Лебдянская смута - Владимир Вольф

Так и повелось у Лябды - что царству наперекосяк, то себе в заначку. Вскрылась ошибочка главповитуха Дрызга. Понесли солдатки от архаровцев первый женский молодняк - сработал запрет на пацанву. Но Фиська, всех пощуплее, первым тревогу забил.

- Ежели еще привесок обещается, то отгрохают нас бабоньки одним только количеством. А у меня крайняя плоть засуху обещала. Надо бы как-нибудь с передыхом, для устойчивого вдохновения.

Вот тогда-то лябди и соорудили им питательный рассол - коль помариноваться с полгодика, выйдешь крепким как малосольный огурец. Да и омоложение явное прослеживается. Так и зажили: бабы в поле клопочут, в труде геройствуют, передовиков выявляют, а как срок прийдет (к урожаю) архаровцев из кадки долой и пенки именно отличницам лябдянских нив и весей.

Бывало, ударницы так Фиську изъегозят, что после смены он ни ручкой ни ножкой - и только те, кто не трудом, а сметкой богаты, вылущивали у него твердинку мужского настроя. Хоть в том гуже Тырло и Хряпс были подюжее, бабы Фиську любили и жалели больше - за веселый нрав и выдумку, пусть не об морок, но по куражу.

Особым изыском считалось оттопырить Фиську напослед, перед отзывом тем лябди особо друг перед другом кичились и спрашивали у Фиськи подтверждения. Тырло прозвали "убивцем", а Хряпса величали не иначе как "батюшка" - поощрение делал неспеша, добротно и с основанием. Истинно, государь был в числе его достоинств.

Урожайные гуляния шли на истом, Фиська с Тырлом ретировались к посту, Хряпс - в стольну избу, лябди с чугунами - в поля, а погодя - на зимние квартиры, грудняк вынашивать.

Так вне мытари минуло полвека. Лябди давно уж пообвыклись к такой фаллократии, но случился Пеняй и вселилась в лябдонаселение моногамная тоска.

- Вам что, пострелам, пистон раздавил и на боковую, - жаловалась под заговенье краса-Удива. - И пока хрен в голову не стукнет... А мне постыло. Хоть бы старичка какого на исход лет...

...а кондуит Пеняю не поверил, к царю не допустил. Посчитали вредным державе заговором с целью опасных слухов. И в гаплык-час Пеняя на плаху и подвели.

- Каково последнее желание? - спросил тертый палач.

- Мне бы... - осекся Пеняй. Глазами в небе поискал. Вздохнул, улыбнулся чему-то. - Мне б на Лябду опять... Там...

И связкой рук хотел изобразить, но тут его и декапелировали...

СЛЯП 6

Время уж не шло, а спотыкалось бегьмя.

Гельдып II вовсе отческого блеску достиг - обполовинил людишек в царстве, и тому остатку жизнь шла не в жир, а в кизяк. Сколько лет пролетело, а зелье отворотное, на бабаеде замешанное, продолжало крамольно действовать. Уж труха, а не бабы остались - тужились, а девок рожать не могли. Уж и секли их за это, и надзор денно и нощно вели - чтоб без утайки, - а те и вовсе ояловели. Мужик после сплочевной войны остался простой и смирный, но и он без природы не мог. А где отдушину найти, зуд унять? Вот и приладились к вину - до изумления, до зеленых гаремов во сне.

Гельдып же всех кавалеров запретил и самолично фрейлинами занялся. Но и у него - мимо. Истерзался, в себе изъян ища - бывало, задержится перед голопузой статуей иль картиной и попредметно соизмеряется. Поэтому картины в царстве быстренько перерисовали, и даже втихую царю скипетр подменили на короткий и кривой, - чтоб не удручал. Но все равно:

- Порядку в стране нету... - вздыхал и скипетром в ноздре ковырялся.

И министры в страхе принялись дисциплину повышать везде - в полях, в мастерских, в банях, нужниках... А в армии тех лет все больше механического солдату было - хоть и подороже людской плоти, но жалования не просит, все державе экономия. И уж понятно, чугуну излишняя строгость без надобности. А тут офицеры - чуть что, разряд под щиток, иль абразивной пудры в муфту.

И вот однажды у железного сотника Звяка от экзекуции коротыш случился. Начистил он вид офицеру, гикнул сотню и умчался чугун-счастья искать. Передал остальным: "Коль ячейкою богаты - айда с нами, коль закисли спаи - гни дальше кинемат под ибиотами..." И хруснул раскол, потому как чугуны все как один деру дали.

Гельдыпа чуть кондрат не хватил. Издал манифест о начале принадлежной войны - мол, кто к кому принадлежит - к людям, или к жести безродной.

Война она всегда в точку. Мужикам от бабского вопросу отвлечение.

А чугуны обживали себе холодные безветренные планетки, там созерцали небесную механику и самосовершенствовались. Гельдып мужика в армию наскреб, вытрезвил - и навалом на чугун-редуты, авось захлебнутся. Но чугуны от ибиотов бежали, увиливали, да так и сгинули, вновь озадачив царевых генералов. На всяк случай послали дальнюю разведку.

А Лябда тем временем почивала всыте и в достатке - по причине недобытности и хитрого самообустройства. И все на ней казалось незыблемым, пока на пупок не нагрянул новый разлет...

СЛЯП 7

- Мятежники есть?

Фиська протер глаза от рассола и залупал как балда. Подле ушата стояло сплошь офицерье - галунастое, мосластое, злое. Впереди всех Штырь, с черными усиками и стеклянным пятаком в глазу.

- Никак сам царь-государь пожаловал? - юродиво стал бить поклоны Фиська, обливая маринадом кремовые сапоги.

Штырь медленно натянул перчатку и - с брезгом так - вынул Фиську из ушата. Случилось, что Тырло ночевал в городище, лечил чирей. А Фиська, помня, что таможня - лицо державы, стоял теперь в мокром мундире, при аксельбанте и с хоботом на веревке.

- Ты кто?

- Эта... камергер! - брякнул с кондачка Фиська.

- Может, камердинер?

- Ага, капельдинер...

- Ты мне, сукин сын, по форме докладай! - труснул дезертира Штырь. Имеются ли в наличии чугуны?

А чугунов было хоть завались. Все они после баталии повалили на Лябду (Фиська тогда облагочинился) - бабы принимали их охотно, экзекуций не учиняли, а ласково применяли в сельском хозяйстве. Приткнулся тут же и главный кибер-дезертир Звяк. Фиська об этом, конечно, знал, но валял дурня - для разведки.

- Чугуны? Так точно, имеются! Стоят, казаны, и все по полям, по полям...

- Караулы?

- Ага. Ворон ужасают. Как воткнули в прошлом веке, так вороны все: "караул! караул!"...

Так ничего путного от Фиськи не добились, даром только облагоматили. Впустил он их под скобу, за ухо от недоброго сплюнул и побег докладать в переговорник.

- ...Тырло, ты уж себя и Хряпса обереги, мало ли чего, - наказал под завязку Фиська. - Лябди сами управятся.

И управились. Даже более. Через неделю Фиська узнал, что на Лябде объявился свой, доморощенный царь - Штырь I.

А воцарение случилось так. Когда мотня началась, Тырло спрятался в роще и дремный ушат с Хряпсом прихватил (не терпел батюшка, когда недосол, а будили). Полсотни офицеров - скриплых, школеных - пожаловали в городище и произвели полный обморок среди лябдей.