Очень важная персона - Сергей Бодров

— Сам ты дохлый! У него просто шок, — объяснил Валька.

Солнце еще только встало. Над райцентром звучали позывные радиостанции «Маяк», разносился ладный стук топоров. Несколько плотников, раздетых по пояс, поднимали стропила разрушенной мельницы. Свежеструганные крылья белели и были видны далеко окрест. Работа спорилась, шла к концу.

Начальник милиции Недугов шел к пруду со спиннингом.

— Слушай, а чего у тебя отец такой? — спросил Максим.

— Какой?

— Ну, такой… Не похож на начальника.

— В кепке ходит, на лошади ездит и вообще…

— Чего вообще? — весь подобрался Валька.

— По магазинам сам ходит. Моя мать только завуч, а нам все на дом носят,

— Подумаешь, — облегченно вздохнул Валька. — Папка скажет, и нам все на дом принесут. Эй, — вдруг забеспокоился он, — ты жулишь, ты в тот раз себе положил и опять…

— Сам ты жулишь, ты мне одной дохлятины насовал!

— Это тебе дохлятина, да? — Валька зашелся от возмущения. — Дохлятина, да? — Он схватил Максимову банку и сунул ее в нос владельцу.

Через секунду они катались по траве в опасной близости от воды.

Недугов, бережно насаживающий живца, услышал громкий всплеск.

— Ай-я-яй, — нежно приговаривал он, вытаскивая мальчишек из воды. — Кто же так дерется? Вот приходите сегодня в спортзал, я вас научу.

— А вы не врете? — спросил Максим.

Родион Михайлович шел на работу. На площади медленно крутилась только что собранная карусель.

Шишкин остановился. На карусели сидел завотделом культуры Петряков.

— Все в порядке, Родион Михайлович! — радостно сообщил он, проплывая мимо Шишкина. — Крутится!

Шишкин довольно кивнул. Около железной решетки, огораживающей карусель, плотники ставили будочку с надписью: «Касса». Механики возились с электрощитом. Тут же толпились ребятишки, случайные прохожие, любопытные. Карусель была новостью в райцентре.

— Счет надо подписать! За карусель! — крикнул Петряков, вытаскивая из папки бумагу и передавая ее на ходу Шишкину,

Шишкин взял бумагу, надел очки, достал ручку и собрался расписаться. Вдруг лицо его изменилось.

— Сколько? — шепотом спросил он, мелкой трусцой пустившись бежать рядом с каруселью. — За эту бандуру!

Петряков понял, в чем дело, и скорбно кивнул.

— Но это ж трехгодичные ассигнования. На всю районную культуру!

Петряков согласился.

— Разобрать и отослать обратно к чертовой бабушке! — стараясь не привлекать внимания, распорядился Шишкин.

— Не имеем права! — тихо ответил Петряков. — Раз заказали — обязаны брать.

— Кто заказал? — кровожадным шепотом спросил Шишкин, все труся за медленно крутящейся каруселью.

— Думали — для культурного отдыха трудящихся хорошо будет… Полезно… — виновато сказал Петряков.

Карусель резко, со скрипом остановилась.

— Сломалась, — сказал кто-то из механиков.

— Починишь и вот здесь будешь сидеть, — ткнул Шишкин в окошечко кассы. — Пока она у тебя не окупится.

Петряков вздохнул.

Хмурый Шишкин сидел у себя в кабинете. Напротив — молодой председатель правления райпотребкооперации. Районный бог торговли.

— Теперь о водке, — сказал Шишкин. — В прошлом году ты ее продал на девятьсот тысяч рублей. На каждого жителя района пришлось по десять литров. Это вместе с больными, стариками, беременными и грудными младенцами. Всем хватило?

Бог торговли кивнул.

— А что ж ты планируешь в этом году — уже миллион?

— Так от достигнутого планируем…

— Да куда уж больше-то достигать! Хватит!

— Так берут же…

— Конечно, будут брать, если больше нечего. Хорошего-то вина не сыщешь. Пьянству теперь будет у нас бой. Понял?

— Понял, — кивнул председатель райпо.

— В прошлом году у нас был урожай яблок. Вы этот урожай проспали.

— Да ведь… — начал оправдываться бог торговли.

— Свиньям все яблоки скормили, — перебил его Шишкин. — Ты не оправдывайся. Не надо — про тару, про транспорт. Я все знаю. Только если и в этом году урожай проспите, пеняйте на себя. Понял?

— Понял.

— Ну, иди работай. Соображай, — уже ласково сказал Шишкин. — Ты же у нас еще молодой, недавно институт окончил. Должен хорошо соображать.

— Я же инструкциями опутан с ног до головы. То нельзя, это нельзя… А гниёт добро — это можно.

— Нет, нельзя! Мы тут все-таки власть. Так что разрешаю проявлять самостоятельность.

— Я, может быть, сейчас хочу лягушек ловить!

— Зачем?

— А отсылать во Францию! Менять там на обувь, колготки, костюмы, шампанское!

— Меняй! Только бери размеры ходовые.

Когда председатель райпо вышел, в кабинет вошла секретарша Света с бумагами для подписи.

Шишкин, быстро проглядывая, подписывал бумаги. Наткнулся на телеграмму.

— «Решилась встречайте двадцатого Ира», — прочел Шишкин и с недоумением посмотрел на секретаршу.

Секретарша пожала плечами.

— Ошибка какая-то, — сказал Шишкин и продолжал подписывать бумаги.

— Директор дома культуры от жены ушел. К библиотекарше. Завтра будет подавать на развод, — как бы невзначай сообщила Света.

— А вот это меня не интересует, — жестко сказал Шишкин.

— Извините, — секретарша с оскорбленным видом направилась к дверям.

— Постой! А с кем же дети остаются?

— Не знаю! — холодно обронила Света, закрывая за собой дверь.

Шишкин задумался, а потом вздохнул. Рассеянно перевел взгляд на телеграмму. И хлопнул себя по лбу.

— Так это же Ира! Учительница музыки!

Зазвонил телефон.

— Слушаю, — радостно сказал Шишкин, держа в руках телеграмму.

Потом он слушал, и настроение у него портилось.

— Завтра приеду…

И Шишкин опять нахмурился, помрачнел. Встал, подошел к окну, стал глядеть вдаль.

В большом и светлом физкультурном зале, на голом полу, в жутко неудобной позе сидели человек двадцать парней самого разного возраста. Одеты в женские халаты, ноги босы.

Посреди зала стоял Недугов в настоящем японском кимоно из желтого сатина. Недугов тоже был босиком. На стене висела его форма.

В конце ряда сидели Максим и Валька, в одних трусах.

— Каратэ начинается с поклонов, — сказал Недугов. — Это первое, чему вы должны научиться.

Все встали.

Недугов низко, очень вежливо поклонился парням. Те вразнобой, неумело ответили.

— Плохо, — сказал Недугов. — Нужна длительная тренировка.

Все сели.

— Звонков и Крапивин, покажите товарищам прием.

Недугов отошел в сторону, раскрыл толстый том, испещренный иероглифами, и погрузился в чтение.

На середину зала вышли два взрослых парня. Они поклонились друг другу, потом тот, что повыше, ударил босой пяткой противника в щеку. Противник ответил ударом ноги в низ живота…

Валька крепко зажмурил глаза.

Ночью Шишкин беспокойно ворочался на новой деревядной кровати от чешского гарнитура «Марица». Стонал во сне.

— Ты чего, Родя? — спросила Галина.

— Кадров не хватает! — рывком сел на кровати Шишкин, откинув одеяло.

Подошел к столу, выпил квасу.

— Вон ты куда у нас взлетел… — улыбнулась жена.

— Не знаю, хватит ли сил.

— Хватит, — ласково сказала Галина, провела рукой по мужнину затылку.

— Эй вы, чего не спите и мне не даете? — раздался из-за стены сердитый голос Вальки.

— Извини, сынок, — виновато сказал в стену родитель. — Спи…

Утром Галина на скорую руку готовила завтрак. Валька уже сидел за столом и потихоньку сплавлял куски вниз, коту и собаке. В окно было видно, как Родион Михайлович чистил во дворе своего жеребца — вместо зарядки.

— Родя! Стынет! — крикнула Галина.

— Иду!

Работало радио. Передавали последние известия.

Семья уже в полном составе сидела за столом. Глава семейства рассеянно жевал, уткнувшись в газету.

Галина заметила, что Валькина котлета отправилась под стол, и хлопнула сына по руке.

— Жалко, что ли? — обиделся Валька.

— Ты вот побегай по магазинам да постой у плиты!

— А ты не бегай. И так над нами все смеются. Вон Копанцовым все домой носят. Пап, — обратился Валька к отцу, — ты прикажи, чтоб нам тоже домой носили.

— Чего носили? — не понял отец, уткнувшийся в газету.

— Продукты из магазина — ты ж больше всех начальник. И шляпу себе купи. А то неудобно за тебя…

Тут до Шишкина наконец дошло, о чем толкует его сын. Родион Михайлович вскочил и торопливо стал снимать с себя ремень.

— Держи его, мать! — заорал он на всю квартиру. Собака и кошка порхнули из-под стола. — Держи, я ему сейчас покажу!

На белой скатерти расплылось пятно от пролитого чая.

Валька со всех ног кинулся в свою комнату, запер дверь на задвижку.

— Полюбуйся, мать, кого вырастила! — гремел Родион Михайлович, налегая плечом на хлипкую дверь. — Прихлебатель! Я тебе покажу большого начальника, сукин ты сын! Я счас тебе растолкую, что такое демократия! Счас тебе будет неудобно на одном месте сидеть!