Танцовщица для небесного бога (СИ) - Лакомка Ната

— Что молчишь? — продолжала Анджали. — Язык проглотил? Или он стал таким же медным, как и твои уши? Как тебя зовут?

Этот вопрос она задавала тысячи раз, и хотя имя влюбленного в нее гандхарва прекрасно помнила, ей доставляло удовольствие снова и снова притворяться, что поклонник значит для нее столь мало, что она не в состоянии запомнить, как его зовут.

— Коилхарна, — услужливо подсказал юноша, обретая дар речи.

— Коилхарна, — повторила Анджали с издевкой. — Кукушка. Вот так имя для искусного музыканта.

— Не такой он и искусный, — подхватила Хема. — Был бы искусный, назвали бы Соловьем.

И они с Анджали засмеялись весело и тонко, словно зазвенели серебряные колокольчики.

— Скажи ему, пусть уходит, — прошептала Ревати, смущенная до слез. — Не приведи боги, увидит наставница…

— Ты права, — согласилась Анджали. — Эй! Кукушкин сын! Посмотрел — и будет с тебя. Иди и не оглядывайся.

Гандхарв послушно повернулся и побрел в сторону дворца повелителя гандхарвов Читрасены, когда Анджали вдруг окликнула его:

— Нет, постой! Как тебя там…

Юноша стремительно оглянулся, и глаза его заблестели столь ярко, что Анджали и Хема снова расхохотались.

— Если хочешь, можешь послужить мне, — сказала Анджали почти ласково.

— Сделаю все, что скажешь, — прошептал он.

— Нарви синих лотосов вон там, — девушка указала пальцем в сторону заводи, где далеко от берега плавали на поверхности воды огромные голубоватые цветы.

— Хорошо! — гандхарв, радостный, что может угодить, пошел вдоль берега. Остановившись напротив цветов, он взялся за гибкую ветку и потянулся, чтобы сорвать лотосы. С первыми тремя ему удалось справиться, а четвертый никак не желал расставаться со стеблем. Коилхарна потянул посильнее, ладонь его скользнула по ветке, и он рухнул в озеро, подняв кучу брызг.

Когда он вынырнул, фыркая и отплевываясь, Анджали и Хема хохотали, словно безумные. Хема повалилась на спину и трясла ногами, показывая, насколько ей смешно. Одна Ревати не смеялась и смотрела с неодобрением.

Неудачливый сборщик лотосов выбрался на берег. С одежды текла вода, один туфель он потерял и выглядел жалко.

— Даже цветов нарвать не можешь, — вздохнула Анджали. — Кому нужен такой неумеха? Иди, не хочу тебя видеть. Апсары должны смотреть только на красивое, а ты сейчас противен моим глазам.

Коилхарна поплелся к городу, не смея ослушаться, Ревати вздохнула с облегчением:

— Он меня пугает, — сказала она тихо, чтобы слышали лишь подруги. — Когда он смотрит на Анджали, у него взгляд становится, как у помешанного.

— Эй, постой! — вдруг снова окликнула Анджали Коилхарну, а когда тот остановился и приблизился, сказала строго, усиленно сводя брови к переносью: — Ты напугал мою подругу. За это заслуживаешь наказания. Я запрещаю тебе приближаться ко мне десять дней, — она выставила руки, растопырив пальцы, чтобы гандхарв лучше понял и прочувствовал всю её суровость. — И если увижу тебя рядом, то никогда больше не скажу тебе ни единого слова.

Несчастный поклонник сложил руки ладонями, моля о снисхождении, но вызвал этим лишь новый смех.

— Ты слишком жестока, — попеняла Анджали Хема. — Смотри, он умирает, а тебе и дела нет.

— Пусть умирает, — ответила Анджали, делая вил, что ее больше занимают лилии, чем страдания поклонника. — Невелика потеря. Какой толк от него?

— Да, музыке он не обучен, цветы рвать тоже не получается, да и в страстных беседах не мастер, — кивнула Хема.

— Жалкое существо, — поддакнула Анджали.

До гандхарва дошло, что над ним попросту издеваются, и он выпалил:

— От меня есть толк! Теперь я ученик на вимане господина Шакры.

Анджали посмотрела на него смеющимися глазами:

— Таких пустоголовых и неуклюжих, как ты, пускают на царскую виману?

Гандхарв вспыхнул от оскорбления, но ответил с достоинством:

— Я могу посещать виману Шакры в любое время даже без наставника. У меня есть ключ и разрешение.

— Лжешь! — поддела его Анджали.

— Нет, это правда, — убеждал Коилхарна.

— Тогда покажи мне виману господина Шакры? — произнесла Анджали невинно.

Коилхарна побледнел так же мгновенно, как краснел до этого, а Хема и Ревати дружно вскрикнули.

— Что, испугался? Боишься, уличу тебя во лжи? — спросила Анджали, посмеиваясь.

Гандхарв прикусил нижнюю губу и уставился куда-то в сторону.

— Так бы и сказал, что соврал, — Анджали зевнула, прикрыв рот ладонью.

— Нет, не соврал! — внезапно решился Коилхарна. — Приходи ночью к павлиньему саду, я покажу тебе виману.

— Конечно же, она не придет! — возмутилась Ревати. — Нам запрещается бродить ночью вне школы.

Хема промолчала, глядя на Анджали во все глаза.

— Боишься? — обрадовался Коилхарна.

— Нет, — резко ответила Анджали, и на лице ее появилась улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. — Я приду. Только и ты приди, не испугайся.

Вызов был брошен, и гандхарву ничего не оставалось, как его принять.

— В полночь, когда часы на площади зазвенят, — сказал он. — Когда придешь — свистни.

— Вот еще! Стану я свистеть. Я хлопну в ладоши. Три раза.

На том и порешили, и Коилхарна, мокрый после вынужденного купанья, уходил, оглядываясь через каждые два шага. Анджали кивала ему, с необыкновенно благостным видом.

— Ты ведь это не всерьез, — сказала Ревати, собирая цветы. — Ты ведь не пойдешь ночью в павлиний парк.

— Пойду, — легко ответила Анджали.

Хема шумно задышала, но проситься с подругой не осмелилась.

— Если тебя поймают, то изгонят на землю, — голос Ревати пресекся от страха перед подобной судьбой. — Одумайся!

— Не поймают, — беззаботно шевеля пальцами ног, Анджали опрокинулась на спину, как будто разговор шел о вечернем чае и сладостях.

— Наша Анджали ничего не боится, — Хема смотрела на подругу с завистью и благоговением. — Расскажешь потом, что увидишь?

Ревати горестно застонала, удрученная неразумностью подруг. Но спорить было не в ее правилах. Девушки оделись, собрали лилии и пошли к хижинам учениц.

В назначенный час Анджали была в павлиньем парке. Она тайком улыбалась, вспоминая, как подруги провожали ее. Ревати лила слезы, Хема дрожала от страха и возбуждения. Уходя из тростниковой хижины, Анджали казалась себе отважной героиней. Она закуталась в черную ткань, как героиня спектакля, идущая на тайную встречу с возлюбленным, и миновала ворота школы незамеченной. Улицы города были пустынны, в домах горели лампы, зажигая окна разноцветными огнями — красными, синими, желтыми — под цвет занавесей. Из дворца Читрасены доносилась музыка и пение. Там праздновали полнолуние. Впрочем, там праздновали каждый день — благо, что повод для веселья можно было и не искать.

Оказавшись в зарослях безлюдного парка, Анджали порастратила храбрости, но отступать не собиралась. Она сама не знала, почему ее так властно тянет к виманам богов. Они были для нее не просто притягательны, ей казалось жизненно важным побывать там. Словно они скрывали некую тайну, которую непременно нужно было разгадать.

Когда водяные часы на площади огласили Тринаку мелодичным звоном, Анджали несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая пустившееся в пляску сердце, и трижды хлопнула в ладоши.

Сначала было тихо, и девушка успела почувствовать досаду и облегчение, оттого, что глупец Коилхарна обманул и не пришел. Но вдруг кусты смородины зашелестели, и физиономия гандхарва показалась среди листвы.

— Долго мне ждать? — презрительно выпятила нижнюю губу Анджали. — Веди, если обещал!

— Я уже давно здесь, — сказал он, боязливо оглядываясь. — Пойдем?

Анджали сделала небрежный жест рукой, предлагая ему указывать дорогу.

Они прошли парк и свернули к бывшему дворцу господина Шакры, который теперь пустовал, так как царь богов со своим двором переселился в Амравати, но не дошли до дворца, а свернули в ашоковую рощу.

Здесь среди кокосовых пальм стояла огромная вимана. Луна освещала ее сбоку, серебристый свет лился по гладкой, как шелк, стене. Вимана напоминала затаившегося светло-серого слона — такая же огромная и грозная.