Меж зеркал воды и неба - Алекс Змаев

— Ага, давай сюда. — Подбираюсь к Йену слева, а Аня справа, но держится на расстоянии полуметра. — Не, так далеко… — Обнимаю Йена за талию и прижимаюсь к нему. О! Молодец, сообразил — ухватил нас обеих и прижал к себе. В это время щелкает фотоаппарат и Аня плывет смотреть, что получилось. А лицо, кстати, опять розовенькое. Смотрит кадр, успокаивается, веселеет. А что там могло быть? Три головы из воды торчат, и все.

Вылезли, подкрепились бананами. Точнее, я подкрепилась, а Аня задумчиво рассматривала свой банан, не решаясь откусить от него, и иногда бросала быстрые взгляды в сторону Йена, который так и не стал одеваться, решив сперва обсохнуть.

Потом засобирались домой. Купальник у нее все еще мокрый, надевать платье поверх неудобно. Снимет или нет? Смешалась; поглядывает на кусты и на спокойно одевающихся нас. Ага, сама себя в ловушку загнала. Пойти переодеваться за кусты — показать, что мы не совсем свои, переодеться при нас стесняется. Заявила, что поедет так и будет сушить на себе. Ну-ну. Тогда обратная дорога будет испытанием для Йена… А ночь — для меня.

Утром, продрав глаза и отправившись в кухонный уголок под навесом готовить завтрак, неожиданно обнаруживаю Йена. А думала, муж еще спит, как обычно. Что бы ему просыпаться, если завтрака еще нет? Однако же вот — сидит, на меня смотрит:

— Ями, ты вчера сказала «здесь все свои»? Как это понимать?

— Понимай, что я не слепая и вижу, как ты на Аню смотришь. Да и раньше на белых туристок тоже, но на Аню особенно.

— Ты знаешь? — дергается, порываясь встать. Кладу руку ему на плечо, удерживая, начинаю тихонько поглаживать плечи и шею, успокаиваю. Он бормочет:

— Старался, чтоб ты не заметила…

— Зачем? Я жена, разве нет?

— Не хотел беспокоить и огорчать.

Мотаю головой, Йен не видит, но через движения моих рук догадывается и, закинув голову, глядит на меня.

— Я сразу почувствовала. Пока не поняла, только больше беспокоилась.

— И что теперь делать?

— Не знаю. Будь Аня просто из городских или даже столичных, стоило хотя бы выяснить, сколько за нее попросят, если в младшие жены…

— У нас бы никогда таких денег не нашлось.

— Да. Но спросить бы стоило. Всяко бывает.

— И ты согласишься, если она будет со мной?

— Какая разница, если ты все равно с ней тут?.. — слегка хлопаю его ладонью по лбу, уточняя, где именно у него Аня сидит. — И да, я, наверное, могла бы с ней ужиться.

— Но только эти разговоры без смысла. Она из белых. — Йен опускает голову, трет лоб. Неужели я его так заметно приласкала ладошкой? Нехорошо.

— Ты меня не дослушал. Говорить о цене глупо и не с кем, но у европейцев девушек отдают замуж без выкупа, да и сами они порой ищут приключений… если судить по кино.

— Не только по кино. Я часто туристок по ночным клубам отвозил.

— Ну вот, сам все знаешь. Шанс на «приключение» у тебя есть. Аня относится к тебе не как клиентка к рикше.

— Мне тоже так порою кажется. Но как именно…

— Вот и разберись. Раз вчера ей понравились ближние водопады, большой дальний тоже понравится. Там вода чище и купаться удобнее. Пригласи, проверь, поедет или нет.

— Но на дальний дороги нет, только тропа. На двух колесах можно, а с тележкой — никак.

— Так в том-то и дело. Отцепляй тележку, берите байк и езжайте. Вдвоем.

Йен, сидя на циновке, обнимает мои ноги и утыкается носом в живот. Трется, как кот мордочкой.

— Ями, ты очень…

— Знаю, я хорошая жена. Ты ведь это хотел сказать? А теперь сходи проверь, проснулась она уже или нет.

Убежал. Бегом, судя по перестуку пяток о мостки. Интересно было бы посмотреть, но утренний туман над океаном еще не поднялся и все вокруг маленького пятачка света от лампы окутано белой стеной. Аня, скорее всего, еще спит, но если они действительно соберутся на дальние водопады, то выехать лучше пораньше, пока не жарко. Значит — что? Значит, пора жарить морковь к рису.

Вернулись они после заката, причем Аня так и сидела на байке в одном купальнике, вцепившись в Йена и прижавшись к его спине. Интересно, Йен специально подгадал время, чтобы в деревне не разглядели эту картинку? Почему-то кажется — да. Но наверняка была и еще одна причина не спешить — мокрый купальник, через мокрую футболку, передает все ощущения, а у Йена спина чувствительная, уж я-то знаю. Похоже, день у них прошел хорошо, но ничего не было, иначе Аня не смущалась бы так, слезая с байка.

А как поступить мне? Решаю не показываться и, схватив корзинку с ужином, бегу в домик. Вроде как раньше принесла ужин и уже ушла. Пока Йен закатывает байк под навес и перекидывается парой слов с отцом, должна успеть…

Не успела. То есть корзинку отнесла, а вот вернуться не получилось, только добежала до поворота у дерева с орхидеями — уже слышны шаги по мосткам. Отодвигаюсь в дальний угол площадки, стараюсь не шевелиться. Ночь у нас падает резко и через час после заката все-все завернуто в черную и мохнатую, как шкура пантеры, темноту. Парочка проходит мимо, обнявшись. Ого! Быстро они. Может, и сговорятся сегодня. На цыпочках, стараясь не скрипеть досками, возвращаюсь в деревню.

Мне есть чем заняться, отвлекаясь от лишних мыслей: чистить рыбу из вечернего папиного улова и осваивать новую технику. С тех денег, что Аня заплатила за декабрь, мы купили небольшой ящик-морозильник. Вроде как подарок на европейский Новый Год самим себе. Всего третий такой девайс в деревне и предмет восхищения соседей. Как же — утро, завтрак, а рыба с вечера уже подготовлена. Но насладиться возней с морозильником не довелось. Звонит мобилка. Йен. Что там у них стряслось?

— Ями… Я… Она…

— Не поняла?

— Она — девушка… была.

— Ох ты ж!

— Я ничего не соображал и не остановился, только потом понял. Не знаю, что делать…

— Так! Сейчас лезь в воду, охладись. Потом домой. А с Аней я сама поговорю.

Снова бегу к домику. Так, что здесь у них? Йен шумно плещется где-то рядом в темноте, а Аня сидит на уголке матраса и смотрит прямо перед собою огромными глазами. Он что, так от нее и убежал? Ну да, я же велела лезть в воду и не уточнила, что надо еще что-то ей сказать, а голова у Йена пока еще не работает.

— Ями? Я… — Аня пытается укрыться простынкой, замечает красные пятна на ней и со всхлипом утыкается лицом в колени. Надо срочно что-то делать. Сажусь рядом, обнимаю за плечи. А что? Имею право, не чужие теперь. Аня поднимает глаза и смотрит на меня сверху вниз, но как побитая собака.

— Ями, ты меня простишь?

— За что?

— Ну… Йен — твой муж, а я… получается, его любовница… Может быть.

— Какая же ты любовница? Свадьбы же не было. — Делаю удивленное лицо, дескать, что такое говоришь. Сейчас надо перевести ее мысли на какую-нибудь другую тему.

— При чем здесь свадьба? Не поняла… — А слезы-то высохли. У меня получилось!

— Да, верно, ведь у вас слово «любовница» может значить что-то другое.

— А что оно значит у вас? — Получилось, получилось! Не дрожит, не плачет, и голос нормальный.

— Ну-у… Раньше у нас было просто, в семье есть старшая жена и может быть одна или больше младших. Но младшие — только в богатых семьях. А потом пришли европейские миссионеры, и сказали, что больше одной жены быть не может, а все остальные — любовницы, и заводить любовниц нехорошо. Что нехорошо, мы с ними не согласились. Если они начинали спорить, можно было напомнить, что многие из них здесь этих самых «любовниц» себе взяли. А про название спорить не стали, и теперь младших жен называют «любовницами».

— Прямо так взяли и согласились? И младшие жены не обиделись?

— На что им обижаться? Это по-английски и по-французски. В нашем-то языке слово тем же осталось — «младшая жена». Только свадьбы теперь с младшими не в городах проводим, а на природе где-нибудь. Миссионерам говорим: «пикник».

— Зачем вам это?

— Как зачем? Они платят. Денег на школы дают. Школы — это хорошо, дети учатся. Говорить другое слово за это невысокая цена, ведь правда?

— И миссионеры удовлетворяются просто другими словами?

Пожимаю плечами, ну что тут сказать, они-то, конечно, хотят большего…

— В семьях, где верят в европейского замученного бога и ходят на исповедь, там младших жен и не берут. Но это все в столице и немного в других городах. Здесь духи предков сильны и такого нет.

— Поня-атно. — Немного помолчав: — Значит, раз свадьбы не было, не любовница. А кто же тогда?

— Не знаю, как назвать… «приключение», может быть… как-то так.

— Приключение. Хм. — Она смешно морщит нос. — Причем такое страшное, сбежал не оглядываясь.

— Он не от тебя сбежал. Просто представь, вдруг понять, что стал грабителем.

— Грабителем? Почему? Все же было по согласию…

— А при чем тут согласие? За девушку родителям выкуп дают куда больше, чем за «не-девушку». Получается, Йен ограбил твоих родителей. Конечно, он расстроился. Сильно-сильно.