Обуздать ветер - С. Алесько

— Тебе завидно? — я не выдержал очередного упоминания о волосах, тем паче они меня жутко раздражали, постоянно залезая в глаза и щекоча шею. Да, раньше шевелюра была примерно такой же длины, и ничуть не тревожила, но на галере нас брили наголо, чтоб гребцы не отвлекались на вшей, и я отвык от волос. Отрастай они естественным путем, все происходило б постепенно, давая возможность приспособиться, а теперь — мучение одно. — Разживешься бритвой или хоть ножом острым, я с радостью их укорочу.

— Да успокойся, шучу я. Будь мы оба бритоголовыми, нас бы точно за беглых приняли.

Я, наконец, улегся поудобнее, превозмогая слабость, головокружение и помутнение зрения, и припал губами к воде. Из ручья пить было много приятнее, чем из ладоней Корня, хотя мужику буду благодарен по гроб жизни. Еще несколько дней назад, ворочая неподъемное весло, я подумать не мог, что скоро смогу утолить жажду свежей, живой, журчащей водой, которая будет подмигивать солнечными зайчиками и студить зубы до боли. Не удержался, и окунул голову в поток — кожу обожгло холодом, в ушах зашумело и гулко забулькало. Я вынырнул, отфыркиваясь, и перевалился на спину, по-дурацки улыбаясь во весь рот.

— Полегчало? — осведомился Корень.

— На душе — точно. А откуда ты знаешь, что эти ваши творящие слабеют после колдовства?

— Да это всем айрам известно! Чем сложнее задача, тем больше сил уходит. До сих пор помню, как первый раз, еще сопляком, творящего в деле видел. Он в нашем селении ствол возводил, так после еле на ногах держался. Идти смог, только когда из фляги своей отхлебнул, а так стоял, пошатывался. Ну, а поев, и совсем оправился.

— И чего он там хлебал?

И что за ствол возводил? Но это спрашивать и вовсе бессмысленно, Корешок снова старейшин поминать примется.

— А я знаю? Среди моих родичей творящих нет. Нам бы еды какой раздобыть, чтоб ты сам идти мог.

Я вздохнул и попытался сесть. К собственному удивлению, попытка увенчалась успехом, и напрягаться особо не пришлось. С волос на плечи и спину покатились приятно-холодные по царящей жаре капли, в животе булькнула только что выпитая вода. Три болота, до сих пор не верится, что мы свободны, что о проклятущей галере можно забыть, как о кошмарном сне. И, самое главное, теперь я знаю наверняка, что не просто какой-то там бродяга-жулик, а колдун, причем, наверное, неслабый. Волны-то в море поднял знатные. В голове мелькнули метущиеся под ветром травы, увы, не настоящие, всего лишь воспоминание, но и от него желудок ухнул словно в бездонную пропасть, а ноги неожиданно легко выпрямились. Корень поспешно вскочил, готовый подхватить, если что, но помощь не потребовалась, я уверенно стоял на своих двоих и даже умудрился сделать несколько шагов, которые привели меня на песок пляжа, простирающегося вправо насколько хватало глаз, слева упирающегося в не такой уж далекий скалистый мыс. Впереди расстилалось море, гладкое и ленивое, ближе к его кромке на берегу виднелись странные следы, будто пробежала гигантская многоножка. Хвала Небесной Хозяйке, сейчас наедимся!

— Корешок, помоги дойти вон до тех борозд, — указал рукой в нужную сторону.

— Ты знаешь, кто их оставил? Пока ты спал, я тут немного огляделся, ручей нашел, и узоры эти заметил, но побоялся подходить. Смахивает на огромную сколопендру.

— Сам ты сколопендра! — я опустился на колени, с наслаждением ощущая кожей тонкий горячий песок, и запустил в него пальцы. — Это следы морских черепах. Они просто так на сушу не вылазят, наверняка оставили на этом пляже кладки.

Услышав это, Корень тут же плюхнулся чуть поодаль и принялся шарить в песке. Очень скоро каждый из нас нашел по "гнезду", а потом мы пили и пили содержимое черепашьих яиц, пока не насытились, и вид кожистой скорлупы не начал вызывать тошноту. Тогда убрались с пляжа поближе к ручью и заснули.

Я проснулся от того, что мой нос упорно щекотали какой-то травинкой. Корешок, видать, на радостях совсем умом тронулся. Я ж не девчонка, чтобы меня вот так будить. Ладно, хоть поцеловать придури не хватило. Открыл глаза, намереваясь высказать другу все, что думаю о его шуточках, и увидел… Малинку! Лежит рядом в высокой степной траве, голова на согнутой руке, волосы растрепаны, будто со сна, одета в одну рубашку, в пальцах длинный стебелек душистого колоска. На губах улыбка, пытается казаться лукавой, а получается нежной.

Все понятно, это по-прежнему сон, но до чего ж приятный! Я смотрел на девочку, не веря своим глазам, боясь пошевелиться, чтобы не проснуться, не развеять видение. Со времени нашего прощания она мне ни разу не приснилась, и вот…

— Наконец-то ты изволил навестить меня хотя бы во сне, Перчик. Странное, впрочем, сновидение: сам-то ты дрыхнешь. Насилу добудилась.

Ее низкий воркующий голос ласкал слух, доставляя почти телесное наслаждение. Вечность бы лежал, глядел на нее и слушал, а она бы говорила, говорила…

— Так и будешь молчать? — (Ну что за настырная греза?) — Может, это и не ты вовсе?

— Кто же еще, Линочка? Конечно, я. — Сел, окончательно придя в себя. Малинка недовольно сощурилась от упавших на лицо солнечных лучей, быстро передвинулась и устроилась головой на моем голом бедре, глядя снизу вверх серыми глазищами. Так она выглядела ничуть не хуже. — Кстати, это ты мне снишься.

— И с кем ты сейчас спишь? — спорить не стала, задала вопрос по существу.

— С Корнем. Тьфу, не в этом смысле! — уж слишком ехидная улыбка показалась на губах сладенькой. — Один я сплю, просто твоя мечта храпит под тем же кустом, — набрался храбрости и осторожно провел рукой по малинкиным волосам.

— Моя мечта за два года не потеряла привлекательности? — лукаво усмехнулась девочка.

Два года! Я провел на галере целых два года! Хозяйка Небесная, я надеялся вернуться в Прибрежный самое большее через год, хотя бы на время, чтобы моя радость не позабыла, как нам хорошо вместе. Да за такой срок Малинка уж точно кого-нибудь нашла, с ее-то любовью к плотским утехам! Белокостного, ровню. Может, и мужа выбрать успела…

— Нет, Корешок твой еще лучше стал, — буркнул я и, дабы не сворачивать с внезапно ставшего привлекательным курса на ссору, спросил: — А сама-то с кем ночь коротаешь?

— О, с юным красавцем королевских кровей, — хихикнула девчонка. — Он ни за что не хотел отпускать меня, чуть ли не плакал, — лицо ее при этих словах стало необычно мягким. Я никогда не видел у Малинки подобного выражения, даже не думал, что она может становиться такой… — Хозяйка Небесная, Перчик! — сладенькая быстро села и обняла меня. — Ты все такой же глупый! Я осталась на ночь у племянника. Его мать скоро выйдет замуж за одного из дядиных сыновей, а ложе делят они уже сейчас. Малыш не привык быть один и нянюшек не жалует. Приходится мне сидеть с ним по вечерам, иной раз я так и засыпаю рядом — он такой уютный…