Идеальный поцелуй - Анна Грейси

Доминик сильно жалел, что он сюда приехал. Тщательно залеченные шрамы начали вскрываться. Это было просто невыносимо.

В час он настоял на том, чтобы пообедать в деревенском трактире, отказавшись от обеда, предложенного ему в доме одного из арендаторов. Он не был голоден, ему предлагали угощение в каждом доме, где он останавливался. Ему просто нужно было выпить и отдохнуть от всего… того, что его так волновало.

Кроме того, добавил он, ему нужно отправить кое-какие письма.

Деревенский почтальон посмотрел на них с любопытством.

– Меня всегда волнует отправление писем, милорд, – по секрету сообщил он. – Только подумайте: то, что я держу сейчас в руках, скоро окажется в… о, в Италии. – Он взглянул на следующее письмо. – И в Египте… и Новом Южном Уэльсе и, что у нас тут, а-а, просто Лондон, – сказал он разочарованно.

Но обед и почта могли занять не больше часа, а затем ему вновь нужно было возвращаться к осмотру поместья.

Было уже почти темно, когда уставший Доминик решил вернуться в замок. Он не объехал и половины территории, но уже сейчас его голова была забита различной информацией по сельскому хозяйству, именами и лицами, людьми, которые улыбались ему и, приветствуя, прикасались к его руке.

Невыносимо было видеть их готовность принять его наследником Вульфстона. Доминик никогда не думал, что так много людей помнят его мать, спрашивая о ней с искренней нежностью и выказывая грусть и сочувствие по поводу ее смерти, произошедшей много лет назад.

Он никогда не делился ни с кем своим горем, он только упомянул о ее смерти в письмах к нескольким друзьям. Ни один из них лично ее не знал.

Теперь в стране, находящейся так далеко от той, где она умерла, и более чем через десять лет после ее кончины в месте, где, как он считал, она была так несчастлива, в месте, которое он привык ненавидеть, оказалось, что ее почитали и ею восхищались. Тихо, искренне и наивно.

Детей называли в ее честь, ее небольшие добрые дела запоминали, делились историями с ее сыном. Ее смерть переживалась ими так, будто она произошла только вчера.

Доминик не хотел осматривать поместье: он был готов встретиться со злостью, жадностью, требованиями. У него не было никакой защиты от добра, сочувствия и… головокружительного чувства принадлежности к этому месту… Его разрывали сомнения.

Он оставил Экса груму, почти машинально проверил жеребенка в стойле и вошел в дом через боковую дверь. Сейчас ему не хотелось ни с кем встречаться.

Он успел пройти с дюжину ступенек, когда Грейс вдруг выбежала из-за угла, сжимая в руках ворох какой-то ткани. Доминик остановился как вкопанный и просто смотрел на нее. Он напрягся, стараясь спрятать волнение, намереваясь не выдать своего расстроенного состояния.

Грейс заметила напряжение его большого сильного тела, его сжатую челюсть и стиснутые кулаки. Каждый дюйм его тела говорил о нежелании контакта с другими людьми. Она хотела было отвернуться, но тут вдруг заметила его ожесточенные глаза.

Этот взгляд стер из ее головы все остальные мысли. Она как-то глухо всхлипнула, уронила ткань, которую сжимала в руках, и бросилась ему в объятия.

Доминик молча обнял ее. В полной тишине он прижимал ее к себе, сражаясь со своим давно похороненным и только что вскрытым горем.

В тишине она обнимала его, прижимая к себе маленького мальчика, которого лишили всего, что он знал и любил, и чья юность была изувечена. Мужчину, который никогда нигде не чувствовал себя как дома.

До сегодняшнего дня.

– Прости, – прошептал он ей в шею. – Но я…

– Тише, – прошептала Грейс, а затем поцеловала его. Его рот накрыл ее губы. Его руки сомкнулись вокруг нее, прижимая к себе, а затем сдвинулись, и он поднял ее, словно она ничего не весила. Не раздумывая он отнес ее в маленький салон и захлопнул за собой ногой дверь.

Все еще прижимая ее к своей широкой груди, он опустился на длинный диван. Доминик не сказал ни слова, просто прижался лицом к ее щеке, его грудь бурно вздымалась, в то время как он пытался обрести контроль над собой. Грейс гладила его волосы, его сильную шею, его плечи – везде, где только могла дотянуться. Она чувствовала, как его большая теплая рука ласкает ее, ищет успокоения.

Время шло. Ей было довольно того, что она была сейчас здесь с ним.

Рассказ Фрея о жизни Доминика чуть не разбил ей сердце. Этот человек, этот сильный, могущественный мужчина большую часть своей жизни был один. Насколько ей удалось понять, он заботился о своей хрупкой матери с самого нежного возраста. А затем, когда он обрел любовь и безопасность, Доминика вывезли в другую страну. В школе все смотрели на него как на чужака, иностранца. На каникулах его не допускали в его собственную семью и запрещали другим семьям принимать его.

Он самостоятельно добился положения в мире, создал флот торговых кораблей и стал независимым от всего, кроме своего собственного прошлого. Его действия в замке – попытка отомстить за умершую мать. Вина – ужасная ноша. Неужели он винил себя еще и за ее смерть?

Грейс знала по опыту своей старшей сестры Пруденс, что когда ребенок слишком рано взваливает на себя ответственность, это выжигает его душу. Прошло несколько лет, прежде чем Пруденс перестала чувствовать себя ответственной за благополучие и счастье сестер. Даже сейчас это чувство порой всплывало и напоминало о себе.

Но по крайней мере все сестры Пруденс были живы…

Его объятия ослабели. Доминик поднял голову.

– Прости, – сказал он, смущаясь, прерывающимся голосом. – Был… трудный день.

Она удобно устроилась в его объятия и потерлась щекой о его подбородок.

– Расскажи мне.

– Я был совершенно уверен… – Он замолчал, нахмурившись.

– Уверен в чем?

– Уверен, я знаю, что она хотела, что бы я сделал с этим местом.

– Твоя мать?

– Угу! – Он кивнул. Гримаса боли исказила его лицо. – Ее как будто эксгумировали сегодня.

Грейс прижималась к нему, не находя слов утешения. После долгого молчания он наконец сказал:

– Я думал, она ненавидела Вульфстон, но теперь… я уже не так в этом уверен.

И тут Грейс поняла, что с нее хватит. Он столько размышлял над прошлым. Так просто нельзя. Она выпрямилась.

– Ты не можешь угадать ее намерения и желания.

Он ничего не сказал, поэтому она слегка встряхнула его.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то сойдешь с ума. – Он попытался что-то сказать, но она накрыла его рот рукой. – Подожди, дай мне закончить. Ты все время говоришь о своих отце и матери, прошу прощения за прямоту, но они оба умерли. И каковы бы ни были их планы и мечты по поводу этого места или тебя, они умерли вместе с ними. Ты не можешь знать, чего они хотели. И для них это больше ничего не значит. Нельзя связывать свою жизнь с мертвецами. Ты здесь. Они нет. Ты жив. Сейчас самое главное – это ты и твое будущее. Твои надежды, твои планы, твои мечты.