Прыжок в неизвестное - Лео Перуц

- А Освальд? - спросила она. - Его вы тоже находите бесполым?

- Освальд? Тупой кандидат богословских наук! Не верьте его поцелую в соседней комнате! - Станислав Демба приготовился сострить: - Это обман: Регину целует в соседней комнате театральный плотник или, может быть, помощник режиссера, но не Освальд.

Фрейлейн рассмеялась.

- Впрочем, - продолжал Демба и подсел ближе к фрейлейн, - мы поцелуями обманываем природу. Это изобретенная женщинами уловка, которой они морочат мужчин.

- Однако вы нескромны. Вам, видно, сразу хочется всего, не правда ли? - спросила фрейлейн.

- Поцелуи, ласки, объятия, - проповедовал Станислав Демба, существуют только для того, чтобы отвлекать нас от того единственного, в чем наш долг перед природою.

Фрейлейн начинала спрашивать себя, не лучше ли будет встать и прекратить разговор, становившийся немного опасным. Но ведь ее сосед высказывался в тоне чисто академическом, в смысле чисто теоретическом, а предмет беседы был ей, в сущности, приятен. Она покосилась в сторону фрау Буреш: та сидела и вязала и, наверное, не поняла ни слова, а дети играли в успокоительном отдалении. Но тут сам Демба изменил направление беседы.

- Я голоден, - сказал он.

- В самом деле?

- Да, представьте себе, я со вчерашнего дня ничего не ел.

- Так подзовите же вон ту торговку и купите себе кусок пирога.

- Это легко сказать, но это не так просто, - сказал Демба в раздумье. - Который теперь час, собственно говоря?

- На моих часах скоро три четверти десятого, - сказала фрейлейн.

- Господи, мне ведь нужно идти! Демба вскочил.

- Правда? Как жаль! Одной тут сидеть так скучно.

- Я заболтался, - сказал Демба. - У меня много дел. Мне даже, в сущности, не следовало отдыхать. Но я смертельно устал, и у меня болели ноги. И кроме того... - Демба взвинтил себя до наибольшей любезности, на какую был способен, - я совсем не мог пройти мимо вас. Я должен был с вами познакомиться.

- В сущности, жаль, что мы не можем продолжать беседу.

Фрейлейн легко покачивала ступнею, показывая тонкую щиколотку, переходившую в стройную ножку.

Станислав Демба беспомощно уставился на эту ножку и снова сел.

- Мне хотелось бы с вами еще раз повидаться,-сказал он.

- Я часто в это время гуляю с детьми. Впрочем, не всегда в этом парке.

- А где вы обычно бываете?

- Как когда. Это зависит от моей госпожи. Я гувернантка.

- В таком случае я сюда еще раз как-нибудь загляну.

- Если хотите положиться на волю случая. Но ведь вы можете мне написать, - сказала фрейлейн.

- Хорошо! Я вам напишу.

- Так запишите мой адрес: Алиса Лайтнер, квартира статского советника Адальберта Фюкселя, девятый округ, улица Марии-Терезии, 18.

- Это я и так запомню.

- Это невозможно. Такой длинный адрес нельзя запомнить. Повторите-ка его.

Станислав Демба помнил только Алису и тайного советника Фюкселя. Все остальное он забыл.

- Так запишите же адрес! - приказала фрейлейн.

- У меня нет ни карандаша, ни бумаги, - сказал Демба и раздраженно нахмурился.

Фрейлейн достала из сумочки карандаш и вырвала листок из записной книжки.

- Вот! Запишите!

- Я не могу" - сказал Станислав Демба.

- Не можете? - изумилась фрейлейн.

- Нет, я, к сожалению, неграмотен. Я не умею писать.

- Бросьте шутить!

- Это не шутка. Это известный статистический факт, что одна десятитысячная часть населения города Вены состоит из безграмотных. Среди этой одной десятитысячной нахожусь я.

- И вы хотите, чтобы я этому поверила?

- Разумеется, фрейлейн! Вы сегодня имеете честь... Станислав Демба умолк. Ветер сорвал у него шляпу с головы и погнал ее через песчаную аллею в траву. Демба вскочил и сделал несколько шагов по направлению к шляпе. Вдруг он остановился, медленно повернулся и пошел обратно к своему месту.

- Там она лежит, - пробормотал он, - а я не могу ее поднять.

- Какой вы смешной! - рассмеялась фрейлейн. - Вы, может быть, боитесь сторожа?

- Если вы мне не поможете, она останется в траве.

- Но почему же?

Станислав Демба глубоко вздохнул.

- Потому что я калека, - сказал он беззвучным голосом. - Приходится сказать правду, у меня нет рук.

Фрейлейн посмотрела на него в ужасе и не проронила ни звука.

- Да, - продолжал Демба, - я потерял обе руки. Фрейлейн безмолвно пошла за шляпою и вернулась.

- Наденьте ее мне на голову, пожалуйста. К несчастью, я не могу обходиться без посторонней помощи. Вот так, благодарю вас. Я был инженером, - продолжал Демба, снова садясь. - Демба, инженер мукомольной фабрики "Эврика". Простите, что не представился сразу. Вы знаете фабрику "Эврика"? Нет? Печение хлеба. Излюбленный ржаной хлеб Газенмайера. Вы никогда не слышали о нем?

- Нет, - прошептала фрейлейн и закрыла глаза.

Теперь ей многое стало понятно в поведении соседа. Она поняла, отчего он раньше не поднял ее зонтика, бедняга, и отчего отказывался записать адрес.

- Это со мною случилось на паровой мельнице. Я обеими руками попал в маховик. Как-то в пя... Нет, это даже не в пятницу случилось, а в самый обыкновенный четверг, двенадцатого октября.

Неистовый страх охватил вдруг фрейлейн: как бы ему не пришла в голову мысль показать ей свои изуродованные руки. Две коротких, кровоподтечных культяпки... Нет! Она не могла думать об этом. Мороз пробежал у нее по спине.

- Я должна теперь, к сожалению, уйти, - сказала она тихо и виновато. Вилли! Гретль! Нам пора домой!

Она робким взглядом окинула соседа. Как жутко было видеть свисавшие пустые рукава! И его поношенный костюм, это старое пальто из дешевого сукна! Все, что ей казалось раньше оригинальностью, гордо выставленной напоказ, умышленной неряшливостью представителя богемы, предстало ей теперь тем, чем было в действительности: тщательно скрываемой нищетою.

И ведь он сам признался, что голоден.

- Вы все еще на фабрике? - спросила она.

- Где? На фабрике?.. Ах, да. На фабрике "Эврика"?.. Нет. Кому нужен калека? - сказал Демба.

Да. Ее предположение оказалось правильным. Ему приходится туго... У фрейлейн было мало денег при себе. Она нашла в сумочке одну крону и монету в десять геллеров. Она их тайком положила на скамью подле Станислава Дембы.

Затем она встала. Было мгновение, когда ее потянуло подать руку несчастному. Но она вовремя поняла всю нелепость такого намерения.

Она кивнула головою Станиславу Дембе и попрощалась с фрау Буреш. Потом взяла за руки детей и удалилась.

При выходе из парка ей пришло на ум, что несчастный человек совсем не сможет взять ее деньги. Но она решила, что кто-нибудь поможет ему, какой-нибудь прохожий или же фрау Буреш.

Фрау Буреш, слышавшая весь разговор, хотя делала вид, будто занята только своим вязанием, была свидетельницей того, как обнаружил деньги Станислав Демба. Она наблюдала, как оторопь, отвращение и разочарование исказили его лицо, и с изумлением увидела, как из-под его пальто показались два пальца и с яростью сбросили деньги на землю.

Глава IV

В конторе фирмы "Оскар Клебиндер, модные материи для жилетов, оптовая продажа" работа в этот день ничуть не кипела. Владелец предприятия, правда, побывал в конторе утром, как делал это каждый день, ругнул немного служащих и, в частности, пригрозил увольнением с первого числа конторщику Нойгойзлю, опоздавшему на целых полчаса. Затем у него в кабинете произошло бурное объяснение с разъездным агентом Зерковичем. "За прогулки по Вене я не плачу! И не подумаю!" - раздавались оттуда его крики. Далее он продиктовал два письма фрейлейн Постельберг, не переставая кашлять, сморкаться и бранить поезда городской железной дороги за пыль и грязь. Но потом он ушел, сказав, что через час, вероятно, вернется; угроза эта не произвела, однако, впечатления ни на кого из подчиненных. Все знали, что он собирается с десятичасовым поездом уехать в Коттингбрун на скачки.

В такие дни служебные часы в фирме "Оскар Клебиндер, модные материи для жилетов, оптовая продажа" обычно протекали уютно и приятно. Ибо бухгалтер Браун, который должен был заменять отсутствующего патрона, мистер Броун, как его называли три конторские барышни, хотя он был родом из Мериш-Трюбау и не понимал ни слова по-английски, - мистер Броун никому не портил настроения. Сам он, правда, продолжал добросовестно работать за своею конторкою, суммировал столбцы цифр, заключал счета и открывал новые, но происходившим вокруг него не интересовался. Его сотрудники и сотрудницы могли проводить свой девятичасовой рабочий день, как им было угодно. Только когда беседа становилась чересчур громкою, он покачивал неодобрительно головой.

Беседа не была в этот день громкою. Стучала одна пишущая машинка. Это старалась фрейлейн Гартман, собиравшаяся на следующий день в отпуск; ей нужно было дописать залежавшиеся бумаги. Фрейлейн Шпрингер читала вслух газету, хронику спорта. Фрейлейн Постельберг поставила на стол два зеркала и доканчивала свою новую прическу. Господин Нойгойзль занят был истязанием своих карманных часов, которым ставил в вину свое опоздание. Практикант Иосиф, уйдя в мечты, исписывал лист канцелярской бумаги своим росчерком, а росчерк у него был такой размашистый, что он мог быть без всяких затруднений назначен директором Австро-Венгерского банка. Из помещения склада доносился жирный голос разъездного агента Зерковича, упрекавшего кого-то в том, что до сих пор не составлена коллекция образцов.