Мясо - Александр Ушаров

Кавказец засмеялся. Артур механически обвёл взглядом двор.

Из дверей казармы вышел старший прапорщик Алвртсян. Вслед за ним показались два офицера в красных погонах. Втроём они двинулись к КПП. Портупея с кобурой на старшем прапорщике отсутствовали.

— Куда они его? — спросил Артур.

— Судзя па пагонам, в гарнизонную камендатуру. Это у ниво в карауле салдаты траванулись. Мне земляк гаварил, перед тем, как в госпиталь ехать. К ним Камар с праверяющим пришли. Праверяющий — палкан краснапёрый — всё асмарел, в тумбачку заглядывает, а там миска с недаеденным «Малышом», вся зелёной плесенью пакрыта, и пара высахших гарбулей. Палкан спрашивает: «Это что такое, таварищ старший прапарщик?!» А тот в тумбачку заглянул, выпрямился, глаза выпучил и гаварит: «Я думаю, таварищ палковник, там мишь живйёт». Ну, йиво сразу с караула и сняли. Камар за него астался, пака Папа не прислали. А через пару часов у первава салдата колики начались. Вот Алвртсяна теперь на антисанитарию и раскручивают. Наверна, и Лёху падтянут. Хатся, вряд ли. Еду караулу из общева катла наливают, а мы-та с табой в парядке.

Артур пожал плечами. Из общего котла он не ел давно.

— Ладно, — сказал он. — Пойду взгляну, чем там мои работнички промышляют.

И, шагнув через порог, направился к серому корпусу монтажного цеха.

Завод встретил его ударами и скрежетом на фоне общего монотонного гула. Над головой гудели кран-балки, плыли обезглавленные чудища кузовов, громадины мостов, карданные валы и рулевые тяги освящали выщербленный бетон брызгами машинного масла. У чана с кипящей щёлочью возился малыш в комбинезоне. Перед входом в моторный блок сержант Обрыдлов трепался с вольнонаёмными. Артур откинул брезентовую штору и переступил порог гальваники.

Рядовой Андрей Воронин стоял, склонившись над одной из ванн, и выуживал из бурой жидкости катод с подвешенным к нему сетчатым ковшом. Увидев Артура, он положил ковш на бортик и снял резиновую перчатку. Протянул ему ладонь с раздувшейся, покрытой шрамами тыльной частью. Спросил:

— Чудеса ещё случаются?

И улыбнулся щедро.

— Это ты про губу? — Артур пожал протянутую руку.

Воронин кивнул.

— Да уж, пришлось заложить душу дьяволу. Рассказал замполиту, что рядовой Воронин в гальванике оружие куёт, так меня теперь вместо губы к ордену представят.

Воронин ухмыльнулся и потряс чудовищным кулаком.

— Показывай, — сказал Артур.

Воронин подошёл к металлическому шкафу и отодвинул его от стены. Достал длинный, завёрнутый в тряпицу свёрток. Развернул. Отполированная сталь сверкнула в свете электрических ламп.

Артур зачарованно протянул руку. Взялся за инкрустированную камнями рукоять и провёл пальцами по клинку.

Воронин вопросительно мотнул головой.

— Совершенство! — искренне сказал Артур, не торопясь возвращать меч хозяину.

— Да, — согласился Воронин. — Хорошая сталь. Рессора. Я её при трёхстах семидесяти двое суток обжигал, до полного распада мартенсита. А потом в масле закаливал.

— В машинном?

— Обижаешь, в растительном. Лёха выручил, дай ему бог здоровья. Мы сюда ночью целый бидон протащили. Караульные на постах приставали, думали, самогон.

«…я её, цивильную, масличком полью», — вспомнил Артур, но ничего не сказал. Лишь снова провёл пальцами по прохладной плоскости. Потом протянул Воронину меч и сказал:

— Этот — последний.

Воронин поднял на него недоумевающий взгляд.

— Я больше не могу их сбывать, — сказал Артур.

— Ааа, — Воронин на мгновение замер, потом принялся запаковывать клинок в тряпицу. — Ну, раз не можешь, что же поделаешь. Хотя жаль, конечно. Я тут пару славных эскизиков набросал…

— Я дам тебе адрес и телефон, — сказал Артур, следя за исчезающей в тряпье рукоятью. — Только не попадись. Жаль будет, если какой-нибудь особист себе такой красотой харакири сделает.

Воронин, не поворачиваясь, кивнул. Скуп он был на елей, да Артур и не ждал от него благодарности.

Помолчали. Воронин убрал свёрток за шкаф и вытащил ещё один, значительно меньше размером.

— Это для Дымова.

— Спрячь, — сказал Артур. — Позже заберу.

Воронин кивнул и придвинул шкаф к стене.

Рядовые Алимардонов и Кизякаев сидели перед ощерившимся, кособоким ЗИЛом и били баклуши. Выражение вечного недоумения, застывшее на плоском, как тарелка, лице Кизякаева, залитый маслом пол и похожий на подавившегося червяком птенца Алимардонов придавали «разборке» дух этакой бесшабашной расхлябанности.

— По коням, хлопцы, — крикнул Артур подходя. — Кубань горит.

— Там гайка, мле, не откручивается, — Кизякаев взглянул на него красными, как рябина, глазами.

— Во-во, — сказал Алимардонов, и чудовищный кадык на его горле заходил взад-вперёд, живя своей собственной странной жизнью. Цвет его глаз был вишнёвым.

— Так, — сказал Артур, на ходу натягивая комбинезон, — Асрол, дуй к механикам за автогеном, а ты, Кизякаев, сбегай в располагу и возьми у меня из-под матраса две пачки сигарет…

— Эй, а перекур?!

— Судя по твоим глазам, ты уже перекурил… Да и золотистую ленточку с сигаретной обёртки я предпочёл бы сорвать сам…

Оставшись один, он вышел из здания цеха. Невысокую насыпь прорезали железнодорожные рельсы. Двенадцать солдат из молодых разгружали стоящий на них вагон с углём. Командовал ими младший сержант Зелепунин.

— Здорово, Зелепуня, — обратился к нему Артур. — Подсоби личным составом.

— Обана, Артурик! А ты чего не на кичмане?

— Людей не хватает. У «разборки» план горит. Так чего, людей подкинешь?

— Не могу. К обеду уголь разгрузить надо. Мне после обеда заступать. И завтра тоже, бля… Надо же, нашли время травиться, дристопшонники…

Артур отошёл на пару шагов назад.

— Эй, воины! — крикнул он, задрав голову. — А ну слазь.

Четверо солдат замешкались, но видя, что Зелепунин молчит, спрыгнули с вагона на кучу угля, предварительно побросав вниз лопаты.

— Теперь назад отойдите, — сказал Артур и, обежав вагон, попытался скинуть петли с крюков. Тщетно.

— А ну навались! — гаркнул он солдатам.

Те подбежали. Упёрлись руками в передний борт. Надавили.

— Когда скажу, — сказал Артур, — отбегайте! Иначе придавит!

И, закричав «Назад!», скинул петли.

Борт рухнул с жутким грохотом, едва не накрыв замешкавшихся, и почти вся масса угля съехала по нему к ногам ошеломлённых солдат.

— Ну вот, — Артур отряхнул руки. — А ты говорил — до обеда.

— Ладно, — сказал Зелепунин. — Троих дам.

— Троих мало. Давай шестерых.

Зелепунин почесал затылок.

— А Кизякаев тебе через четверть часа пачку «Мальборо» подгонит.

— Ладно, — зевнул Зелепунин. — Возьми шестерых. Но не за сигареты, а за разбитую рожу Ускова.

— А, так Кизякаева не присылать? — спросил Артур.

— Присылай, присылай. Нам теперь до обеда только курить и осталось.

— Донат богом! — ругался Алимардонов, стирая рукавом ржавую труху со лба.

Кизякаев возился с задним мостом. Молодняк, облепив, словно тля, облицовку, лихо скручивал головы крепящим её болтам. Свет ламп отдыхал на сосредоточенных полудетских лицах. Сам Артур возился с бензобаком. Проржавевшие насквозь болты никак не хотели откручиваться.

Где-то под ним Алимардонов включил горелку. Артур бросился к баллонам и перекрыл вентиль. Крикнул, пнув торчащий из-под машины сапог:

— Ты чего, Аська, сбрендил! Дай же бензобак снять!

— Да ладно, чего там, — отозвался тот. — Я же сам с этой машины бензин сливал. Вон, левая фара разбита…

— Всё равно подожди, — сказал Артур. — Мало ли, сколько там ЗИЛов с разбитыми фарами.

Когда сняли бензобак, он оказался на треть полным.

— Ух ты! — удивился Алимардонов, и Артур влепил ему звонкую затрещину.

Проходящие офицеры недовольно косились на молодых. Несколько раз прибегал начальник цеха из вольнонаёмных. Спрашивал, разберут ли к вечеру. Артур, загадочно улыбаясь, жал плечами. Начальник цеха ругался, говорил, что к весне надо выводить технику, и снова убегал. К обеду, когда младший сержант Зелепунин пришёл за своими подопечными, от ЗИЛа осталась лишь обглоданная рама, опирающаяся о передний мост. Теперь можно было не торопиться.

К концу рабочего дня на месте грузовика был лишь залитый маслом пол да пара капель крови Кизякаева, зажавшего себе палец между мостом и крюком кран-балки.

— Что бы я без тебя делал, Сагамонов, — говорил начальник цеха. — И чего они все к тебе прицепились?! Да я бы тебя за такую работу… Да я бы тебя к высочайшей награде…

— Ладно, дядь Лёш, пойду я, — перебил его Артур. — Не то ты меня совсем слюной забрызгаешь.

— Эх, Сагамонов…

Вместе с ремонтной ротой он дошёл до столовой, но внутрь заходить не стал, а прошёл дальше, к клубу. При входе наткнулся на прапорщика Попова, разговаривавшего со своей женой, заведующей клубом Татьяной Васильевной. На рукаве у него была красная повязка дежурного по части. Артур прошёл было мимо, но Попов окликнул его.