Проклятое счастье - Болеслав Прус

Этим воодушевляющим выводом Вильский подвел итог своим размышлениям. Он поднялся со стула и прошелся по комнате с видом человека, который знает, что ему делать.

"Добродетели растворяются в своекорыстии, как реки в море", - сказал Ларошфуко. Он был прав.

Голова у Владислава горела, в висках стучало. Он открыл форточку и глубоко вздохнул. На улице была ночь и тишина, в комнате догорала лампа.

Когда он повернул голову, ему почудилось, будто противоположная стена, расплываясь в полумраке, открывает перед его взором изысканный будуар, наполненный богатой мебелью и благоуханиями. В кресле, обитом темно-зеленым бархатом, сидела, вернее лежала, женщина, запрокинув голову на спинку кресла, с полузакрытыми глазами и выражением восторга на смуглом лице.

"Говори же хоть что-нибудь! - шептало видение. - Дай услышать твой голос..."

- Ах, ах! - прозвучал стон из Эленкиной комнаты.

Вильский бросился туда.

- Что с тобой, Элюня? - крикнул он.

- Это ты, Владик?.. Нет, ничего... приснилось что-то, не знаю что...

- Может быть, наши миллионы? - спросил он с улыбкой.

Но она не ответила и опять заснула.

V

Первые шаги

Дьявол и безумие властвуют над человеком ночью; день - отец здравого смысла. С наступлением утра Вильский со стыдом вспоминал о вчерашнем наваждении и, успокоенный, стал думать об обязанностях, к которым, правда, его никто не понуждал, но которые успели пустить корни в его душе.

Голос разума и совести напомнил ему о людях, которые делали ему добро, и о планах, которые он мог теперь осуществить. Он бодро встал с постели, быстро оделся и пошел на телеграф, собираясь уведомить о своей удаче Гродского и пригласить его участвовать в общем деле.

В каком? - он и сам еще не знал.

На полдороге его остановил чей-то оклик. Оглянувшись, он увидел карету, из которой высаживался Вельт.

- Вы шли ко мне! - сказал банкир, безапелляционным тоном. - Поздравляю! Подобные происшествия редко случаются.

- Вы о чем, собственно?

- Разумеется, о ваших миллионах! Я все знаю. Сказочная удача! Моя касса в вашем распоряжении, хоть сегодня могу предложить вам сто тысяч по восьми процентов. Дешевле вы нигде не получите.

Ошеломленный Вильский молчал.

- Согласны, согласны, нечего и говорить, - продолжал банкир. - Сядемте в карету... Вам следует прилично экипироваться. Сейчас отсчитаю вам малую толику денег, а на досуге мы потолкуем о вашем проекте строительного товарищества. Я в восхищении от него! Заворачивай, кучер! Я как раз ехал к вам. Надо, надо в меру сил служить обществу, пан Вильский, - таков мой принцип. Строительное товарищество нам просто необходимо!

Когда лошади стали, банкир сказал:

- Сейчас я велю приготовить гарантийное обязательство, а вы пока что пройдите, пожалуйста, к моей Амелии.

Вильский машинально поднялся по лестнице и через секунду был уже в гостиной.

Прошла минута... две... На третьей в дверях показалась жена банкира.

Она была очень бледна; подавая Вильскому руку, она сказала изменившимся голосом:

- Давно мы не виделись!..

На мгновение ее щеки порозовели.

Наступило короткое молчание, снова прерванное пани Вельт.

- Сегодня я узнала о вашем... не знаю, как назвать... Люди называют это счастьем. Если это и впрямь счастье, тогда я искренне... от всего сердца поздравляю вас!

Вильский поцеловал ей руку. Рука была горяча как огонь, но неподвижна.

Затем заговорили о том о сем, сначала немного принужденно, потом все живее. Вдруг с лестницы донесся голос Вельта.

Пани Амелия, оборвав беседу, быстро спросила:

- Вы, говорят, собираетесь в Краков?

- Приходится...

- Когда?

- Право, еще не знаю.

- Я тоже собираюсь ехать.

- Когда? - спросил теперь Вильский, почувствовав, как у него замерло сердце.

Пани Амелия заколебалась.

- Это еще не совсем решено... - проговорила она.

Банкир поднимался по лестнице.

- В пятницу вечером... - быстро бросила она приглушенным голосом.

Вельт вошел в гостиную; с минуту поговорили втроем, затем банкир увел Вильского в свой кабинет. Там они добрый час считали деньги, после чего расстались совсем по-приятельски.

- Прошу иметь в виду, - сказал банкир на прощание, - я человек сговорчивый, из меня хоть веревки вей. Я к вашим проектам всегда питал сочувствие, и если бы не... Ну, да вы ведь знаете, что такое женская осторожность! Вы, надеюсь, не рассердитесь на мою Амелию, если я скажу, что это она больше всего мешала нашему взаимопониманию. Но вчера я ее окончательно обезоружил. Вы человек удачливый, вам везет, а это много значит в деловых отношениях.

Владислав выходил уже, когда Вельт крикнул вдогонку:

- Одну минутку!.. Знаете что... Давайте будем с вами на "ты". Между друзьями и компаньонами - никаких церемоний - таков мой принцип, Владик!

Дома Владислав нашел несколько визитных карточек от друзей, которые еще вчера не помнили его, и несколько просьб о помощи от бедных людей, которые, видно, чудом успели проведать о его богатстве.

- Вот она, натура человеческая! - сказал он иронически.

- Но ты все-таки помоги этим беднякам, Владик. Кто знает, может, и они уже давно истратили свой последний рубль, - заметила Эленка.

Владислав обещал им помочь; смеясь, описал он ей сердечный прием у Вельта, показал деньги и сообщил, что в пятницу вечером должен ехать в Краков.

- Это значит послезавтра! - шепнула Эленка, бледнея. - Мне будет так грустно...

Он обнял ее, и больше они о поездке не говорили.

На следующий день он сказал, что снял новую квартиру.

- На Краковском, пять комнат с передней и кухней, за восемьсот рублей.

- Нам тут было так хорошо! - ответила Эленка. - О!.. Увидишь, не будет нам счастья на новой квартире...

- Кроме того, - продолжал муж, - мы обзаведемся изящной мебелью, лакеем, горничной и хорошей кухаркой.

- А как же с Матеушовой?

- Действительно... Ладно, мы еще о ней подумаем.

Наступил день отъезда, ветреный, хмурый, слякотный, Вильский был задумчив. Эленка вздыхала. Оба не притронулись к обеду и тревожно ждали вечера.

Около восьми Эленка сказала:

- Я провожу тебя к поезду, хорошо?

- Зачем же, ангел мой, еще простудишься.

В девять к воротам подкатил экипаж.

Владислав медленно надел пальто, взял саквояж. В комнате царило мертвое молчание.

- Недели через две я вернусь, - сказал он глухо.

- Вернешься?.. - шепнула Эленка, кладя голову ему на грудь.

Неожиданно что-то шершавое коснулось руки Вильского. Это старая Матеушова поцеловала его.

Он поспешно вышел за дверь, но, едва спустившись на несколько ступенек, остановился. Ему казалось, будто что-то сковало ему ноги. С минуту помедлив, он вернулся наверх, охваченный сильным волнением. Эленка, еще стоявшая в передней, упала ему на грудь и горько заплакала.

- О, не забывай меня! - еле выговорила она, рыдая.

Он снова ушел; на этот раз Эленка выбежала за ним.

- Владик!

- Да, что?

Она опять бросилась ему на шею, страстно обняла и прошептала:

- Не забудешь? Вернешься?

Сидя в коляске, он еще раз посмотрел вверх и увидел отдернутую штору в окне второго этажа, а рядом какую-то тень.

- О, не забывай меня...

Улицы заволокло туманом. Фонари отсвечивали красным; кругом раздавались шаги прохожих и стук колес.

"Не забудешь?.. вернешься?.." - шептало эхо.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вильский приехал на вокзал взволнованный и раздраженный. Отдав багаж носильщику, он без оглядки прошел прямо в зал первого класса.

Там было всего несколько человек, все чужие лица. Это его успокоило. Он перевел дыхание, как человек, избежавший большой опасности, и мысленно еще раз простился с Эленкой.

В эту минуту послышался голос Вельта:

- Чудесно! ты, значит, тоже здесь?

- Как видишь.

- Представь себе, моя Амелия тоже едет. Я посылаю ее в Краков по одному делу, где требуется... ну, сам знаешь что... То, что только она может сделать.

Пани Вельт была не в духе и молчала.

Вильский пошел за билетом. Когда он вернулся, банкир сказал со смехом:

- Нет, что значит женщина! Третьего дня согласилась поехать, сегодня весь день капризничала, а сейчас заявляет, что боится простуды и предпочла бы отложить на завтра.

- Что ж, пожалуй, и стоило бы, - холодно ответил Вильский. - Жаль, что ты меня не познакомил со своим делом, я бы его уладил.

- Куда тебе! У тебя голова забита твоими миллионами, а мое дело требует внимания и хладнокровия. Нет, только она может его уладить.

Прозвенел звонок, пассажиры стали занимать места. Вдруг кровь горячей волной ударила Вильскому в голову: между складок длинного, до земли, платья он различил стройную маленькую ножку пани Вельт...

При виде этой ножки он позабыл о жене, о своем волнении и о неприятном чувстве, которое только что испытал.

- Садись же, Владислав! - крикнул банкир.

Кругом раздавались возгласы провожающих, поезд тронулся, но Владислав ничего не замечал. Он с трудом переводил дыхание.