Украсть Ленина - Алекс Тарн

— За встречу! — прокричал он, подсовывая Вене пузырящийся бокал. — Гусары пьют сидя, но залпом! Раз, два, три!

Веня выпил и сморщился — в его бокале оказалась водка, газированная водка. Вадька немедленно поднес ему малосольный огурчик и восторженно хлопнул по плечу.

— Извини, чувак. Тебе нас догонять надо. Мы-то с утра на кочерге. Глянь на Вовика: льет слезы без остановки. Он теперь у нас такой, как выпьет, плачет.

— Вы болван, Штюбинг, — надменно произнес Вовочка. — Не слушай его, Веник. Это я так потею, через глаза.

Вадик расхохотался, достал сифон и плеснул Вене в бокал очередную порцию «газировки», а остальным снова налил шампанского.

— Ну, еще по одной. Давайте.

Лимузин тронулся с места — незаметно, почти без толчка.

— Эй! — свирепо завопил Вадик. — Уволю! Я вам когда сказал трогать? После второй! После, а не во время! Ну что за идиоты!.. Поверите ли, ребята, не с кем работать. Ни у кого бестолковка не варит, ну ни у кого… просто катастрофа какая-то… Поехали, дорогие.

Они снова выпили.

— Значит так, — сказал Вадик, поставил бокал и запел, дирижируя обеими руками. — «Программа у нас большая, программа наша такая. Жила бы страна родная…» Шутка. Сейчас мы дружно направляемся в многофункциональный реабилитационно-оздоровительный центр, в просторечии именуемый «баня». Веньке с дороги не помешает, да и остальным тоже не вредно будет поправиться, правда Вовик?

— «Шутка…» — мрачно передразнил Вовочка. — «Жила бы страна родная» — это тебе не шутка, Штюбинг. Нашел чем шутить.

— Да ладно тебе, — отозвался Вадик. — Расслабься, вояка хренов. Патриотические мероприятия запланированы у меня отдельно, специально для тебя. Дай сначала немножко отдохнуть. Итак, оздоровив главные органы и особенно члены, мы следуем на торжественный ужин в особняк, по недоразумению занимаемый в настоящий момент домом Архитектора. Хрен его знает, кто он, этот Архитектор, но фамилия звучит подозрительно. Недоделанно как-то. Было бы «Архи-протектор», еще можно было бы на колеса натянуть, а так…

Вадик хлопнул себя по коленям и захохотал. Он вообще производил удивительно много шума.

— Ленин это словечко любил… — так же мрачно заметил Вовочка. — «Архи». Так и писал: «архи-важно»… или «архи-глупо»…

— Погоди-погоди, — сказал Витя. — Это уж не тот ли особняк на Герцена, наискосок от дома Набокова? Там же интерьеры обалденные, я помню.

— Он самый! — завопил Вадик. — Только Герцена твоего, Витек, давно уволили, без выходного пособия. Пущай теперь в Лондоне улицы именует, звонарь сраный. А у нас улица называется Большая Морская, поняли? И снял я этот особнячок на вечер по одной-единственной причине: папашку его первой хозяйки звали… ну, кто догадается?

— Штюбинг? — предположил Вовочка. — Или Крузенштерн?

— Правильно! — завопил Вадик еще громче прежнего. — Штиглиц! Барон Штиглиц! Главный банкир России! Хотя я сейчас, пожалуй, побогаче буду…

— Неужто родственник?

— Нет, там тупик, — радостно отвечал Вадька. — Я с другой ветки Штиглицев, адмиральской.

— Ну, я и говорю: Крузенштерн… — констатировал Вовочка.

Веня потряс головой. Водка из сифона, как и всякое неконвенциональное оружие, действовала быстро и разрушительно.

— Вадя… слушай, Вадя… — язык ворочался медленно, неохотно, словно сначала долго взвешивал, стоит ли слушаться. — А зачем нам на четверых целый особняк? Хватило бы столика…

— Да ты чего? — искренне удивился Вадька. — Хочется, чтоб красиво. Чтоб погулять, как надо. Чтоб с размахом. Да и это ж прикол какой, ты подумай: особняк Штиглица! Помнишь, как мы тогда на кладбище удивились, у той могилки с ангелом? Так это то же самое, въезжаешь?

Веня неуверенно кивнул.

— Так… — громко сказал Вадик и подвигал ладонями по коленям. — Так…

Все молчали.

— Кстати, сколько нам тогда было? — спросил Веня. — Ну, тогда, на кладбище, когда Витька прочитал надпись?

— Десять… — Витя улыбнулся. — Третий класс. Вадька тогда еще своей фамилии стеснялся, помните?

В салоне лимузина снова повисло молчание.

— Может выпьем? — Вадька хлопнул в ладоши, потянулся за бутылкой.

— Постой, не гони, — остановил его Витя. — Цели быстро нажраться пока не стоит.

Вадька послушно кивнул. Остаток дороги они ехали в молчании, думая каждый о своем. Наконец лимузин остановился. Знакомый крепыш в черном костюме открыл дверь.

«Как же он успел с моими документами и с багажом? — подумал Веня. — Не может быть…»

— Это не тот, — хлопнул его по плечу Вадька, правильно угадав причину вениного удивления. — Похожи они у меня. Как горсть патронов. Специально так подбираю, чтоб потом не жалеть.

— Не жалеть?

— Ну да. Кто ж на войне патроны жалеет?

— На войне?

Они стояли в темном внутреннем дворе, с тыльной стороны какого-то большого здания. На ближнем к лимузину подъезде висела табличка: «Служебный вход». Телохранители с топотом распределялись вокруг, озабоченно оглядывая окрестные окна и крыши. Одинаковые пиджаки у них одинаково пузырились подмышкой, из-за одинаковых воротников вокруг одинаково бычьих шей змеились одинаковые проводки; более всего они напоминали плохо прорисованных персонажей дешевой компьютерной игры. Горсть патронов…

— Пошли, пошли! — заторопился Вадик, с видимым облегчением возвращаясь в роль хозяина праздника.

Миновав лифт и несколько коридоров, они оказались в большом зале с высоким лепным потолком. В узорах лепнины чередовались серпы с колосьями, молоты с тракторами и накренившиеся от полноты содержимого чаны, изливающие не то сталь, не то зерно. Вдоль стен стояли разнокалиберные бюсты советского времени: буйная волосня Маркса сменялась блеском ленинской лысины, далее следовала густая шевелюра генералиссимуса, за которой светился голый череп Хрущева и снова — пышная прическа Брежнева, и снова — лысая голова Горбачева. В этом размеренном чередовании лысин и волос нельзя было не усмотреть торжество основополагающего принципа единства и борьбы противоположностей.

Паркетный пол сиял; в дальнем торце зала вокруг низенького, уставленного бутылками и холодными закусками столика были правильным полукругом расположены четыре огромных кожаных кресла небесно-голубого цвета. На спинках кресел сияли расправленными белоснежными рукавами махровые халаты с огромными вышитыми монограммами участников торжества.

— Пожалуйста! — гордо воскликнул Вадик, делая широкий приглашающий жест. — Занимайте места согласно купленным билетам!

— Да-а… — протянул Витя. — Это почем же они куплены, билеты-то?

Вадик пожал плечами. Удивление друзей было ему явно приятно.

— Не знаю, — небрежно сказал он. — Честно говоря, я билеты не люблю покупать. В очереди стоять… зачем? Так что пришлось приобрести все здание и слегка переоборудовать. Бывший районный Дворец культуры.

— Это и теперь Дворец культуры, — мрачно заметил Вовочка. — Твоей культуры.

Вадик снова пожал плечами, на этот раз с досадой.

— Кончай, Вовик, не порть праздника. Ребята, давайте, располагайтесь. Переодеваемся…

Он взял свой халат и молча пошел к двери в боковой стене зала. Веня укоризненно посмотрел на Вовочку:

— Зачем ты его обижаешь? Смотри, как человек старается…

— Ничего, — хмыкнул Вовочка. — С этого типа обида — как с гуся вода. Или не помнишь?

Переодевались в боковой комнате, где на каждого был выделен отдельный, обозначенный именем шкаф. Открыв его, Веня обнаружил смокинг и туфли и понял, почему Вадик интересовался по телефону его размерами. В зал Веня вернулся первым, откупорил бутылку шампанского и дожидался друзей с бокалом в руке.

— Я хочу, чтобы мы выпили за Вадьку, — сказал он, когда все собрались. — За нашего дорогого Штюбинга, который так постарался для того, чтобы нам было сейчас хорошо. А если, дорогой Вадька, кое-кто иногда покусывает тебя, так это ведь никак не со зла, а исключительно ввиду несовершенства окружающей среды, которая, к сожалению, не состоит сплошь из таких, как ты. Будь здоров, дорогой!

Выпили. Вовочка вновь прослезился и пошел обниматься с хозяином. Несколько секунд они так и простояли, обнявшись и похлопывая друг друга по белым махровым спинам.

— Спасибо, Венечка, — сказал Вадик, оторвавшись наконец от Вовочки и удивительно быстро вернув себе прежний хозяйский вид. — Прошу всех садиться. Начинаем культурную программу. Для начала познакомьтесь с моим домашним животным.

Он хлопнул в ладоши. Входная дверь распахнулась, за ней послышались шум, возня, сдавленные ругательства, и какие-то странные звонкие шлепки, похожие на пощечины.

— Вадя, по-моему, там кого-то бьют… — осторожно заметил Витя.

— Идиоты! — закричал Вадик. — Всех уволю! Ничего нельзя поручить…