Улица милосердия - Дженнифер Хей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Клаудию отправляли в магазин за хлебом или молоком, кассирша брала карточки за уголки, словно они были чем-то испачканы.
Мать Клаудии растила бедных детей и сама становилась от этого только беднее, но тем не менее она не отказалась от них: ни от своей, ни от чужих – даже когда у нее совсем кончилось терпение. Она не получала от них никакого ощутимого удовольствия и все равно продолжала брать новых. В какой-то момент Клаудия начала воспринимать это как болезнь, а мать как обсессивно-компульсивную собирательницу детей. Лишь спустя годы она поняла то, что теперь кажется ей очевидным: Деб растила чужих детей, потому что для нее это был один из немногих способов заработать. В мире было полно брошенных людей – больных стариков и ущербных молодых, – а ей платили за уход за ними. И тот факт, что это была одна из самых низкооплачиваемых работ, многое говорит о мире.
Хотя «растила» не совсем верное слово. Приемышам давали пищу и крышу над головой, в остальном им была предоставлена возможность растить себя самим. Дважды в неделю их мыли. Если воды не было – у тети Дарлин. Их нормально кормили и никогда не били, а это уже лучше того, с чего начинают жизнь многие другие. Деб часто говорила, что относится к ним как к своим, и Клаудия могла подтвердить, что так оно и было.
Мать Клаудии звала их «приемыши». Никто никогда даже не заикался о том, что они были ее братьями и сестрами. Приемыши относились к отдельной категории. В то время это не казалось ей жестоким.
ПОСЛЕ ЗВОНКА ТАРЫ ВСЕ ЛИНИИ ЗАТИХЛИ. По средам количество звонков иногда резко падало до нуля по необъяснимым причинам: двадцать минут полного затишья, а в следующую секунду в очереди уже полдюжины звонящих. По вторникам и пятницам звонков меньше, по четвергам – больше. По понедельникам телефоны звонят почти беспрерывно – последствия выходных, метафорические осколки которых разбросаны повсюду как конфетти после парада. Женщины звонят из такси, с продуваемых ветром улиц, со станций метро, из «Данкин Донатс». Задержки, порвавшиеся презервативы, подозрительные высыпания – некоторые звонят с работы, периодически прерывая свой рассказ, чтобы обслужить посетителя. Картофель фри не желаете?
– М-да, удручающе. – Наоми стянула с головы наушники и достала из сумки жестянку с мятными леденцами. В своей обычной жизни она была антропологом в Гарварде. Каждое лето она по полтора месяца проводила исследования в какой-нибудь развивающейся стране, где, судя по всему, и покупала всю свою одежду. В то утро на ней было мешковатое платье из какой-то грубой ткани, вроде тех, что в Средневековье носили в знак покаяния, и ожерелье, подозрительно напоминающее куриную кость на кожаном шнурке.
– У бедолаги через месяц свадьба, и она жутко боится, что месячные придутся на медовый месяц и это взбесит ее жениха.
– Она так и сказала?
– Слово в слово. Моего жениха это взбесит. – Наоми состроила гримасу а-ля Мунк, раскрыв рот в притворном крике. – А я думаю: деточка, уверена, что хочешь за него замуж? А то так каждый месяц будешь бояться, как бы он не взбесился.
– Долгая будет жизнь, – сказала Клаудия.
Наоми встала, потянулась и подошла к окну.
– Снег пошел, – сообщила она.
– Опять?
Да как такое вообще возможно? На другом берегу реки в Сомервилле ее «Субару», экипированный лопатой, одеялами и пакетиком кошачьего наполнителя для улучшения сцепления, все еще был похоронен в сугробе, который на него нагреб снегоочиститель. На откапывание ушел бы добрый час, и оно едва ли того стоило.
– И еще одна буря идет, – сказала Наоми. – Метеорологи призывают отказаться от личного транспорта.
– Черт. А я собиралась в Мэн в эти выходные, проверить мамин дом.
Клаудия давно называла трейлер именно так, осознавая, однако, что вводит людей в заблуждение. Ее мать использовала это же слово без малейших колебаний, для нее слова «дом» и «трейлер» были взаимозаменяемы. Говоря так, она бы даже прошла тест на детекторе лжи, уверенная в своей правоте.
Наоми выглядела обескураженной: «На машине?»
Если и был какой-то другой способ попасть в Клейборн, Клаудия о нем не знала.
– Хочу убедиться, что он еще стоит, что его не унесло последней бурей.
– Да ты с ума сошла, – сказала Наоми. – Ты не можешь просто позвонить жильцам?
– Жилец не очень надежный.
«Жилец» был еще одной аппроксимацией. Подходящего слова для этого случая тоже не нашлось. Николетт была последним приемышем – угрюмая, невзрачная девочка, которая сначала села на шею ее матери, а теперь пересела на ее. Николетт зажала ее в углу на похоронах Деб и спросила, может ли она остаться в трейлере со своей маленькой дочкой. Безвозмездно. То была временная договоренность, во всяком случае так тогда казалось.
– С ней никак не связаться, – сказала Клаудия. – Звонки не проходят.
– Это нехорошо, – сказала Наоми.
И не плохо. Для Клаудии это было нормально: в клейнборском семействе Бёрчей такое случалось постоянно. Ни у кого не было ни стационарного, ни мобильного телефона, они полагались исключительно на одноразовые мобильники с предоплатой. Когда ты совершал или принимал звонок, с него поминутно списывались деньги, а когда они заканчивались, телефоном невозможно было пользоваться, пока не купишь больше минут в «Уолмарте». Клаудия не стала объяснять это Наоми. Для антрополога из Гарварда аборигенские ритуалы плодородия и то были не такой экзотикой.
Снова зазвонил телефон. Клаудия уже потянулась за наушниками, но тут в дверях показалась голова Мэри Фэйи.
– Клаудия, ты мне нужна. У нас там пациентка в приемной.
ПАЦИЕНТКА ЖДАЛА В КАБИНЕТЕ, ТЕСНОМ НУЖНИКЕ рядом с приемной, где едва помещались стол и три стула. Ванесса М. оказалась миловидной круглолицей девушкой с афрокосичками и робким, тоненьким голоском. Судя по карточке, ей было семнадцать лет и десять недель из них она была беременна.
– Все, что ты мне сегодня расскажешь, останется в тайне, – начала Клаудия. – Но если ты скажешь мне, что кто-то причиняет тебе вред, не заботится о тебе или что ты собираешься что-то с собой сделать, мне придется сообщить об этом, чтобы убедиться, что с тобой ничего не случится.
Это был плюс-минус стандартный протокол. Каждый сотрудник клиники являлся уполномоченным представителем и один-два раза в год, иногда чаще, Клаудии приходилось звонить в Министерство по охране детей и семьи, чтобы сообщить о преступлении в отношении несовершеннолетних.
Ванесса отвечала на вопросы односложно. Да, она знает, какие
