Нина Сагайдак - Дмитрий Мищенко

IV

После возвращения из Рудни Нина все время проводила дома, помогала бабушке по хозяйству, нянчила Лялю. Ей совсем не хотелось выходить в город, интересоваться новостями. Достаточно было того, что приносили в дом подруги и соседи.

Но в конце концов пришлось пойти на базар, а затем и в город.

Чтобы избежать встреч с немцами, Нина решила идти не по улице Ленина, где помещалась комендатура оккупантов, а пробираться к базару параллельной Песчаной улицей. Она не замощена, и немцы вряд ли ходят там. Чего ради брести им в пылище, если можно идти рядом, по улице Ленина, где тротуары выложены клинкером.

И действительно, на Песчаной она не встретила ни одного немца. Зато когда дошла до перекрестка и повернула налево, насторожилась, а потом и остановилась: неподалеку от столовой, на углу двух улиц, выходивших к пожарной башне, толпились люди, окруженные фашистскими солдатами.

Девочка инстинктивно попятилась, затем круто повернулась и бросилась бежать.

Кто-то остановил ее негромким, но властным голосом:

— Стой! Зачем бежишь? Хочешь, чтобы они тебя догнали и потянули к виселице?

Нина остановилась, растерянно оглядываясь. Тут она увидела окликнувшего ее человека, стоявшего в густых зарослях кустов.

— Иди сюда! — приказал он. — Немцы насильно сгоняют людей смотреть на казнь. А ты сама туда бежишь!

Нина совсем растерялась, робко открыла калитку в низком заборчике, за которым ветвились заросли сирени, и вошла во двор. Стала неподалеку, глядя на мужчину испуганными глазами.

— Зайди в кусты, — сказал он, на этот раз тише и мягче, — становись, смотри и запоминай.

— А что там? — подала наконец голос Нина.

— Страшное дело, дочка, детей будут вешать!

— О-ой!

Нине хотелось спросить, что за ребята, чьи они, за что их казнят, но не могла вымолвить ни слова. Мужчина все понял сам.

— Кто его знает, — вздохнул он, — чьи это дети. Поймали в лесу, объявили партизанами, и вот…

Со стороны пожарной башни донесся шум; можно было различить чьи-то крики, плач.

— Они уже там. Привели, — сказал мужчина.

Нина почувствовала, что вся дрожит: ее охватил такой ужас, что она готова была расплакаться от страха и отчаяния.

— Я пойду домой, — всхлипнула она.

— Не смей, говорю! — сурово остановил ее мужчина. — Жить тебе надоело, что ли? Закончится все это, люди начнут расходиться, и ты пойдешь со всеми.

— Немцев, дяденька, на Песчаной нет.

— Если побежишь — найдутся!

Мужчина выглядывал из кустов, пытался рассмотреть, что происходит около башни, а Нина, опустив голову, даже боялась смотреть в ту сторону.

«Как же так? — горестно и тревожно билась мысль. — Как так можно? Ни за что ни про что казнить детей! Поймали в лесу — и уже партизаны. Ведь так и нас могли задержать при возвращении из Рудни, объявить партизанами. Какой ужас!.. Что же это делается? Что делается!»

На площади шум и плач вдруг затихли. Она услышала отрывистый, угрожающий голос, вколачивавший на чужом языке в наступившую тишину какие-то металлические, острые слова. И вслед за тем, как выстрел, раздался пронзительный детский крик:

— Дяденька! За что вы нас? Мы ни в чем не виновны!

Нина, не обращая внимания на предостережения незнакомого мужчины, продолжавшего стоять в кустах, отчаянно закричала и побежала со двора на улицу, домой.

Она не оборачивалась, не смотрела по сторонам, не думала, что могут повстречаться немцы, что на нее обратят внимание и задержат… Бежала, пока несли ноги, пока хватило духу.

V

Лидия Леопольдовна не раз уже пыталась подбодрить внучку, развеять ее мрачное настроение. Но все безуспешно.

— Что-то неладное творится с нашей Ниной, — сказала она Ивану Михайловичу. — Пока возится с Лялей да работает по хозяйству, еще ничего, а только присядет — сразу пригорюнится. И плохо ест. Боюсь, как бы не захворала внучка.

— Теперь все такие невеселые, — утешал Лидию Леопольдовну дед.

— Все, да не так. Разве ты не видишь, как она напугана?

— А поди-ка сюда, дивчинка, — как-то позвал старик внучку из соседней комнаты.

Нина вошла, стала у порога.

Иван Михайлович задержал на ней взгляд, минуту помедлил и спросил:

— Скажи мне, внученька, чего это ты последнее время сама на себя не похожа?

— Чем не похожа?

— Всегда печальная, невеселая, будто это не ты, а тень твоя.

Нина молчала.

— Напугалась тогда, когда казнили детей? Может, тебе снятся повешенные?

— Да нет, не снятся, а из головы не идут.

— А ты не думай об этом.

— Как же не думать?

— Очень просто: возьми да прогони навязчивые мысли.

— А если я не могу? — сквозь слезы проговорила девочка.

— Плохо, коли так. Время настало жестокое. Нельзя распускать нюни. Нужно быть мужественной. Иль забыла, что ты дочь партизана?

Нина подняла голову, пристально взглянула на деда, будто услышала что-то новое, необыкновенное. Но, ничего не сказав, снова потупила взор.

— Оккупация только началась, — продолжал Иван Михайлович. — Чего другого, а виселиц навидаемся. Не впервые встречаюсь я с немцами, знаю их повадки еще по восемнадцатому году. Уж они-то умеют распоясаться да полютовать на чужой земле.

Он смолк, задумался, то ли вспоминая прошлое, то ли ожидая, что скажет Нина.

— Ты поняла меня, внучка? — спросил он наконец.

— Да, поняла, — быстро ответила девушка.

— Так вот, возьми себя в руки, держись крепко, не принимай так близко к сердцу все, что увидишь и услышишь, а то ненадолго тебя хватит.

Разговор происходил в субботу, а через день, в понедельник, словно в подтверждение слов Ивана Михайловича, фашисты учинили в городе новое злодеяние. Приказали всем евреям — мужчинам — явиться с лопатами на работу, вывели их в лес и там расстреляли всех до единого, заставив перед тем выкопать для себя яму.

Лидия Леопольдовна всячески старалась оградить внучку от разговоров об этом чудовищном преступлении. Строго наказала Ивану Михайловичу не проговориться часом, предупредила соседей, знакомых. Но созданная вокруг Нины стена потаенности оказалась весьма зыбкой. Страшную новость на другой же день принес в дом Толя.

К удивлению Лидии Леопольдовны, Нина спокойно, во всяком случае внешне спокойно, выслушала брата. Она была поражена, но не испугалась, не ужаснулась, как в тот трагический день на Песчаной улице.

Расспросив Толю о происшедшей в лесу расправе, девушка побежала к деду, работавшему на огороде.

— Вы слышали, дедушка? — как-то очень тихо и напряженно спросила Нина. — Немцы расстреляли в лесу много людей.

— Кто тебе сказал? — не сразу откликнулся Иван Михайлович.

— Толя. Он был на улице и слышал, как женщины говорили об этом у колонки. Да и от ребят слышал… Что же теперь будет? Неужели никто не отомстит немцам за такое злодейство?

— Не знаю, — задумчиво ответил Иван Михайлович, — люди еще растеряны, не пришли в себя. А вот когда опомнится народ, тогда берегись фашисты! Загорится у них земля под ногами, дым столбом пойдет почище чем в восемнадцатом.

— Дедушка, — подсела к нему Нина, — расскажите, что тогда было в нашем городе, как боролись против немцев. Вы же многое знаете.

— Знать-то знаю, а рассказывать не мастак. Да и давно это было, разве все упомнишь?

— А вы вспомните…

Ей так хотелось услышать от деда увлекательный рассказ о героических подвигах партизан. Но Иван Михайлович был скуп на слова, рассказал только, как немцы вступили в Сновск и как потом формировалась дивизия Красной Армии под командованием Щорса.

Не то, не то хотелось ей услышать. Рассказанное дедом она знала из школьных уроков истории. В родном ее городе жил Щорс, он командовал первой украинской советской дивизией, освобождавшей Украину от немцев и петлюровцев. В тот год, когда она с родителями переехала в Сновск, об этом много говорили. Городу тогда и присвоили имя Щорса. Но какой была эта борьба, кто ее герои? Что они делали? Да, вот именно, что они делали, как собрались воедино, чтобы ударить по врагу, прогнать немцев с Украины, отомстить за погибших товарищей?

Слышала Нина как-то от ребят в школе, что о борьбе черниговских партизан против немцев в годы гражданской войны написаны книги, а читать их не довелось.

Кто же говорил ей об этих книгах, силится вспомнить Нина, как они называются?

Ее размышления прервала Ольга Осиповна, пришедшая проведать стариков и ребят.

Улучив момент, Нина спросила тетку, не знает ли она, какие книги написаны о борьбе против немецких оккупантов в восемнадцатом году.

— Много книг написано, — улыбнулась Ольга Осиповна.

— Таких, в которых рассказывается о Щорсе, о борьбе черниговских партизан?