Карты (СИ) - Герман Алексия

Он не успевает подобрать слов, как брюнетка касается его губ своими, уверенно скользя по ним своим языком и зарываясь одной рукой в его тёмные волосы пальцами. И почему-то в этом поцелуе Михаил, как никогда до этого, чувствует уверенную горечь отчаяния. Наверное именно поэтому и отвечает на её ласки, начиная остервенело сжимать пальцами её бёдра, едва прикрытые тонкой тканью платья, вжимая в себя хрупкое тело, давая ощутить своё возбуждение.

А девушке в какой-то момент становится просто всё равно на то, что они находятся перед её собственным домом. На то, что их легко могут заметить. На то, что это всё так. тупо. В голове резко становится пусто, в одежде жарко, а внутри нестерпимо и невыносимо больно, что так отчаянно хочется заполнить эту боль хотя бы чем-то. Хотя бы жаркими поцелуями, сексом. Плевать… Только бы не чувствовать. Пусть это снова и будет также грязно и отвратительно, как и до этого. Ей просто так привычно перекрывать одну боль другой…

Её искусные пальцы тянутся к ремню на мужских брюках, в то время, как их губы сплетаются, как единый организм. Однако его рука вдруг останавливает, просто перехватывая запястье, а сам мафиози вдруг отстраняется от неё, будто от горящего дома. От этого непонимание внутри девушки становится просто космическим и нереальным. Он. не хочет её? По туманному взгляду и выпуклости в районе брюк этого не скажешь, только мужчина отвечает её сам.

— Я же сказал, красотка, я трахну тебя тогда, когда без этого ты просто не сможешь, — пояснил он, снимая её с капота, ставя перед собой. Он не мог так легко проиграть этим зелёным глазам, которые сейчас откровенно над ним смеялись. — Не от недотраха, а от чувств ко мне…

Кристина качает головой, не решаясь сказать, что уже не уверена, сможет ли почувствовать хоть что-то и хоть к кому-то. В её жизни уже было слишком много грязи, что что-то светлое в ней поселится, да и Михаил лишь тот, кто хочет поиграть маленькой девчонкой. Поэтому она лишь пожимает плечами.

По большому ей плевать на его намерения, потому что хватает своих. Наверное, из-за этого разговор она не продолжает, просто разворачивается, подходит к машине, облокачиваясь на сидение, пальцами пробегая по красивой обложке книги, которую так резко прижала к груди. А взгляд в это время по названию, выведенному красивыми золотыми буквами…

— Золушка, — повторила она, вспоминая ехидные слова мужчины и отворачиваясь к окну в который раз за вечер. — Золушка, которая обещала вернуться…

3. Сделай мне больно.

Если быть честной, то Кристине всегда казалось, что она предпочитает одиночество чьей-либо компаний. Ведь, когда ты один, никто не действует тебе на нервы, никто не доводит тебя, никто не заставляет трахаться с тем, кто выиграл тебя в очередной карточной игре, снова и снова возвращая к образу грязной шлюхи. Одним словом, когда ты одинок наступает некоторая свобода действий вместе с долгожданным отдыхом от сучьей жизни.

Именно так считала шестнадцатилетняя девочка в её голове весь последний год, наполненный лишь отработочными буднями, от которых ломило всё тело, а голова раскалывалась на несколько частей. И в такие моменты ей было безумно необходимо было то одиночество, когда никто не касается её и никто не трогает.

Просто необходимо, чтобы не сойти сума окончательно. Ведь казалось, что совсем ещё чуть-чуть и она отключится или… прекратит своё существование раз и навсегда. Просто потому что тело сковывает слишком невыносимая боль.

Однако в особняке Михаила слово «одиночество» приобрело несколько другой оттенок смысла. Теперь для неё оно, само это понятие, стало выглядеть иначе. Действительно, её всё также, как и в её прежних представлениях, никто не трогал, никто не касался даже пальцем, не принуждая к сексу. И со стороны даже могло показаться, что её здесь и вовсе нет, но она была там. Жила. Существовала. Хотя самой в это не особо и верилось.

В ту ночь мафиози перевёз её сюда, молчаливо указав на одну из комнат, где ей теперь можно было находиться. Больше он почти ничего и не говорил. Не было никаких особых правил или инструкции, кроме одной, произнесённой хриплым голосом.

— Никогда не заходи в мою комнату, красотка. Иначе последует наказание, поняла?

И Кристина поняла, не нарушая его единственного требования. Не было даже желания, возможно, только потому что она была не любопытным человеком от природы или просто тот строгий взгляд его тёмных глаз запал куда-то в душу. Он не приказывал, скорее… как-то безжалостно умолял… И это совсем не вязалось с его образом холодного мужчины.

Хотя в конечном итоге у всех свои заморочки, раз ему так принципиален этот вопрос, то девушка лезть не будет. Не в её стиле. Она здесь не для того, чтобы лезть в его душу и залечивать раны. Ей безразличен этот мафиози, и интересно лишь то, что он может ей дать.

После этого короткого диалога и ночи они больше не разговаривали. Совсем. Брюнетка была тут уже неделю, но мужчине была, словно бы неинтересна. Просто была где-то там в своей комнате, не отвлекая его от собственных игральных дел. И стала лишь симпатичным дополнением к его шикарному дому. Подобно картине, висящей на стене в её комнате. Присутствует, но заметна не каждому.

В целом, её это устраивало. От нечего делать временами брюнетка стала внимательно рассматривать особняк, пытаясь собрать хоть какую-то мизерную информацию о его хозяине и о его привычках. О том, что он любит и предпочитает, кажется, интерьер должен хоть как-то говорить об этом. Однако из этого ничего отчаянно не получалось, ведь всё это совсем ничего не говорило о нём. Делало его ещё более закрытым.

Брюнетка часами всматривалась в дизайн дома, из раза в раз находя его слишком тёмным. Под стать своему владельцу. Под стать той темноте, что хранит его душа. А эта душа скрыта от людских глаз на тысячи замков. И всё вокруг буквально кричало девушке об этом. Хотя было глупо рассчитывать на то что-то какие-то такие мелочи откроют для неё его душу.

Просторная гостиная, оснащённая несколькими чёрными диванчиками, стоящими друг напротив друга, между которыми стоял маленький чёрный столик с всегда лежащими на нём игральными картами. Чёрные однотонные обои. Всё в этом месте было чёрным. Вряд ли это говорило о чём-то определённом в характере мафиози. И, возможно, весь этот готический интерьер выглядел бы довольно неплохо в её глазах, если бы так не давил на нервы и на остатки её бедной психики. Ведь от долгого нахождения в этом месте у брюнетки отчаянно начинала кружиться голова, и с этим сложно было что-то поделать.

Просто потому, что всё это однообразие чёрного отчаянно напоминало Кристине темноту, даже скорее бездну. Глубокую и кромешную, пугающую и утягивающую на самое дно. Безусловно, ей в скором времени предстоит такой же тёмный небесный ад, однако находиться в нём раньше времени не хотелось.

Это ей ещё предстоит за всё ею содеянное. Ни к чему торопить событие. Именно поэтому она почти не проводила времени в этом месте, всё больше уединяясь в своей комнате, обделанной в спокойном тёмно-синем тоне, располагавшем ко сну. Она ей не особо нравилась, но была меньшим злом из всего этого.

Единственным же, что определённо нравилось девушке, была крутая лестница, ведущая на второй этаж. И, конечно же, покрашена она была тоже в мрачный чёрный цвет, однако это ничуть её не портило. Ведь проходя по ней, спускаясь или поднимаясь по мраморным ступеням, Кристина могла почувствовать себя прекрасной дамой из книжек. Пусть это и было иллюзией. Но такой сладкой. Крис не могла понять, почему… это как-то приятно грело ей душу. Так по-детски.

Да и по сути, что ей оставалось ещё, кроме потехи себя иллюзиями? Ровным счётом… ничего. Колледж эту неделю брюнетка не посещала, потому что Михаил не давал разрешения на выход за пределы участка. Хотя получить новые знания — ей хотелось, «сидение» на одном месте лишь раздражало. По дому шуршала нанятая домработница. Грузная женщина с каменным выражением лица, смотрящая на неё с явным презрением.