Некробиотика - Виктор Дачевский

- Единственный и самый лучший вариант - это честная смерть и честные похороны! Можете не верить в святую душу, но ей и дела нет до вашей веры! Душа алчет свободы!

- Вы не хуже моего знаете, святой отец, что свобода мертвых есть самая высшая форма свободы на этой грешной земле! Вы что, несгораемый? И не стоит возражать, потому что, даже возражая, вы рискуете свои приходом и личными свободами! Вы же знаете, что моя позиция полностью согласованна с Ватиканом?!

- Позиция Ватикана не имеет законодательной силы!

- И что? А позиция Живого и Мертвого жюри имеет! Запомните, святой отец: единственное, чего я не могу простить своим врагам, так это ограниченность! Вы зажались в живой зоне - и что? Духи рассказали вам о существовании души? Вы хоть раз разговаривали с выкопышем?

Можно было ненавидеть этого человека, но не удивляться его самообладанию было невозможно. Вот и сейчас он, без обычной брезгливости, запустил руку в "корзинку для фруктов" и вынул на тусклый свет прохудившуюся черепушку.

- А что ты можешь нам посоветовать? - поинтересовался он, глядя в пустые смрадные бельма.

Выкопыши в первый день послесмертия либо зовут бога, либо сквернословят. Этот бога не помнил.

- Так вот, что я вам скажу, святой отец! - почти доверительно произнес Последний Президент - Уважать права трупов вам придется так или иначе! Хотя бы потому, что вы не знаете, что это такое: быть мертвым!

Было бы неправдой сказать, что отец Кассиус был человеком полностью безразличным к чужому обаянию. Вот и сейчас, униженный и призванный к патетике, он был почти готов не только согласиться с Последним Президентом, но и аплодировать ему, если того потребуют обстоятельства.

Обстоятельства потребовали другого. Подлейший из выкопышей с хрустом впился в беззащитную Президентскую руку. Красная и темная кровушка еще живого человека брызнула вверх и вниз. Красная вверх, темная вниз. Не растерялся один полицейский. Пока Президент почти удивленно смотрел на свои увечья, полицейский молниеносно выхватил гасилу и распылил кусачий череп. Вмести с хорошим куском Президентской руки.

Тягучее время благосклонно остановилось для оглохшего отца Кассиуса. Замерев в медленном дожде ошметков мертвой и живой плоти, он, как в немом кино, удивленно смотрел на то, как неожиданно быстро отрастает отстреленная президентская кисть. Отрастает вместе с фамильным перстнем.

- Вы слушаете меня, святой отец? - отряхнул от крови свежеотросшую руку Президент.

- Да, ваша честь! - очнулся отец Кассиус, все еще страдая от звона в ушах.

- Даже такая мразь имеет право выбора! Вы против?

Отец Кассиус был готов согласиться всей душой, но сам Президент все и испортил. Он обмакнул покрытую сукровицей руку в ведерко со святой водой, после чего начал оттирать кровавые пятна свежей салфеткой.

Такого позора отец Кассиус не испытывал с младенчества. В ведерке поплыли жирные и бурые круги. Отец Кассиус промолчал. Сказать было нечего.

Лифт остановился на этаже проклятой святой церковью лаборатории экспериментальной генетики.

- Мы еще вернемся к нашему разговору, святой отец! - выходя из лифта, помахал свежевыросшей рукой Последний Президент. Бурые круги плыли по воде. Продолжать разговор не хотелось. Прощаться отец Кассиус не стал. Президент тоже.

Жирные пятна расплывались по поверхности святой воды в серебряном ведерке. Благословить отходящего МакЛохлана было нечем. Хотя вода продолжала оставаться святой. Труп бы ее не коснулся. Труп бы она распылила. Так что придется...

- И у тебя, МакЛохлан, есть теперь, благодаря, мать его, его чести Президенту Последнему, выбор: остаться трупом, или спасти душу святую свою. Но учти, торговец гробовым товаром, что времени у тебя девять дней, согласно спискам святейшего синода, и дня три, по моим расчетам. Думай, выкопыш! Быстрее думай! Потому что везу я тебя к покойной жене твоей, которая выбрала смерть души и жизнь тела! Если решишься - звони, пришлю к тебе мертвого отца Игнатия, если трезвый будет. А ты тварь, паскуда, чертями драная, пошла вон с дороги, потому что господню защиту презрела ты, а от меня защиты и пощады ждать не советую! - проорал отец Кассиус в окно коптера и пальнул из гасилы в хорошо сохранившийся труп птеродактиля, нагадившего на лобовое стекло. Святой водой на птеродактиля брызгать было бессмысленно. Птеродактиль не знал, что такое святая вода, и поэтому никакого вреда она ему не причинила бы.

Птеродактиль был хорошо знаком МакЛохлану. Именно на его восстановление он пожертвовал местному палеонтологическому музею три тысячи кредитов. С другой стороны, птеродактиля жалеть было не за что, потому что все три тысячи МакЛохлан успешно списал за счет налогов.

О прибытии несвоевременно воскресшего МакЛохлана отец Кассиус предупредил семью покойного заранее. Семья встречала Майкла на единственной посадочной крыше среди незнакомого МакЛохлану района города. Такими трущобами он раньше пренебрегал. Почти подсознательно.

Отец Кассиус с посадкой особо не церемонился и выпихнул МакЛохлана в открывшийся люк на высоте около двух метров над площадкой. Все во благо.

МакЛохлан всю дорогу даже представить не мог, что он скажет своим. Слов не было. А теперь, благодаря отцу Кассиусу, они и не понадобились. Майкл тюфяком свалился на руки жене и дочери, упал перед ними на колени, обнял обоих и зарыдал, захлюпал навзрыд. Первый раз в жизни. Хотя правильнее было бы сказать: в жизни с ним такого не случалось.

- Смотри, мам... - шепнула бледной Мэлори МакЛохлан кучерявая симпатяга Синди, - он умеет плакать!

- Он же еще совсем свежий, доченька! - прошептала ей на ушко Мэлори, удостоверившись, что сам МакЛохлан ее в данный момент не слышит.

Отец Кассиус привез Майкла к дому жены, а куда же еще? Дети МакЛохланов жили в Живых кварталах, а сын, Ник, и вовсе в казармах Живых охотников.

Квартирка, надо заметить, была та еще. Бедность светила из каждой дыры в обоях, но этим МакЛохлана трудно было напугать после прогулки по коридорам больницы.

Удивляло то, что Мэлори, вечно готовая получить инфаркт от ботиночного следа на любимом персиковом ковре, к приезду, пусть воскресшего, но, мужа не потрудилась даже стереть многолетнюю грязь с окон. И еще: в спальне, куда его отправили "отдохнуть с дороги", - в спальне не было кровати. Кресло (пыльное донельзя), два стула, шкаф длиной во всю стену, большое зеркало. Кровати не было.

Даже в шкафу не нашлось ничего похожего на кровать, когда Майк было решил, что мебель в комнате раздвижная. В шкафу нашелся его вечерний костюм-тройка пропитанный едким запахом антимоля. Тройка пришлась впору, но благодаря антимолю незавязанная бабочка кучерявилась и расползалась на нитки.