет мочить народ… Ну и тип! Как бы о нем разузнать побольше? Ведь если бы удалось собрать на Кирпича компромат, то можно было бы подергать его за мошну. А она у подобных типов всегда туго набита».

Понимая, что разузнать о каких-то подробностях из прошлого Кирпича будет очень и очень непросто и даже опасно для жизни, Гвоздь тяжело вздохнул и поплелся обратно к санаторию. Скоро должны были позвать на завтрак.

Неподалеку от двухэтажного обшарпанного здания санатория-профилактория на тропинке, проложенной в снегу, Гвоздь нос к носу столкнулся с санитаром по имени Тимур, которого уже видел во сне этой ночью.

— Ты откуда? — подозрительно оглядывая Гвоздя, спросил Тимур.

— Утренний моцион, — соврал Гвоздь. — Дышу свежим морозным воздухом. Моим легким это очень даже полезно. Врач сказал!

— Ври больше! — выпалил Тимур. — Небось за водкой на станцию бегал? Гляди у меня! Все главной доложу…

— «Генерал-прапорщику»? Это оговор! — взвизгнул Гвоздь, не терпевший всяческой несправедливости. — Да я, если хочешь знать, вообще в завязке. Не пью, не курю и даже матом не ругаюсь…

— Ври больше! — снова повторил Тимур. — Ты-то, может, и в завязке, а вот другие отнюдь.

— Кто такие? — прищурившись, спросил Гвоздь.

— А хотя бы я сам, — на тон ниже признался Тимур и добавил: — Вчера лишку на грудь принял, сегодня опохмелиться требуется.

— Ну ты у нас парень еще молодой, здоровый, сам на станцию сбегаешь, — махнул рукой Гвоздь, пытаясь обойти приставучего санитара по глубокому снегу.

— А я туда и иду, — признался Тимур.

— Скатертью дорога и Бог в помощь! — пожелал Гвоздь.

Когда его с санитаром разделяло уже метров десять, Гвоздь вдруг сообразил, что неплохо было бы порасспросить Тимура о Кирпиче. Как медработник, он должен был иметь о нем полную информацию.

— Послушай, Тимур! — крикнул Гвоздь в спину удалявшемуся санитару.

— Чего? — спросит Тимур, повернув голову.

— У меня к тебе разговор имеется, — Гвоздь вновь приблизился к санитару.

— Что еще за разговор? — недовольным тоном осведомился Тимур.

— Скажи мне прямо, что это за тип у нас такой появился по фамилии Лященко? Странный он какой-то…

— Правосторонний тубик в стадии купирования, — с трудом выговорил Тимур.

— Это как раз мне понятно… А вот откуда он взялся? Что за ним числится? — быстро произнес Гвоздь, заглядывая санитару в глаза.

— Не скажу, — подумав, отвернулся Тимур. — Не имею права. Врачебная тайна!

— А пошел ты!.. — начал было заводиться Гвоздь, но тут же поправился, взяв себя в руки. — Выжрать хочешь?

— Так у тебя же нет? — ухмыльнулся Тимур.

— Для такого случая припасено, — подмигнул Гвоздь. — Не первый день на свете живу. И на станцию тебе переться не придется… А?

— Валяй, — разрешил санитар.

— Это тут неподалеку. У Кирюхи! Местное кладбище знаешь?

— Тоже мне, нашел место! — недовольно пробурчал Тимур, но все же направился следом за Гвоздем в сторону северной оконечности лесопарка, в котором и находился санаторий-профилакторий «Зеленая роща».

Через пять минут оба оказались на небольшом поселковом кладбище, где нашли свое вечное успокоение многие обитатели санатория прошлых лет.

— Вот тут она и дожидается, родная, — ткнул пальцем Гвоздь в цветник одного из самых шикарных памятников из черного мрамора, поставленного на могиле местной знаменитости, вора в законе Кирилла Кречетова, которого все аборигены называли запросто Кирюхой.

Покопавшись в снегу, навалившем за ночь в цветник, Гвоздь извлек оттуда непочатую бутылку «Столичной».

— Для особого случая берег, — сказал он.

— Класс! — облизнулся Тимур. — А стаканы?

— Нету стаканов, — безразлично пожал плечами Гвоздь, откупоривая пробку.

— Ну тогда я первым буду, — выхватывая заледеневшую бутылку из рук Гвоздя, прохрипел Тимур. — А то еще заразу от тебя подхвачу…

«Зараза к заразе не пристает», — подумал Гвоздь, а вслух сказал:

— Я сейчас не заразный. Я в стадии «ревизии»…

— Дурак, — ухмыльнулся Тимур, — и уши у тебя холодные. Не «ревизии», а ремиссии. Большая разница!

— А нам один хрен, — отмахнулся Гвоздь. — Ты давай лакай по-быстрому, а то народ ждет…

Никакого другого живого народа, кроме самого Гвоздя и Тимура, на кладбище не наблюдалось, но все же «туберкулезники», выпивавшие на этом месте, обязательно брызгали несколько капель драгоценной алкогольной жидкости на могилу вора в законе, делая это из уважения к его былым воровским «заслугам».

Вот и сейчас Гвоздь, заполучив початую бутылку «Столичной» от Тимура, прежде чем основательно приложиться к ней губами, побрызгал из нее на могильный цветник и только после этого позволил себе сделать добрый глоток. Водка обожгла нутро, разлилась благотворным огнем по всему телу.

— Хорошо! — крякнув, произнес Гвоздь. — Будто причастился… Так что ты знаешь, друг ситный, про Лященко? — перешел он к делу, заметив, что Тимур «поплыл» на вчерашних дрожжах.

— Я его историю болезни знаю, — «раскололся» Тимур. — У него в анамнезе четыре судимости. В натуре! Дважды по сто сорок пятой и однажды по сто сорок шестой статье Уголовного кодекса.

— Но?! — поразился Гвоздь. — Это, стало быть, первые две «ходки» у него за грабеж, а третья за разбой… Лихо!

— Ага! Все точно, как в аптеке. «Открытое похищение личного имущества граждан (грабеж) — наказывается лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на срок от одного года до двух лет», — на память процитировал статью кодекса Тимур.

— Молодец! — похвалил его за это Гвоздь. — В курсе дел… А про разбой я тебе сам скажу: «Нападение с целью завладения личным имуществом граждан, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, или с угрозой применения такого насилия — наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет». Такие вот пироги с котятами… Значит, Кирпич отмотал три срока? Силен мужик!

— Это что, — как бы невзначай заметил Тимур, — на нем еще и «сто вторая» висит. Как говорится: «Перед судьбой разум слаб. Перед разумом судьба бессильна».

О «сто второй» Гвоздю рассказывать было не надо. Уж он-то хорошо знал, что такое «сто вторая» и кому ее дают. Но вот поговорка, приведенная нетрезвым санитаром, чем-то очень ему понравилась, легла на душу. Он повторил ее по крайней мере раз десять, чтобы не забыть, пока шел к санаторному корпусу.

Сев за стол, Гвоздь уже точно для себя решил, что станет делать дальше. Он непременно постарается переиграть судьбу и взять быка за рога. А иначе что его ждет в этой беспросветной жизни? Медленное затухание и место где-нибудь на отшибе того самого поселкового кладбища, где он только что побывал. И даже памятник никто ему не поставит, не заслужил… Но зато, если удастся переиграть саму костлявую с косой и зашибить хорошую деньгу, он всенепременно отправится подлечиться на лучшие курорты ближнего и дальнего зарубежья. Ох и гульнет же он там напоследок! Так, что всем чертям тошно станет!

Прежде Кирпич никогда не жаловался на плохой сон. Даже в переполненных камерах разных там изоляторов временного содержания (ИБС) и в следственных изоляторах (СИЗО) он всегда спал как убитый, несмотря на то что иногда в них яблоку негде было упасть. Но после пребывания в недоброй памяти туберкулезной клинической больнице номер семь у него появились проблемы со сном. Скорее всего из-за тех жутких антибиотиков, которыми искололи всю самую нежную часть его организма — «пятую точку». Но как бы там ни было, а только они, эти самые антибиотики, и помогли ему избежать серьезной операции по удалению части правого легкого, о которой говорил лечащий врач Кирпича в больнице.