Ихтамнеты - Булат Арсал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Товарищ командир, разрешите обратиться?
– Давай. Что там у тебя?
– Можно мне в одно место сходить за территорию минут на двадцать?
– Поясни.
– Я могу всяких там солений притащить, тушёнки домашней, кровянки. Тут у меня тётка родная живёт. Сто лет не видел, а может, и не увижу больше. Заодно попрошу её харчей дать, она всегда меня подкармливала, а тут я в форме приду, она порадуется.
– Давно, говоришь, не видела тебя?
– Так от моей конуры пока до её дома пешком дойдёшь – дня два ковылять надо, да и не хотелось бы её лишний раз взывать к жалости в обмотках и тряпье. А тут по форме, всё чин по чину. Пусти, командир.
– Смотри, Могила, патрулю не попадись, а если встретишь, то так и скажи: мол, попрощаться. Не выдумывай глупых историй, только запутаешься. Тебе времени два часа – и чтоб не подвёл.
Солдат засиял широкой беззубой улыбкой и, сутулясь и немного прихрамывая, поспешил в сторону посёлка…
Когда бойцы, получив в котелки по порции опостылевшей гречки и галеты, начали располагаться вокруг вытянутого стола, за которым спокойно размещался весь взвод, на пороге столового зала появился Могила, нагруженный двумя объёмными сумками и рюкзаком за спиной. Уже через мгновение парни открывали банки с маринованными помидорами и солёными огурцами, разрезали на большие неровные куски кровяную колбасу и хлебные буханки, разливали по кружкам вишнёвые и яблочные компоты, руками ломали большой круг пирога с капустой. Лица бойцов повеселели, и каждый считал обязательным лично подойти к Истомину, похлопать по плечу или по спине и сказать что-то вроде: «Респект и уважуха тебе, брателло!». Не остался в стороне и Коля Викинг, видимо, пытаясь как-то загладить вину перед Виктором за грубость, проявленную ранее к нему.
Автор неожиданного пира, как хозяин доставленных яств, ходил вокруг стола и подкладывал в котелки и миски соленья из банок, колбасу, прочие вкусности и постоянно разливал компот в пустые кружки сослуживцев. Вся его суета вокруг стола была пронизана трогательной заботой, и уже было трудно увидеть в этом потрёпанном жизнью человеке спившегося вконец бездомного нищего. Впрочем, наверное, впервые за двадцать лет скитаний он не брал спиртного в рот уже более трёх дней, и это не замедлило сказаться на его лице, разгладившемся, несколько порозовевшем и начисто побритом дорогой бритвой, доставленной в гуманитарном автобусе.
– Эх, мужики, – кто-то громко вскрикнул с заметной досадой в голосе, – водки бы под такой закусон! Могила, сознавайся: принял по дороге?
Истомин бросил взгляд на Чалого, как бы оправдываясь именно перед ним, прижал левую ладонь к груди и, перекрестившись правой, с нескрываемым волнением прокричал:
– Вот вам крест, мужики, ни граммульки! Тётка-провокаторша хотела пузырь в дорогу сунуть, но я – как скала. И пока война не кончится, слово даю: ни капли. Вот вам крест! – клятвенно закончил он и перекрестился ещё раз.
И ему хотелось верить.
* * *
Однако, несмотря на уже налаженное питание и появление во взводе различных разносолов, с Могилой случился постыдный казус, а виной тому послужила как раз эта пресловутая кухня. Долгие годы Витя Истомин, ведя самый что ни на есть бомжовский образ жизни, и питался соответственно, крайне скудно, зачастую просто из помойки. Постепенно его желудок превратился в подобие механизма по переработке отходов и всяческой тухлятины, выработав устойчивый иммунитет к подобной «пище». И как только у него вновь появилась возможность кушать как нормальный человек, этот самый «перерабатывающий механизм» начал давать сбои. Учёные, например, давно доказали, что если взять, к примеру, жителя средней полосы России девятнадцатого века и покормить его какой-нибудь котлетой в булке и газировкой из «Макдоналдса», то с ним непременно случится заворот кишок и он, бедолага, скорее всего, отдаст Богу душу. С нашим героем, к счастью, летального исхода не случилось, но частое и длительное отсутствие рядового Истомина в строю после каждого приёма пищи стало настораживать сослуживцев.
– А если у него хронический понос и он в окопе проявится? Там ведь не набегаешься за угол, – говорили между собой бойцы.
– А вот на самом деле как быть в бою, если прижмёт некстати? Чалый, ты знаешь? – спросили как-то не служившие ранее солдаты, полагая, видимо, что старому вояке это должно быть известно.
– Да я ведь, пацаны, в артиллерии служил, в окопах сидеть не приходилось. Там всё больше вокруг гаубицы надо было бегать, да и туалетов в лесу хватает, если на выезде работали. А на постоянной огневой всё по культуре, со всеми возможными удобствами. Вы лучше Руслана Гроза спросите. Он у нас пехотинец со стажем, аж с четырнадцатого года. Наверное, не одну траншею обгадил…
Все с любопытством обернулись к пареньку небольшого роста, белёсому и коротко стриженному, с маленькими серыми глазками и всегда полушутливым взглядом на веснушчатом лице. Руслан в своей привычной манере бывалого сидельца по малолетке, жестикулируя руками и растопырив пальцы, начал объяснять, нарочито растягивая каждое слово:
– В общем, пацаны, в натуре всё очень просто, и, когда будем набивать вещмешки патронами, не забудьте положить пару рулонов туалетной бумаги и побольше пакетов для мусора. Захотел по-взрослому сходить – отошёл в сторонку прямо в окопе, развернул пакет и туда сделал своё грязное дело. А потом так скрутил, как на кассе пакеты закручивают, размахнулся и что есть мочи закинул в сторону укропов. Пусть их разведчики по нашему говну ползают.
В это время к смеющейся группе подошёл Могила и начал с любопытством прислушиваться к речи Гроза, пытаясь уловить суть рассказа, начала которого он не слышал. Тут его заметил наш рассказчик, как ни в чём не бывало повернулся к Вите и, положив правую руку на левое плечо Могилы, закончил:
– А тебе, Витёк, надо мешков накупить килограммов на пятьдесят и подкачать руки не помешает для силёнок. А то бросишь своё добро у себя под носом или впереди, скажем, командира взвода – и будет нам по всему окопу полная газовая атака.
Раздался дружный громкий хохот. Засмеялся и Могила, чем только раззадорил окружающих.
Шутки шутками, но приближался день отправки на фронт, а Виктор всё продолжал просиживать подолгу в кустах, так как не хотел вызывать справедливое недовольство у стоящих в очереди в туалет. Самое грустное то, что у него открылся сумасшедший аппетит,
