Вадимка - Михаил Алпатов

Вдруг рядом громко загалдела загулявшая компания. Сначала ничего нельзя было разобрать, потом гвалт стих и Вадимка узнал голоса споривших между собой казаков. Это были знакомцы Вадимки - Василий Алешин и Яков Чугреев.

...Дворы Алешиных и Чугреевых стояли рядом с двором семьи Вадимки один по одну сторону, другой по другую - но Василия и Якова мальчишке приходилось видеть очень редко. Сначала Вадимка был маленьким, а соседи ушли на действительную службу, потом на германскую и на гражданскую войну, и знал Вадимка их только по рассказам взрослых. Служить Василию и Якову всегда приходилось в одном полку, они даже дружили между собой, но все удивлялись, как могли эти казаки уживаться друг с другом.

Уж очень они были разные. На хуторе посмеивались, что Василий и Яков родились разными "и снаружи и изнутри". Василий - длиннолицый и белокурый, Яков - круглолицый и чернявый. Но тут удивляться было нечему, удивительным казалось другое - жизнь терла и мяла обоих одинаково, им доводилось попадать в одинаковые переплеты, но характеры у этих людей как были разные, так и остались. Казаки говорили, что у Василия Алешина нрав - "не бей лежачего"! А насчет Якова на хуторе повторяли слова одного деда: "Наверно, его когда-нибудь нечаянно напоили молочком бешеной коровки".

...Вадимка стал прислушиваться, о чем сейчас спорили его соседи.

- Ешьте, пейте, братцы, - говорил Василий Алешин. - Не иначе, как начальство старые долги нам отдает. При царе нашему брату полагалось в день жалованья одна копейка и две трети. А мы с четырнадцатого года видели только шиш с маслом - приход с расходом верен и остатка нету. Посчитайте, сколько недоимок за начальством теперь накопилось!.. А приварок сами знаете какой у нас бывает на фронте. А на ужин скрутни - покрутишься, покрутишься, да и спать ляжешь. А одежа? Яко наг, яко благ...

- Опоздало начальство нам долги платить. За одну ночь не успеем получить... Все пошло на распыл! - рыкнул Яков.

- Что верно, то верно, - согласился Алешин. - На распыл... Вон сколько одежи, обувки горит за здорово живешь. А ить сколько народу голого и босого сейчас в России!..

- Сама Россия пошла на распыл - вот что чудо! - перебил его Яков. Остались у нас одни шкуры, и те утром достанутся красным.

- А на кой черт красным наши шкуры, их дубить не будешь.

- Вот не придут пароходы, а придут красные, погляжу я, что они тебе скажут?

- А они мне скажут: вот что, Василь Алешин, - отвоевался ты, браток. Знаем, что осточертело тебе это занятие. Вон видишь эту железную дорогу, шагай, Василь, по шпалам до самого своего хутора. Да поспешай, а то, сам видишь, на дворе весна, опоздать можешь, люди отсеются... А я помахаю им ручкой, доберусь до дому, высплюсь, побреюсь и начну налаживать плуг да бороны... А насчет России я тоже подумываю. И что она, бедная, будет делать без Якова Чугреева! Погибнет небось!

- Довели Россию!.. А что будет дальше?

- Что верно, то верно - деньги считаем на тысячи, а ходим без порток! Но помяни мое слово, придет время - рублевая бумажка снова будет у нас цвета спелой пшеницы, трешница - как трава зеленая, пятишница - как небо голубое, а десятка - как заря утренняя!

- Вот придет заря утренняя, а с нею красные, отрубят тебе башку, и не увидишь ты, друг мой, ни голубого неба, ни зеленой травы! - проворчал Яков.

- Не меряй, Яков, на свой аршин. Отвязывать башку - это уж по твоей части. Сколько народу ты за войну перевел! Эти люди тебе во сне не снятся?

- Война есть война! Или грудь в крестах, или голова в кустах... Уж такой военный закон!

- А я-то думаю, что место голове на плечах! Так что, война войной, да воители разные бывают!

- Вот уж из тебя воитель всегда был никудышный. Уж я-то знаю!..

Тут в разговор стали вмешиваться другие казаки, голоса Василия и Якова снова утонули в общем шуме, Вадимка уже ничего не мог разобрать. Он потерял интерес к этому разговору и стал снова смотреть, что делалось вокруг. Его внимание привлекла высокая фигура молодого офицера.

- Мы были у ворот Москвы, господа! - донесся до Вадимки пьяный голос - У ворот Москвы, вы это понимаете?.. Но нам всадили нож в спину. Нас предали!..

- Сядь, Сергей, хватил лишнего. Оставь свой бред.

- Не-ет, это не бред!.. Я два года не выходил из огня, я без остатка отдавал себя делу России, я готов был отдать жизнь... А мне плюнули в душу. Мы за них умирали, а эта штабная сволочь кутила в тыловых ресторанах. А мы-то, идиоты, верили в какие-то и-де-а-лы!

Поднялись еще двое и стали усаживать разбушевавшегося.

- Постыдись, кругом нижние чины!

Но шумевший вырывался.

- Нижние чины! Вот им-то я и хочу сказать... Братцы, наши хозяева нас бросили, а сами удрали... Я не хочу умирать за эту дрянь!

Пьяного схватили под руки и усадили на место.

В группе офицеров, сидевшей поодаль, было, кажется, весело. Кто-то рассказывал:

- Однажды ночью был я начальником караула. Пошел проверять посты. Подхожу к одному посту... смотрю... часовой улегся и спит. Растолкал я его: "Ты что же делаешь? А противник?.." А парень в ответ: "А противник разве спать не хочет?"

Компания рассмеялась... Офицеры смеются... В такую-то страшную ночь... Наверно, потому, что боятся заплакать.

...Вдруг по пристани пронесся гул, послышались ликующие выкрики, поднялась суматоха, люди стали собирать пожитки. Вадимка вскочил на ноги, иначе затопчут. Он поспешил стать рядом с Василием Алешиным. Со всех сторон их сжала толпа, стало трудно дышать. Все уставились в ту сторону, где из темноты выплывало белое судно; при свете пожара оно казалось совсем розовым. С палубы была слышна команда.

- Неужто на этот баркас думают погрузить все наше стадо? - вздохнул Яков Чугреев.

- Ждали несметный флот, а прислали какую-то лоханку, - прибавил кто-то.

- А можа следом да придут ишшо пароходы, - сказал казак, которого притиснуло совсем рядом. Он держался за два туго набитых мешка.

- Дожидайся, кума, мягких, - ответили ему.

Неожиданно Василий Алешин взял Вадимку за руку и крепко сжал его ладонь. И это тронуло Вадимку до слез, он почувствовал себя под защитой взрослого человека, о котором с малых лет слышал много хорошего. С тех пор как Вадимка уехал из дому, никому до него не было дела.

- Не спеши, парень, на пароход... Нас с тобою за морем никто не ждет, - услышал Вадимка шепот у самого уха.

Слова Алешина изумили и обрадовали его. Вадимка боялся попасть к красным, но уезжать куда-то за море ему очень не хотелось. А как же мать, как же дом, как же ребята? Как же без всего этого? И вот такой человек, как Василий Алешин, говорит, что уезжать никуда не нужно. Уж он-то знает, как лучше! И Вадимка тоже сжал ладонь Алешина.

Судно причалило. Со всей пристани к берегу бежали люди. Началась страшная давка. Дышать стало еще труднее. Напряжение возрастало. С берега толпа криками торопила судовую команду. Почему так долго устанавливают трап? Все ждали, что сейчас начнется посадка, но внезапно с парохода на берег сошли офицеры с винтовками и загородили вход.

- Штаб-офицеры есть? - послышалось с палубы.

Наступила тишина, а потом понеслось в ответ:

- Тут все генералы!

- Я тоже стал бы генералом, да в арифметике слаб!

- Плох тот солдат, кто не хочет быть генералом! Таких берете?

Некоторые офицеры протиснулись к трапу. Их пропустили на палубу. Но одного, пробившегося вперед, вдруг оттолкнули обратно в толпу.

- Как вы смеете? Я - капитан!

- С чем вас и поздравляю, - ответил ему, видно, начальник тех, кто охранял трап. - Соблюдайте порядок, и с вами будут обращаться деликатно. Дойдет очередь и до обер-офицеров.

Но в один миг все переменилось. Высокий человек с револьвером в руке - Вадимка сразу узнал его: это был тот самый офицер, который только что кричал на пристани, - налетел на охрану.

- Дорогу, крысы тыловые, а то пулю в морду!

Он пробился через заслон, взбежал на середину трапа, выстрелил вверх и во весь голос крикнул:

- Братцы! Слушай мою команду! К турецкому султану на блины! За мно-о-ой! - и влетел на палубу.

Человеческая махина стала неуправляема. Офицеров, охранявших трап, смело в один миг. Плотная толпа, наседавшая на пароход, хлынула с такой силой, что люди, оказавшиеся у края пристани, посыпались в воду. Вадимку и Алешина неудержимо понесло к пароходу.

- Держи правей, держи правей, - слышал Вадимка тревожный голос Алешина.

Их волокло все ближе к кромке причала. Пароход, казавшийся Вадимке огромным чудовищем, был уже совсем близко. Но внезапно чудовище двинулось куда-то в темноту - пароход медленно стал отчаливать, трап вместе с людьми рухнул вниз. Грянул оглушительный взрыв криков, визга, ругани. Но толпа продолжала напирать; вслед за трапом в воду полетели люди. Они страшно кричали.

Вадимка различал край пристани, от которого уже отошел пароход. Вопли усилились. Еще несколько мгновений - и их тоже столкнут в море.

Не помня себя, Вадимка закрыл глаза, он приготовился падать в бездну. Ему показалось, что они с дядей Василем, взявшись за руки, уже летят вниз. Он ждал удара, но удара все не было и не было. Вадимка открыл глаза - они стояли у самого края пристани, дядя Василий обхватил его за плечи и прижал к себе. Все, что творилось рядом с ними, Вадимка понимал с трудом - кто-то стрелял, кто-то молился, кто-то до хрипоты кричал.