Любовь - Тони Мориссон

– И откуда же?

Кожаная куртка звучно скрипнула, оттого что Джуниор Вивьенн передернула плечиком и потянулась через стол к посудине с креветками.

– Откуда-то с севера. Мэм, можно я помогу вам с этим делом? Я классно готовлю.

– Нельзя. – Старуха воздвигла ладонь как преграду. – Ты мне ритм собьешь.

Над закипающим на плите чайником поднялся плюмаж пара. Позади стола стена была заставлена посудными шкафами, дверцы которых, потускневшие и захватанные, будто сами были сделаны из теста. Молчание двух женщин растянулось, стало напряженным. Джуниор Вивьенн заерзала, кожаным скрипом перекрывая щелканье креветочной шелухи.

– А что, мэм, здесь миссис Г. Коузи или как?

– Здесь.

– Ну, так можно я поговорю с ней? Пожалуйста.

– Дай-ка я взгляну еще разик. – Прежде чем взять объявление, старуха вытерла руки посудным полотенцем. – «…Требует ответственности и доверия», надо же! – Ее губы сжались. – Без этого никак. Естественно, – неодобрительно проговорила она и выпустила зажатую между большим и указательным пальцами бумажку, будто пеленку бросила в бак с водой. Снова вытерла руки и взялась за очередную креветку. Как раз у ногтя в вынутом из панциря полупрозрачном тельце виднелась темная нежная жилка. Ювелирно точным движением она жилку выдернула.

– Пожалуйста, разрешите мне наконец увидеться с миссис Коузи! – Джуниор оперлась подбородком на ладошку, постаравшись улыбкой смягчить настырность.

– Да чего там. Конечно. По той лестнице наверх, потом по другой лестнице. На самый-самый верх. – Она указала на лестничный марш, который начинался из ниши за плитой.

Джуниор встала.

– А как меня зовут, тебе, похоже, все равно?

Джуниор обернулась, осклабившись в деланном смущении.

– Ах да, мэм. Простите. Конечно нет. Я так волнуюсь!

– Кристина меня зовут. Если получишь свою ответственную работу, тебе это имя придется запомнить.

– Да-да, конечно, я надеюсь. Рада познакомиться, Кристина. В самом деле. Второй этаж, вы сказали? – На ступенях ее сапожки зазвучали глухо.

Кристина отвернулась. Ей следовало сказать: «Нет, третий», но она не сказала. Тупо уставилась на огонек под кастрюлей с рисом. Собрав креветочные шейки, бросила их в кипящую воду и прибавила огонь. Вернулась к столу, выбрала головку чеснока и, по обыкновению любуясь своими богато украшенными руками, отломила от нее два зубка. Их она мелко нарезала и оставила на разделочной доске. Старый холодильник «Филко» заворчал, затрясся. Прежде чем нагнуться к его нижней камере, Кристина успокоительно хлопнула холодильник ладонью, думая: что, что гадина затевает? Должно быть, испугалась, а может, и каверзу какую-то готовит. Если так, то какую? И как она ухитрилась без моего ведома поместить в газете объявление? Кристина взяла серебряную супницу и от того же сервиза стеклянную бульонную чашку; вздохнула: в углублениях двух «К», переплетенных вензелем на крышке, серебро почернело, и ничем эту черноту не возьмешь. Подобно всем в доме вензелям и завитушкам, эта двойная буква «К», когда-то нарядная, стала едва различимой. Даже на черенке ложки, что лежит в кармане фартука, инициалы, когда-то навеки сцепленные, превратились в тени на серебре. То была маленькая кофейная ложечка, но Кристина старалась любую пищу есть только ею – просто чтобы быть ближе к той девочке, которой эту ложечку подарили, не отпускать от себя образы, что она навевает. Выковыривая ею ломтики персика из домашнего мороженого, она вся отдавалась удовольствию, и пусть ветер обдает десерт песчинками, еще лучше – ближе к тем стародавним пикникам на природе.

Кристина намылила и прополоскала стеклянную чашку, тогда как ее мысли то и дело перескакивали от пляжных пикников к соусу «Силвер дип», от напоенного солью ветра к посудному ершику, а потом и к собеседованию, которое в данный момент происходит в спальне самой подлой старухи на всем здешнем побережье. Сидя лицом к лицу с этой лживой мисс Джуниор – ха! «можете называть меня Жуни?»! – Кристина представила себе рядом с фигурой девицы свою собственную, какой она была сорок, нет, даже тридцать лет назад, и соревнование это выиграла. У девицы неплохие ноги (ну, то есть колени и бедра, ибо это все, что позволяли видеть высокие сапоги) и узкая, выпуклая попка – нынче положено по таким с ума сходить. Но это же ничто в сравнении с Кристиной образца тысяча девятьсот сорок седьмого года, когда пляж был кремового цвета и весь блестел, а ласковым прибоем набегали волны такой синевы, что приходилось отворачиваться, чтобы не слишком больно било в глаза. Правда, звоночек зависти все же брякал – при каждом взгляде на лицо девки. И на лицо, и на шевелюру – буйную, как у амазонки. Сперва Кристина на нее так и уставилась, потом, насторожившись, сосредоточилась на газетной вырезке. Не будь этой вырезки, никогда бы она не впустила в дом незнакомую девицу, у которой нет при себе даже сумочки. Впрочем, ковыряние в креветках давало времени достаточно, чтобы с нее тоже шкурку слущить, узнать – нет, не кто она, да это и не важно, но что собой представляет. Рутинная возня служила и предлогом не подымать глаз, потому что – ох, не нравилось Кристине, как ёкает ее сердце, едва она встретится с девушкой взглядом. В лице у той было что-то от недокормленного ребенка, и это раздражало. Такого ребенка хочется то ли крепко обнять, то ли отшлепать, дескать, ну что ты тут несчастненьким прикидываешься!

Кристина размешала чеснок в масле, растаявшем на сковородке, и поставила на огонь – это будет заправка для соуса. Посыпала мукой, которая сразу забронзовела, затем разбавила смесь бульоном и размешала до однородности.

«Я классно готовлю», – сказала девица и тут же давай тянуться немытыми руками к миске креветок. Сказала, что она «как бы» местная, сидя при этом перед самой известной во всем округе женщиной, которая знает каждого чернокожего, кто родился на пространстве от Ниггерхед-рока до Сукер-бея и от бухты Дальней до Силка; да и в Гавани она знает их добрую половину – ведь именно там провела она (может, без толку, может, с толком) весьма порядочный шмат жизни. Джуниор Вивьенн. Да еще с двойным «н». Звучит как строчка в списке сборной по бейсболу. Что ж сердце так заскакало? Она что, боялась, что та вдруг вспыхнет, загорится узнаванием, – потому и тон взяла такой резкий, острый как бритва, чтобы отсечь всякую подобную возможность? А черточки, предательски выдающие беглянку, бездомную, ей так знакомы, даже чересчур: мыло с автовокзала, чужие бутерброды, немытые волосы, платье, в котором та явно спала не раздеваясь, отсутствие сумочки, зубы, чищенные жевательной резинкой вместо надлежащей пасты. Ну, и зачем такая Гиде? Да и как могло попасть в газету объявление, когда не работает телефон? Должно быть, это внук Гиббонса помог ей – выполнив после работы во дворе еще и это поручение в ряду прочих. Как бы то ни было, но это ловушка, которую затеяла расставить наша змея на каблучищах. Какой-то новый способ ограбить ее, лишить будущего, как лишила уже нормального прошлого.

– Вот черт подери! – прошептала Кристина.

Расставила пальцы пошире, готовясь получить знакомый радостный укольчик, «приход» как от наркотика, какой всегда давали бриллианты. Потом уложила в горшочек рис, креветки, соус – слой за слоем, тщательно, искусно. Горшочек будет еще теплым, когда она по-быстрому сообразит легкий салатик. И наконец, разложив все на серебряном подносе, поднимется с ним по лестнице тремя маршами выше, где мерзейшая на побережье гадина – есть надежда – всем этим подавится.

– О господи, снег. – Она сказала это не оборачиваясь, только чуть пошире раздернула портьеру. – Идите сюда, посмотрите. Ну и нашел же где выпасть!

Джуниор приблизилась к маленькой старушке у окна и стала всматриваться сквозь стекло, пытаясь разглядеть снежинки, но ничего похожего не увидела. На вид старушке было минимум под семьдесят, радикальную черноту волос подчеркивала широкая полоска седины у корней, но аромат от нее шел как от маленькой девочки: мятные конфеты, травяная зелень, мех.

– Правда же странно? У нас никогда снега не было. Никогда.

– Мне тут человек один попался, так он соль разбрасывал, – сказала Джуниор. – Раз он ею обзавелся, стало быть, собирался использовать.

Женщина испуганно обернулась. Девица назвала ее лгуньей чуть ли не прежде чем поздороваться.

– Вы наниматься пришли? – Ее глаза обежали лицо Джуниор, потом обследовали одежду. Что соискательница места уже в доме, она поняла давно, задолго до того, как услышала шаги, которые не были шагами ни Кристины, ни Роумена. Затем она быстро встала у окна – чтобы занять выигрышную позицию, произвести впечатление. Однако явно зря беспокоилась. Девица была совсем не то, что она ожидала. И дело не только в спутанных немытых волосах и жалкой одежонке, а какая-то еще и нагловатая развязность проглядывала в ее манере держаться. В масть этому ее «Нну-дык!», которым она отозвалась на последний вопрос Гиды.