Закрытый перелом - Виталий Владимиров

— Хорошо, — откинула голову Люся. — Решено. Я предпочитаю решать сразу, по принципу: раз — и все!

И Люся прижалась к Виктору.

Их молчание было настолько наполнено теплом расцветающего чувства, что они не заметили, как Таисия и Антон, Марина и Сергей окружили их, и, взявшись за руки, карнавальным хороводом заключили в свои объятья…

3

Счастье…

Был ли Виктор счастлив прежде, до встречи с Люсей? Да, потому что любил свою первую жену Галину и был счастлив с ней, и сильно страдал, когда они разошлись, но то было иное счастье, счастье слепой влюбленности молодости, слепой еще и потому, что молодость эгоистична и любит больше от желания любви и еще не умеет дарить своих чувств, а хочет, чтобы ее одаривали. После развода, после этого сильного ожога Виктор внутренне очерствел, мыслил трезвее, рассудительнее и, став к тому же хозяином двухкомнатной квартиры после смерти родителей, не допускал в отношениях с женщинами, с которыми его сводила судьба, ни страсти, ни глубины чувств. А может быть ему удавалось так жить еще и потому, что он никого не любил по-настоящему.

Иное дело Люся…

Виктор проводил Люсю, она назвала ему номер своего домашнего телефона, сославшись на то, что на работе трудно ее поймать, но проводить себя разрешила только до перекрестка в квартале новых, прямолинейно стандартных домов и чмокнула его в щеку на прощание.

Вернувшись домой, он тщательно прибрался в квартире, мысленно представляя себе как раздастся звонок и Люся войдет в чистую, ждущую ее прихода комнату. Виктору показалось, что маски сочувственно поглядывают на своего хозяина и лукаво перемигиваются между собой, потому что для них Люсина рука, Люсин взгляд теперь важнее, чем его. "Ах, вы предатели", — беззлобно подумал Виктор и перевесил самую нахальную в дальний угол.

С этого момента Люся вошла в его жизнь, вошла не только желанным подарком, а как спокойная, властная хозяйка его чувств, его мыслей, его времени. Вначале он не понял этого, а если и понял, то не противился, сам желая своего плена.

Виктор полюбил.

Полюбил сильно, по-настоящему, но сам еще не знал ни силы своего чувства, ни истинной цены его.

Окружающий мир поменял для Виктора свою обыденность на праздничный наряд: февральские вьюги побелили город и, выдохнувшись, стихли, светило роскошное солнце на голубом атласном небе, воздух обжигал родниковой свежестью. Ощущая необыкновенный подъем обострившихся чувств, Виктор удивленно и радостно понимал, что он сейчас не такой, как все, что он и своей летящей походкой и взволнованными глазами выделяется из серой, унылой по сравнению с ним толпы, которая буднично вершит свои дела. И Виктору хотелось крикнуть: "Ну, что же вы! Зачем печалиться, зачем страдать? Зачем придавать значение тем пустякам, которые кажутся вам столь важными, когда все, ну, буквально все, прекрасно, вы понимаете, пре-кра-сно! И ведь как просто: раз… и все! Скиньте груз суеты, оглянитесь вокруг, живите, наслаждайтесь!"

Говорят, что люди от счастья глупеют. Это не так. Просто у счастливых людей свои ценности, которые кажутся глупыми только людям, по-житейски трезвым и здравомыслящим.

Виктор позвонил на следующий день Марине и спросил ее, почему Люся дала ему свой домашний телефон, а не служебный. Марина объяснила ему, что Люся работает в дружном женском коллективе, где каждая переводчица заинтересована в том, чтобы отбить у подруги выгодную работу, а иногда просто из зависти могут сделать любую пакость, сказать, где надо, что Люся морально неустойчива. Кроме того, сказала Марина, домой надо звонить днем, так безопаснее — муж всегда на работе. И спросила с оттенком зависти:

— Кейфуешь, Вика?

Виктор позвонил также Антону, но тот спокойно выслушал внешне небрежного, но внутренне ликующего Виктора и предупредил:

— Интересная женщина. Смотри, не споткнись на ней.

Споткнуться?.. На Люсе?.. Что значит споткнуться?.. Виктор не только не понял предостережения Антона, он отмахнулся от него, он не желал его. Виктор был настолько уверен в себе, в Люсе, в своей любви, что Люсе позвонил только через три дня, считая, что она, как и он, должна опомниться, придти в себя после такого чудесного потрясения.

Надо представить себе, как он, еле сдерживая радостную улыбку, набрал ее номер, как услышал ее голос:

— Слушаю вас… Алло!.. Вас не слышно…

— Здравствуй, Люся, — наконец хрипло сказал Виктор и откашлялся. — Здравствуй, это я — Виктор.

— Здравствуйте, Виктор, — приветливо, но вежливо сказала Люся.

Виктор замер от неожиданности, ему не то, что не поверилось, он представить себе не мог, что их разговор — всего лишь светская беседа двух воспитанных, случайно встретившихся в чьем-то доме людей. Но тут же острая догадка осенила его:

— Ты… Ты не можешь говорить? — торопливо и приглушая голос, спросил он. — Ты не одна?

— Почему же? — также ровно ответила Люся. — Михаил на работе. Дениска в садике.

Виктора больно резануло имя человека, имеющего право касаться ее, быть с нею близким, владеть ею — Михаил, но еще сильнее ошарашило ее равнодушие.

— А почему ты так официальна? — переспросил он с иронией, но сам уже чувствуя неотвратимо надвигающуюся беду. И ляпнул несусветную глупость:

— Мы же вроде пили на брудершафт…

— Правда?.. — деланно-удивленно протянула Люся.

Виктора понесло дальше. Тем же шутливым тоном он продолжил:

— И не только пили…

— Что же еще? — со спокойным интересом спросила Люся.

Виктор растерялся и разозлился, руки у него тряслись, он бессмысленно уставился в телефонный диск и на два рычажка, на которые достаточно положить телефонную трубку и весь этот бред прервется, будто его и не было… Разве скажешь человеку: "А помнишь, ты мне говорила, что любишь?.."

— Ну… У нас же есть тайна… Наша тайна… — уже с отчаянием в голосе замялся Виктор. — Мы же договорились, что мой дом — это твой дом, твой угол, где и радость твоя вдвойне, и горе твое пополам…

— А, так вы об этом? — рассмеялась Люся. — Господи, какая ерунда! И вы поверили всерьез во всю эту чепуху? Да, было красиво, хороший, приятный вечер: слайды, песни Антона, ваши маски, музыка… Повеселились от души — и хватит.

Казалось, что Люся была даже удивлена горячностью Виктора, его настойчивостью. Он же, совершенно потеряв себя, стал выговаривать ей, как обиженный мальчик:

— Какая же это чепуха?.. Ты же сама говорила, что веришь в любовь с первого взгляда, что сама предпочитаешь жить по принципу: раз — и все! Что же мне делать, если я тебя увидел — и все?

— Да перестаньте вы, не выдумывайте, пожалуйста. Не знаю я, что вам делать… Вы же отвечаете за свои слова, взрослый человек как никак.

— Я-то отвечаю за свои слова, а вот вы… — обида захлестнула горло Виктору, он задохнулся. — Я хочу тебя видеть, я должен тебе объясниться…

— Да смешно все это, оставьте, — ледяным голосом сказала Люся. — Глупо…

— Как же так? — уже с глухой безнадежностью спросил Виктор. — Вот тебе и раз…

— … и все! — звонко сказала Люся и повесила трубку.

4

Теперь окружающий мир для Виктора поменял свой праздничный наряд на… нет, не на обыденность, а на безысходный траур.

Происходило это постепенно, не сразу. Поначалу Виктор сгоряча решил: нет — и не надо, не больно хотелось…

Но потом оказалось, что хотелось и БОЛЬНО хотелось.

Он, сделав вид, что забыл, что не помнит, что равнодушен к Люсе, неожиданно для себя, в самый неподходящий момент — на работе, в разговоре по телефону, в беседе с кем-то, как в бездонную пропасть, падал в горячий, бурный, мысленный спор с Люсей.

Особенно по ночам.

Споры эти начинались по-разному: он ее убеждал, то ласково-разумно, то иронично-шутливо, то колко-обиженно в том, что она, ничем не связывая себя, может быть просто его хозяйкой, владеть им, как вещью, что он готов беспрекословно исполнять все ее капризы и, наконец, это просто глупо не воспользоваться такой возможностью. Позвонила, раз — и все… Все, что в его силах. Он будет кроток, терпелив, услужлив. Если ей не хочется звонить, он сам будет ежедневно, неназойливо сигналить: я здесь, я готов, я жду…

Эти мысленные споры ничем не кончались. Люся в них загадочно молчала, иногда улыбалась, иногда внимательно поглядывала на Виктора — так ему представлялась ее реакция на те или иные его доводы.

Более того, со временем Люся как бы теряла интерес к спорам, да и Виктор выдохся.

Виктор не сказал ни Марине, ни Антону о своем фиаско. Во-первых, он стеснялся признаться им, что любит по-настоящему, а во-вторых, потому что между ним, Мариной и Антоном были свои отношения, которые можно условно назвать современными. Триумвират их складывался долгое время и, сложившись, стал существовать по неписанным, но строго соблюдаемым законам взаимной выручки без затрагивания душевных глубин. Каждый из них — и Антон, и Марина, и Виктор — свято исполняли первую и единственную заповедь триумвирата: если кто-то из них о чем-то просит, значит, ему этого хочется, он в этом нуждается и просьбу эту надо выполнить, не жалея усилий. И дело было не только в том, чтобы помочь достать где-то импортные джинсы или экспортную водку — не это было главное.