Последний рассвет - Александра Маринина

– Ёлки-палки, как у них все сложно-то, – вырвалось у Дзюбы.

– А у кого легко? – философски заметил Надир.

По просьбе Антона он распечатал фотографию колье. Теперь следовало предъявить этот снимок Игорю Панкрашину и обеим Дорожкиным. Собственно, главным был именно ответ Дорожкиных, поскольку они колье не только рассматривали, но и примеряли, в то время как Игорь Николаевич бросил короткий незаинтересованный взгляд на украшение в тот день, когда Евгения Васильевна принесла его домой, и на следующий день просто отметил: жена надела колье, вроде все прилично. Не более того. Хорошо бы, конечно, еще Аллу Анищенко найти, но это уже не столь обязательно.

В воздухе парили первые снежинки, еще такие неуверенные, словно боящиеся, что в любой момент может снова наступить лето. Но даже этой неуверенности оказалось достаточно, чтобы снизить видимость на дорогах и моментально создать пробки.

– Ну что это за город, в котором мы живем, – горестно вздохнул Дзюба. – Вот раньше, я из учебников помню, во всей Москве совершалось три-четыре убийства в неделю, а теперь? И Генку убили в воскресенье, и этого ювелира, а если сводку посмотреть, так окажется, что не только их двоих, но и еще человек пять, а то и семь, и все за один день. Антон, а ты помнишь те времена, когда было три-четыре убийства в неделю? Интересно, как тогда работалось?

– Нет, что ты, – засмеялся Антон. – Я тогда еще под стол пешком ходил, в эти сладостные времена, а когда работать начал, уже все было так, как сейчас.

– А еще я слышал, что раньше из-за каждого убийства всех на уши ставили и дело под особый контроль брали, а теперь вообще никому ни до чего дела нет, убийства годами не раскрываются – и никто даже пальцем не пошевельнет, убили и убили, подумаешь, большое дело.

Антон собрался было вступить в дискуссию, дескать, не так все плохо, и кое-какие преступления все-таки раскрываются… Но тут их подрезал какой-то оборзевший пацан на «Лендровере», и пришлось весь интеллектуальный потенциал направить на то, чтобы избежать аварии, а потом сбросить напряжение при помощи хорошо известного русского словесного метода.

Игоря Панкрашина они застали в офисе. Бизнесмен заметно побледнел, когда увидел фотографию.

– Вы поймали убийцу? И колье нашлось у него?

– К сожалению, нет, – ответил Антон. – И вообще, мы пока не уверены в том, что это то самое колье. Посмотрите внимательно.

Панкрашин смотрел долго, морщил лоб, видимо, пытаясь припомнить, потом кивнул.

– Кажется, это оно. Во всяком случае, очень похоже.

Но «кажется очень похоже» оперативников никак устроить не могло.

Татьяна и Светлана Дорожкины дали ответ вполне категоричный.

– Точно! Это оно! Значит, вы его нашли? – радостно спросила Светлана. – Значит, его не украли, когда тетю Женю… ну, когда ее убили?

И здесь тоже пришлось ограничиться некими туманными словами о том, что неизвестно, то колье или не то, может, просто похожее, но вот нашли фотографию и пытаемся уточнить внешний вид разыскиваемого изделия.

Почему-то Светлану их объяснения расстроили… Наверное, она действительно любила подругу матери и искренне хотела торжества правосудия.

По всему выходило, что обнаруженное в сейфе убитого ювелира колье было тем самым, которое Евгения Панкрашина взяла напрокат и которое собиралась вернуть. Значит, вернула. Но только не в рент-бутик, а ювелиру. И совершенно непонятно, зачем она соврала. Скрывала связь с ювелиром? От мужа и подруг? И эти отлучки во время визитов к подругам были связаны не только с поддержанием контактов с Вероникой Нитецкой, матерью Нины Панкрашиной, но и со свиданиями с ювелиром Курмышовым? Очень похоже. Надо разрабатывать эту линию.

В любом случае теперь стало окончательно понятно, что оба убийства как-то связаны друг с другом. Два дела слились в одно.

Какая злая насмешка судьбы: Лёню Курмышова убили, не дав ему дожить до дня рождения всего несколько дней. Если бы он был жив, то сегодня, 29 ноября, отмечал бы свой пятьдесят шестой день рождения. Ровно год назад он праздновал пятидесятипятилетие, праздновал пышно, шумно, собрал всех своих именитых заказчиков, а также коллег-ювелиров.

А сегодня… Предложение поступило от Олега Цыркова, что было для Сотникова весьма неожиданным. Олег позвонил утром и сказал, что хотел бы видеть вечером у себя в московской квартире Алексея Юрьевича и Илью Ефимовича, поскольку у Леонида Константиновича день рождения. И не то чтобы Сотников забыл, нет, просто отметил сам факт: сегодня 29 ноября, но ведь Лёни больше нет… Впрочем, какая разница? Да, первое поминовение погибшего друга придется не на день похорон, как бывает обычно, а на день рождения. Что ж, случается.

Олег встретил Сотникова весь в черном: черные джинсы, черный свитер. Илюша Горбатовский, как обычно, приехал первым и уже сидел за накрытым столом, тоже в трауре: черный костюм с черной сорочкой. Разговаривать не хотелось. Хотелось выпить. И выпить крепко. Стол был поминальным: кутья, блины, кисель. И водка.

«В самый раз», – мрачно подумал Алексей Юрьевич.

Первые две рюмки выпили молча. Когда официант (даже здесь Олег не счел нужным обойтись без понтов!) налил по третьей, Илья Ефимович тяжело поднялся со стула. Он говорил неторопливо и долго, Олег слушал внимательно, а Сотников не слушал вовсе: ему неинтересно было, что скажет Илья в эту минуту о Курмышове. Куда важнее, что он думает на самом деле. А этого в поминальном тосте не услышишь. Неужели у него лопнуло терпение? Или Лёнька повел себя как-то особенно вызывающе по отношению к Карине, и Илюша заступился за дочь?

А может, все-таки Олег?

Олег, такой целеустремленный и энергичный, так любящий получать новые знания, вовсе не похожий на убийцу… И он всегда нравился Сотникову, еще с того времени, когда пришел заказывать прощальный подарок для женщины, с которой собирался расстаться. Да-да, это был именно он, Олег Цырков. И идею распадающегося браслета с противопоставлением рубина и алмаза он понял мгновенно, подхватил, даже не дослушав объяснения ювелира до конца, чем расположил Алексея Юрьевича к себе сразу и навсегда. Впоследствии выяснилось, что Олег обладает природным, никем не воспитанным качеством: чутьем на красоту и элегантность.

У него было два высших образования, ни одно из которых не было искусствоведческим, он бизнесмен до мозга костей, интересующийся в первую очередь тем, сколько «это» стоит и почему именно столько, а не меньше или больше, он вырос в семье крупного партийного функционера, который при первой же возможности в начале девяностых удачно и много украл, сколотил изрядный капитал и передал сыну, а сын, в свою очередь, этот капитал взрастил и приумножил. Одним словом, Олег Цырков олицетворял собой все то, что так не любил и не принимал потомственный ювелир Алексей Юрьевич Сотников Четвертый. Но Олег был одним из немногих, кто без всяких объяснений понимал, почему бокал Фаберже – это шедевр. И одним этим Цырков прочно завоевал расположение Сотникова. Спустя некоторое время Олег Цырков был удостоен приглашения на ювелирные посиделки, где Сотников познакомил его с Горбатовским и Курмышовым. Игра Олегу понравилась, ему было очень интересно, он активно и азартно включился, изо всех сил пытался угадать скрытый смысл, заложенный в изделия, но, поскольку ни гуманитарными, ни историческими знаниями в должном объеме не обладал, угадать ему не удалось ни разу. Он постоянно проигрывал, но никогда не расстраивался из-за этого, жадно слушал объяснения, впитывал новую информацию и радовался, как ребенок, тому, что удалось еще что-то узнать, еще что-то понять… Он не хотел быть, по его собственному выражению, тупым попкой, он стремился разбираться в том, что радовало его глаз и грело душу – в ювелирном антиквариате. Олег Цырков был коллекционером. И еще он был человеком, который совершенно, до дрожи во всем теле, до зубовного скрежета, даже, наверное, до припадка не мог терпеть чувства, что его обманули. Не переносил осознания того, что его «сделали как лоха педального». Он готов был скорее застрелиться, чем жить с этим чувством. Такое вот странное, искореженное самолюбие.

Наверное, именно поэтому он так и не женился к своим сорока двум годам. Высоченный красавец, невероятно богатый человек, он был вожделенным лакомым куском для великого множества девушек и дам, но предпочитал свободные отношения и никому из своих подруг не позволял приезжать к себе в загородный дом. Там хранилась коллекция. И посторонним, не понимающим и не ценящим красоту ювелирных изделий, путь туда был заказан. Для встреч с нужными людьми существует офис Цыркова, а также рестораны и клубы, а для встреч с женщинами отлично подходят президентские номера дорогих отелей.

Вот таким был Олег Цырков. Богатым. Независимым. Странноватым. И немного сумасшедшим, как почти все коллекционеры.

Мог он убить Лёню?

А бог его знает…