Невероятные приключения Марека Пегуса - Эдмунд Низюрский

— Может быть, вам лучше поставить эту удочку куда-нибудь в угол?

— Ты совершенно прав, мой мальчик, — ласково согласился добряк, — я ее прислоню к стене.

Он бодрым шагом двинулся к стене, но по дороге зацепил люстру и разбил лампочку.

— Что вы наделали?!

— Не отвлекайся, мой мальчик, — просопел он, — сейчас я сменю лампочку.

Вывернув лампочку из ночника у постели пана Фанфары, он пододвинул к себе стул.

— Не надо! — крикнул я, предчувствуя недоброе. — Я сам вверну.

— Не отвлекайся, мальчик, — улыбнулся добряк.

С обезьяньей ловкостью он взобрался на стул, продавил сиденье, провалился и тут же вскочил. На плечах у него был обруч от стула. Я хотел ему помочь, но он запротестовал:

— У тебя уроки, не отвлекайся.

Громко сопя, толстяк выбрался из обломков и подставил себе второй стул, влез на него, стал на цыпочки. И не успел я опомниться, как он уже схватился за люстру.

Люстра угрожающе закачалась и рухнула. Раздался страшный грохот и треск. В воздухе мелькнули ноги толстячка, и воцарилась мертвая тишина.

Я бросился к нему на помощь, но при этом перевернул стол и залил чернилами книги и тетради.

Толстячок неподвижно лежал под обломками тяжелой люстры. Я подбежал и в отчаянии дернул его за руку. Он открыл глаза и пробормотал:

— Не отвлекайся, мой мальчик.

Я не знал, что делать. К счастью, раздался звонок. В комнату вошли два санитара с носилками.

— Где больной? От вас звонили в «скорую помощь»? — спросил первый санитар.

— Да. Этого пана придавило люстрой.

— А нам сообщили, что у вас кто-то болен тифом, — заметил второй.

— Нет, тут только этот больной, — сказал я, — пожалуйста, заберите его.

— Нет, тут должен быть кто-то с тифом, — уперся второй санитар.

Но первый только рукой махнул.

Они унесли рыболова.

Я сел на люстру и вытер лицо. Мне уже ничего не хотелось. Вдруг начали бить часы. Они пробили восемь раз, Я испугался, вскочил и выпрыгнул в окно. Теперь вы знаете все.

— Ты, наверное, шутишь, Марек, — сказал я. — Неужели это все так и было?

— Вот вы и удивляетесь. А сами обещали, что не будете удивляться.

— Что правда, то правда! — тяжело вздохнул я.

Приключение второе,

или Ужасные и невероятные злоключения Марека Пегуса в школе

В тот день я встретил Марека Пегуса у самой школы. Он стоял у ограды с карманным зеркальцем в руках и внимательно себя разглядывал.

— Ты что, любуешься собственным отражением? — спросил я.

— Ничем я не любуюсь, просто смотрю, не появились ли у меня седые волосы, — ответил он, не прерывая своего занятия.

— Не болтай глупости, — рассмеялся я. — Разве в твоем возрасте бывают седые волосы!

— Папа говорит, что от огорчений можно поседеть. Вот я и смотрю, нет ли у меня седых волос. Вы же знаете, как мне не везет. А сегодняшний день, пожалуй, был самым тяжелым днем в моей жизни. С утра — одни неприятности: дежурство, именины нашей руководительницы, переростки. А тут еще мое проклятое невезение…

— А что это за переростки?

— Да это наши второгодники, им бы надо быть в девятом, а может, даже в десятом классе, а они учатся вместе с нами в шестом. Они страшно сильные, глупые и злые. Теперь ясно?

— Ясно. Но ты все-таки расскажи все по порядку.

С утра я был очень веселый. Я всегда по утрам веселый, то есть, как говорит пан Фанфара, оптимистически настроенный. Размахивая мешком для ботинок, я влетел в класс и сразу же заметил, что Зюзя, Люля и Гжесек о чем-то шепчутся. Я подошел к ним:

— Что за секреты?

— У нас, Марек, большая неприятность, — сказала Зюзя.

— В чем дело? — бодро спросил я.

— Мы совсем забыли, что сегодня именины пани Окулусовой.

— И у нас нет ни подарка, ни цветов, нет даже цветной бумаги, чтобы украсить класс, — прибавил Гжесек.

— Забыли. Все забыли, — простонала Зюзя.

— А вот и не все, — я не забыл!

— Правда? — воскликнула Зюзя.

— У меня даже есть подарок!

— Врешь!

— Покажи!

— Где?

Они окружили меня со всех сторон.

— Здесь, — указал я на мешок.

— В мешке?

— Да, в мешке. Смотрите. — Я развязал мешок и вытащил щенка.

Весь класс пришел в восторг.

— Ох, какой смешной!

— Просто чудо!

— Покажи!

— Как его зовут?

— Тяпусь, — с гордостью ответил я.

— Тяпусь, Тяпусь!

— Мировой пес!

— Какой породы?

— Это бульдог, — сказал я, — ему только две не дели, и его нужно кормить из бутылки.

— Дай подержать.

— И мне!

— И мне!

Ребята вырывали щенка друг у друга из рук. Воспользовавшись этим, Тяпусь удрал и принялся бегать по классу. Ребята за ним. Наконец его настиг Гжесек.

— Давай сюда, — сказал и. — Надо его спрятать, а то еще удерет или нашкодит. Он ужасный проказник.

Я сунул щенка в мешок.

— Задохнется, — беспокоилась Люля. — Не волнуйся: мешок дырявый.

Я пошел на свое место и сунул мешок в парту.

В класс вбежал Чесек с красной повязкой дежурного на рукаве. Он нес два больших рулона цветной бумаги.

— Бумага! Бумага! — радостно закричали ребята. Казалось, все шло на лад. Подарок достали, бумагу, чтобы украсить класс, тоже, но злой рок, преследующий меня всюду, был уже начеку.

— Где Марек? — спросил Чесек. Я подошел.

— Марек, сегодня начинается твое дежурство, — сказал он. — Я и так лишний день отдежурил. Держи повязку.

Предчувствуя недоброе, я уныло нацепил повязку. Злой рок гнался за мной по пятам. Чем же иначе объяснить, что мое дежурство началось именно в день именин классной руководительницы? Физиономия моя вытянулась. Заметив это, Чесек похлопал меня по плечу:

— Брось расстраиваться. Всего какую-нибудь неделю! Как-нибудь отдежуришь.

— Да, но именины…

— Ерунда, — махнул рукой Чесек. — Щенка принес?

— ПРИНЕС.

— Где он?

— Засунул в мешок и спрятал в парту.

— Порядок. Следи только, чтобы он не удрал. А то при твоем невезении все может случиться.

— Я послежу.

— Ну и не вешай нос! Подарок есть, украсим класс цветной бумагой, и все в порядке. И поменьше думай о своем невезении. Начнешь думать, и все пропало.

— Да, — вздохнул я, — но ты же знаешь, какой у нас класс. А я… На меня и так всегда все шишки валятся. Да еще эти переростки. Ты ведь знаешь, на что они способны.

— Не бойся, — утешил меня Чесек. — Пани Окулусову все любят. Даже переростки. Она у нас молодец, увидишь, никакой заварухи не будет. Главное, чтобы прошел гладко первый урок с Пифагором да еще с Колорадо. Только не связывайся с переростками! Вот, пожалуй, и все. Да, чуть не забыл, помни о Папкевиче: он ест мел. А сейчас гони всех из класса! Будем делать гирлянды. Вот клей и ножницы. — Он вынул их из портфеля. — Нужно нарезать бумагу полосками… В два пальца шириной, потом склеить и скрутить. Гирлянды будут, как на балу.

— А зачем нам эти… гир… гирлянды? — спросил я, шмыгая носом.

— Гирлянды нужны. В седьмом — всегда гирлянды. А чем мы хуже?

— Ну ладно, гирлянды так гирлянды, — сказал я, смирившись, и принялся выгонять всех из класса.

Чесек мне помог, и все сошло гладко.

— А теперь за работу, — сказал Чесек. — Я только сбегаю к сторожу за молотком и гвоздями. Зюзя и Люля нам помогут.

Он выбежал из класса, а я принялся нарезать бумагу.

Однако не успел и выкроить первую полоску, как в класс вошел переросток Здеб. Одну руку он держал в кармане, а другой — с загадочной улыбкой поглаживал подбородок.

— Ты зачем явился? — строго спросил я.

— Тебя, видно, давно не били, — ощетинился Здеб, — когда ко мне обращаешься, говори «коллега».

Я решил с ним не связываться.

— Простите, коллега, забыл. Коллега так редко стал приходить в класс.

— Тепло, — зевнул Здеб, — да и скучно мне с вами, сопляками. Мое место в десятом классе. Понятно?

— Понятно, — вежливо ответил я. — Как печально, коллега, что вам, несмотря на солидный возраст, приходится посещать наш класс.

— Это все из-за проделок Пифагора и дира, — так Здеб называл директора. — Они меня всегда нарочно спрашивают именно то, что я не выучил. Ну, хватит. Не имею привычки откровенничать с сопляками. Ты новый дежурный?

— Да, коллега.

— ПОБРИТЬ МОЖЕШЬ?

— Побрить? — Я вытаращил глаза.

— Ведь сегодня именины пани Окулусовей, должен же я быть выбритым?

— Значит, коллега хочет, чтобы я его побрил?

— Дежурные всегда меня бреют, — пожал плечами Здеб. — Это входит в их обязанности. Ты что, не знал?

— Нет! Чесек ничего мне не говорил. А он тоже брил коллегу?