Пес Зимы - Константин Александрович Хайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они помолчали.
– Пошли работать?
Бхарат оторвал голову от подушки и опасливо скосил глаза на Джил. Ей было все равно.
– Пошли, – подтвердил Форд.
Веринджер продолжал мерить шагами модуль, каждые десять шагов поворачивая кругом и нелепо подпрыгивая. Его работой было нервничать.
* * *
– Скажите, Бэррон…
– Джефф.
– Скажите, Джефф… Что Вы обо всем этом думаете?
– Я не знаю, кэп. Честно. Не знаю.
Веринджер нахмурился.
– А все же?
Бэррон пожал плечами.
– Ну все же. Какие-то идеи, гипотезы. Самые дурацкие. Мне нужно хоть что-то, на что можно опереться.
– Зачем?
Бэррона было не напугать ледяным взглядом.
– Я должен найти выход. На этой базе семь человеческих душ, и все они висят на моей совести. Я должен что-то придумать… Не пожимайте плечами.
– Мы все знали, на что идем.
– Неважно. Все равно здесь за все отвечаю я.
Он был настоящий полковник. И настоящий холерик. Маленький, властный, почти яростный в своей отчаянной попытке предпринять неизвестно что.
Бэррон снова пожал плечами. Потом снисходительно улыбнулся, как улыбается взрослый, чтобы обнадежить перепуганного ребенка.
– Судите сами, кэп. Три приемопередатчика одновременно перестают принимать сигнал. Они молчат уже двенадцать часов, причем нет ни шума, ни помех, ничего. Тишина.
– Это может быть все, что угодно. Софтверный баг. Магнитная буря. Отказ питания.
– Забудьте. Все передатчики разных систем, аварийный – так вообще туп, как пробка: фигачит без изысков на заданной частоте. Восемнадцатый век. Там нечему ломаться.
– И какой Вы делаете вывод?
– Тут не о чем рассуждать. Проблема на другом конце линии. Мне, как радиоинженеру, это ясно, как дважды два.
Веринджер сглотнул.
– Это невозможно.
Бэррон в третий раз пожал плечами.
– Невозможно, – упрямо повторил командир, – у нас три станции, семь антенн, и Вы безо всякого компромисса исключаете возможность аварии на стороне базы! На той стороне две дюжины мощнейших передатчиков. Не могут же все они отказать одновременно безо всякого предупреждения?
Серые глаза Бэррона смотрели внимательно и вдумчиво.
– Ну что Вы молчите?
– Не могут, сэр.
– Ну?
– И все же я уверен, что на нашей стороне проблем нет.
Веринджер сцепил пальцы, расцепил их, и снова сцепил.
– Вы верите в инопланетян? Я спрашиваю, Бэррон, Вы верите в инопланетян, морских чудовищ, сирен, гарпий, вампиров?
– Я даже в бога не верю. Хотя сейчас склонен об этом жалеть.
Полковник рывком взял себя в руки.
– У нас есть запас продуктов на шестьдесят два дня. Блоки регенерации воздуха протянут от восьмидесяти до девяноста. Фекальная цистерна заполнится через шесть недель. У нас есть челнок. Я хочу знать, когда мне следует объявить эвакуацию персонала.
– Вам следует посоветоваться с Джил. Она – пилот челнока и заместитель командира базы.
– Я хочу знать Ваше мнение, Баррон.
Тот едва заметно сглотнул. Ему не хотелось высказываться.
– Мое мнение – эвакуация бесполезна.
– Что Вы хотите этим сказать?
– Только то, что уже сказано.
– И что Вы предлагаете? Сидеть без связи и ждать корабль? Дожидаться, пока кончится кислород? Взорвать тут все к чертовой матери?
– Извините, сэр, но принимать решения – не моя работа.
Веринджер снова овладел собой.
– Вы правы, Бэррон. Я сорвался. Нервы. Поэтому я и пришел к Вам: Вы единственный, при ком я могу позволить себе сорваться.
Седая голова утвердительно качнулась.
– Это верно. Я могу выслушать Вас, кэп. Что бы Вы не сказали, это навсегда останется между мной и Вами. Но… я не могу принять решение за Вас. И, скажу честно, Вы знаете ровно столько же, сколько я, поэтому дать Вам дельный совет я не могу тоже.
Полковник окинул его мрачным, но благодарным взглядом.
– Я пойду. Спасибо.
– До свиданья, Марк. Мне очень жаль, что так вышло.
Ему в самом деле было жаль их всех. Все они были добровольцы. Все они знали, на что шли. Это была правда, сущая правда, но можно ли точно знать, на что ты идешь, не пройдя весь путь до конца?
* * *
– Я не помешаю?
Страшно неудобно прерывать романтические свидания, даже когда они происходят на общей кухне.
Они пожали плечами. На лунной базе длиной в сто футов не бывает личной жизни: что бы ты ни говорил и не делал, ты говоришь и делаешь это у всех на виду. Выбор для сильных: играй в открытую, или не играй вовсе.
Сергей был из сильных. Типичный русский: широкий, коренастый, с тяжелым подбородком и жестким упрямым взглядом на простоватом открытом лице. Он с первого дня обозначил свой интерес к Джил, не смущаясь ни ее статусом замужней женщины, ни регламентами поведения, ни даже тем холодным отпором, с которым она раз за разом встречала его неумелые, но настойчивые ухаживания. Он неловко шутил: она давала ему это понять. Он был грубоват: она подчеркивала это при малейшей его промашке. Они сцеплялись всякий раз, по делу и не по делу, пока однажды между ними не проскочила искра. Сергею не завидовали. Меньше всего Джил подходила на роль «девочки для баловства», ввязавшись играть с ней в любовь он влипал всерьез, это понимали все, включая его самого. Такая основательность внушала уважение. Почти в любом мужчине живет подсознательная тяга к таким женщинам, как Джил: самостоятельным, уверенным, жестким, способным сгибать других и не сгибаться самим, женщинам, которыми нельзя владеть, а можно лишь привязать к себе постоянно подновляемой веревкой по-настоящему сильных чувств.
Он встал из-за стола и молча вышел. Не в знак обиды, конечно же. Ему просто не о чем было рассуждать: когда начальники хотят говорить, вполне естественно оставить их вдвоем.
Веринджер сел на его место.
– Волнуетесь?
– Разумеется.
Он сжал кулаки, чтобы не забарабанить пальцами по столу. Больше всего ему хотелось вскочить и начать расхаживать из стороны в сторону, как пойманный в клетку тигр. Никто не упрекнул бы Марка Веринджера в трусости, но храбрость и выдержка не всегда уживаются в одной личности.
– Иногда я думаю: чего, собственно, мы волнуемся? Подумаешь, потеряли связь. Пришлют корабль, привезут новый передатчик, и все наши тревоги будут выглядеть нелепой детской истерикой.
– Корабль должен был прийти две недели назад.
Она смотрела на него серыми немигающими глазами. Ничего особенного. Худое длинное лицо, узкие губы, светлые, почти выцветшие брови. Неяркая, неброская. Что они в ней
