Наездники - Кир Булычев

– Давайте руку, – сказала Верка.

Но Олег передал ей кочан, а сам лег животом на край, свесил ноги и стал съезжать вниз. Плащ задрался, брюки тоже, носки у него оказались светлые, голубенькие.

Верка не выдержала, обняла его сзади.

Со стороны это, наверное, выглядело глупо. Худая девчонка обнимает толстого мужика, который отбивается и даже отбрыкивается. И все это кончилось совсем нелепо: Верка потеряла равновесие и, чтобы не сесть в грязь, отступила и уронила Олега. А тот встал на все четыре конечности, как бульдог.

Нет, это совсем не смешно.

Потом Олег опомнился, выпрямился, забрал с платформы сумку с картошкой и взял у Верки кочан, но ничего говорить не стал.

Они пошли дальше по тропинке между путей. Как будто немного поссорились. Хотя Верка не понимала, чем он недоволен.

Идти было скользко, дорожка была глинистой, выпуклой, высокая осенняя крапива подступала с обеих сторон.

Впереди виднелся шлагбаум, а потом дорожка под прямым углом сворачивала на Советскую улицу.

Оттого, что тучи ползли очень низко и были очень толстыми, на улицу попадало совсем немного света. Вокруг царили сумерки.

Они дошли до поворота на Школьную.

– Всего хорошего, – сказал Олег Владиславович. – Надеюсь, до скорой встречи.

Уж такой был разговорчивый, а вдруг замолчал на целых десять минут.

– Я в пятом доме живу, – напомнила Верка, надеясь, что он тоже скажет, где живет. Может, он и хотел, но потом передумал.

Олег пошел дальше, а Верка ступила в свой переулок и стала складывать зонтик, чтобы занести его в красный коттедж.

Но она не успела дойти до коттеджа, как сзади послышался короткий крик, будто кто-то подавился и не может откашляться.

Звук был негромкий, но злой – Верка тут же кинулась обратно.

Навстречу ей с Советской на Школьную катилась чья-то голова. Или белый мяч.

Оказалось – кочан капусты. Но это Верка поняла потом.

Она перепрыгнула через кочан и увидела лежащего на асфальте Олега Владиславовича: шляпа в стороне, ножки поджаты к животу, а вокруг, как яблоки в каком-то старом кинофильме, рассыпаны картофелины.

Над Олегом стояла высокая манекенщица, которую Верка видела еще утром.

Блондинка подняла чудесную длинную ногу, обтянутую рваным чулком, и ударила носком туфли Олегу в живот.

– Ты что делаешь? – закричала Верка и кинулась на девушку.

У Верки есть такое свойство характера – сколько раз в жизни ей это мешало: и били ее, и пороли, и ругали, и выгоняли. Но если она видела что-то для себя страшное или гадкое, то словно лишалась рассудка и непременно бросалась вперед. Нельзя бросаться – побьют, обругают, уничтожат! А ей плевать. Уже и ноги, и руки, и зубы – все работает, как у дикой кошки.

Конечно, девушка кошачьей атаки не ожидала.

Она завизжала и замахала руками, отбиваясь, а Верка работала своей сумкой, как дубинкой.

И она не видела, что Олег Владиславович легко извернулся и дернул манекенщицу за ногу.

Раздался треск и вопль...

Олег стоял и смотрел на девицу, распростертую на земле. Валялась она неловко, подвернув ноги, закрыв глаза.

– Спасибо, – сказал Олег Владиславович.

Девушка застонала.

– А я думала, что она убилась, – сказала Верка.

– Будет жить, – ответил Олег, протирая очки, – но это не принципиально. В любом случае она – носитель, только использованный. Эндопаразитизм, тебе знакомо такое явление?

– Ой, а вы ей ничего не сломали?

Олег Владиславович стал оглядываться. Потом кинулся к забору. В траве валялась измятая шляпа. Он поднял шляпу, отряхнул, расправил и проворчал:

– Может, и сломал, но это непринципиально.

Девушка снова застонала.

Ох и грязной же она была! Будто никогда не мылась. Волосы свалялись. Блузка разорвана, а от горла к животу шел разрез, красный и вспухший, кое-как заживший.

– Надо «Скорую» вызвать, – сказала Верка.

– Вызову, не беспокойся. Беги скорее домой и запри дверь.

– А как вы «Скорую» вызовете?

– Ты мне надоела, крошка, – огрызнулся Олег Владиславович. Он стоял скособочившись, держался за бок, плащ мокрый, вокруг рассыпана картошка.

Олег покрутил шляпу в руках и вытащил из кармана мобильник.

Верка пошла прочь. Она была девочкой, а он подлым дядькой, который имел право приказывать.

Ей хотелось обернуться и крикнуть ему: «Я же тебя, может быть, спасла!»

Вдруг она услышала негромкий голос Олега:

– Ты чуть было все не погубила.

«Почему никто еще ни разу не сказал мне спасибо? – подумала Верка. – Все только и знают – подай, принеси, уходи, сматывайся... А добрых слов не выучили».

Глава 3

Верка сделала первые шаги с неохотой. Ее тянуло обернуться, может, даже побежать обратно. Ей было страшно за Олега Владиславовича.

Но с каждым шагом, отделяющим ее от Советской, желание вернуться усыхало. Верке все больше хотелось спрятаться дома, запереться, включить телевизор, в котором осталось всего два цвета – синий и желтый, и ждать утра.

Ворота в дом, где жила женщина с ребеночком, были закрыты. Что же теперь делать с зонтиком?

Верка остановилась в нерешительности. А потом подумала: ведь дождик идет, что ей, снова промокать, что ли?

Навстречу ковылял Папаня в кроличьей шапке, одно ухо вниз, другое вбок. Ему когда-то давно на арктической полярной станции ногу отморозило, с тех пор пьет на всю пенсию. Дети его из Москвы выгнали. Еще один несчастный человек. И что странно – живет в прошлом. Все хорошо помнит, что в Арктике было и в поселке тоже – лет десять назад. А Папаня – это у него прозвище, а не фамилия.

– Привет тебе, Верунь, – сказал он. – Как твоя бабка – злая колючка?

– Я у нее в больнице была. Скажи, Папаня, а давно в этот дом въехали?

– Таинственная история, – сказал Папаня. – Я заинтригован. Владелец – строитель из люберецких – погиб в своем черном «Запорожце». – И Папаня расхохотался. Ему самому стало смешно, что бывают черные «Запорожцы». – А домишко-теремишко остался бесхозным. Может, и купят. А может, несчастливая собственность, медведь ему в душу!

– Эта женщина купила дом?

– Сомневаюсь. Они позавчера въехали, и, скажу тебе, без багажа. На джипе с чемоданами, но без ничего. Даже мебели не видать.

– Там, наверное, своя есть?

– То ли есть, то ли нет, то ли за год пришла в негодность. Как Маринка, пишет?

Верка не ответила. Папаня отлично знал, если не забыл по пьянке, что Веркина мать погибла.

– Бороться и искать, – торжественно сказал Папаня. – Найти и не сдаваться. Это слова, можно сказать, полярного героя капитана Скотта. Он не сдался, но погиб на обратном пути с Южного полюса. Бороться и искать. Ты свою маму хорошо поискала?

– Я пошла, Папаня, – сказала Верка.

Нос у Папани красный, а на конце повисла капля – дождевая, наверное.

– Я не шучу, – сказал Папаня. – У меня есть предчувствие, что жива твоя мамаша, душевный человек крайней красоты и обаяния. Ты ее не помнишь?

– Почему не помню? – взъярилась Верка. – Мне семь лет было. Я все помню.

– Тогда – бороться и искать. Искать и искать! Мы в Арктике только так и боролись. Только не всех нашли. Папанина нашли, а Леваневского не отыскали. Тебе понятно? – Он не стал ждать ответа, а добавил: – Пойду, а то ларек закроют, и останусь я на всю ночь без живительной влаги. А если моя любимая явится во сне, а я трезвый?

Тявкнула сирена «Скорой помощи».

Верка обернулась. Белая машина с красной полосой тормозила у входа в переулок. Значит, Олег вызвал все же к бомжихе врачей.

Даже стало легче.

Неожиданно ворота коттеджа приоткрылись, и в щель протиснулся ребеночек.

– Что? – крикнуло дитя. – Что происходит?

Дитя смотрело на Верку настойчиво и пристально, как сова.

– Прости, – сказала Верка. – Я зонтик хотела отдать.

– Оставь себе, – махнул рукой ребенок.

Верка кинула ему зонтик. Вот и хорошо – все сомнения позади.

Она быстро пошла к дому.

– Ты куда побежала? – возмутился ребеночек. Он шустро обогнал Верку и побежал перед ней задом наперед. Это было неприятно, к тому же Верка никак не могла понять, мальчик оно или девочка.

– Ты не спеши, – говорило дитя. – Домой лучше не ходи. Ради твоего же блага предупреждаю. Не ходи, в Москву поезжай. К мамке-папке поезжай. А то некоторые недовольны.

Верка его не испугалась.

– Отстань ты! – сказала она. – Ну отстань! Не до тебя.

Ребеночек повернулся и побежал сбоку.

На нем была красная панамка, промокшая от дождя, на голых ножках, торчащих из коротеньких шортиков, сандалии. А лицо непонятное – то ли мальчик, то ли девочка, то ли вообще лилипут.

Когда Верка дошла до своего дома, она услышала шум машины. Она успела оглянуться – где-то вдали проехала «Скорая».

– Кого там обидели? – спросил ребеночек.

Он произносил слова со взрослыми интонациями, будто взрослый лилипут изображал ребенка.

Верке вдруг захотелось пройти мимо своей калитки, чтобы не показывать ребеночку, где она живет.