Сердца четырех. Жила-была старуха - Эллери Куин

— Оскорбление личности.

— Где это случилось?

— В клубе «Бонго».

— Воображаю, сколько хлопот доставляет вам Тэрлоу! — усмехнулся сержант Белли.

Пакстон повернулся к нему.

— Да, он заводится с полоборота, особенно когда выпьет.

— С кем Тэрлоу судится на этот раз? — продолжал расспрашивать инспектор.

— С Коклином Клифстаттером.

— Это не его отец нажил состояние на продаже шерсти?

Пакстон не успел ответить. Эллери, не принимавший участия в разговоре, нетерпеливо окликнул инспектора:

— Отец!

Инспектор скороговоркой выпалил:

— Чарли Пакстон — мой сын Эллери Квин.

Молодые люди пожали друг другу руки.

Дежурный офицер выглянул из комнаты.

— Эй, адвокат, судья Корнфельд говорит, что не будет долго ждать ваших… ваших клиентов.

— Не может ли он подождать еще минут пять? — раздраженно спросил Чарли Пакстон. — Они должны прийти… Да, вот они!

И адвокат Пакстон поспешил к лифту.

— Смотри внимательно, Эллери, — шепнул сыну инспектор. — Старуха не часто появляется на людях.

— С такой прытью, — хихикнул сержант Белли, — недолго сломать ногу.

Корнелия Поттс была злобным созданием с толстым животом и короткими ножками. Лицо ее походило на печеное яблоко, глаза, черные, как угольки, горели злорадством.

Если бы не глаза, то, посмотрев на черный жакет из тафты, чопорную шляпку, кружева, миссис Поттс можно было принять за милую старушку, одну из тех, которые посещают выставки картин, посвященные королеве Виктории. Но глаза не позволяли так думать; это были глаза дьявола, и они заставляли людей с воображением думать о сверхъестественном.

Миссис Поттс не вышла степенно из лифта, как приличествует даме семидесяти лет, а стрелой вылетела оттуда, как комар, спасающийся от дыма.

— Кто это с ней? — спросил Эллери.

— Старший сын, Тэрлоу, — усмехнулся инспектор. — Пакстон говорил о нем.

— Старший сын чокнутой Корнелии, — сказал сержант.

— Он злопамятен, — добавил инспектор.

— Все они такие, — махнул рукой сержант.

— Иногда это называют обидой, — заметил инспектор.

— Злопамятен? Обида? — Эллери ничего не понимал.

— Читайте газеты, — посоветовал ему сержант с ухмылкой.

Эллери подумал, что если с миссис Поттс снять жакет из тафты и одеть в серый костюм из твида, получится Тэрлоу, ее сын… Нет, разницы никакой.

Тэрлоу, в нелепой шляпе с пером, надутый, как индюк, ковылял за матерью. Он был зол, потен и красен.

Тощий мрачный человечек с медицинским саквояжем спешил за ними. На лице его была улыбка, будто говорившая: «Я не бегу, я иду. Это дурной сон».

— Это доктор Иннис, личный врач Корнелии Поттс, — пояснил сержант. — Говорят, она обращается с Иннисом, как с собакой.

— Он и бежит за ней, как собака, — сказал инспектор.

— Но зачем ей доктор? — спросил Эллери. — Она выглядит здоровой, как тролль.

— Я думаю, что это из-за ее сердца.

— Какое сердце? — усмехнулся сержант. — У нее его нет.

Процессия проследовала в комнату № 335. Пакстон задержался возле двери и пробормотал:

— Джентльмены, если хотите увидеть спектакль, заходите.

И шмыгнул за клиентами.

Так Квины и сержант Белли, благодаря больному уху Гривея, пошли смотреть спектакль.

Судья Корнфельд, известный юрист, с превосходством взирал со своего кресла на миссис Поттс, Тэрлоу и доктора Инниса. Он прикрикнул на шепчущихся клерков и изменил порядок ведения дел. Вместо дела «Джакомо против Файф Джоттинг Инн» слушается дело «Поттс против Клифстаттера».

Эллери подозвал Чарли Пакстона, который суетился возле Корнелии Поттс.

— Выйдем отсюда.

Они вышли в коридор.

— Ваши клиенты, — начал Квин, — очаровали меня.

— Старуха? — Пакстон скорчил гримасу. — У вас есть сигарета? В этом деле истец Тэрлоу, а не миссис Поттс.

— Вот как? И для чего он беспокоит мать?

— Тэрлоу таскает ее с собой вот уже сорок семь лет.

— А почему здесь этот доктор Иннис?

— У Корнелии Поттс плохое сердце.

— Ерунда! Для этого она слишком быстро скачет.

— Это верно. Но доктор Иннис всегда сопровождает миссис Поттс, когда она покидает Шу.

— Простите?..

Пакстон удивленно посмотрел на Эллери.

— Вы хотите сказать, Квин, что не знаете, что такое Шу?

— Я очень невежественный человек, — сказал Эллери.

— Мне казалось, что каждый в Америке знает Корнелию Поттс. Вы слышали о фирме «Поттс Шу»?

Эллери вздрогнул.

— «Обувь Поттс — обувь Америки. 3.99. Всюду». Это?

— Да.

Эллери изумленно уставился на закрытую дверь комнаты. В каждом штате, в каждом городе были магазины «Поттс Шу». Малыши носили обувь «Поттс Шу», их отцы и матери, сестры и братья, дяди и тети, их предки. Все носили обувь «Поттс Шу», и бедные, и богатые, весь мир, вся Галактика.

— Но ваше любопытное упоминание, — Эллери повернулся к адвокату, — «когда она покидает Шу»[4]. Это что, ваша собственная терминология?

Пакстон усмехнулся.

— Так пишут карикатуристы из газет, когда помещают что-нибудь в адрес Поттсов. Вы помните забастовку на заводах Поттсов? — Эллери кивнул. — Какой-то шутник на чертежной доске нарисовал особняк Поттсов на Риверсайд-Драйв в виде старомодного ботинка, Корнелию Поттс изобразил ведьмой из «Сказок матушки-гусыни» с шестью детьми. Подпись гласила: «Это старуха, которая живет в Шу. У нее так много детей, что она не может обеспечить своим рабочим прожиточный минимум» или что-то в этом роде. Во всяком случае, с этого времени ее зовут старухой.

— И вы являетесь ее адвокатом?

— Да, но большая часть моей деятельности посвящена Тэрлоу благодаря его чувствительному маленькому сердцу. Вы видели Тэрлоу? Этого толстого маленького троглодита с узкими плечами?

Эллери кивнул.

— Очень похож на маленького кенгуру.

— Тэрлоу Поттс — самый обиженный человек в мире.

— И в этом виноваты деньги, — сказал Эллери. — Очень печально. Он хоть выиграет этот иск?

— Выиграет? — сердито фыркнул Пакстон. — Это тридцать седьмой иск о клевете. И каждый предыдущий кончался ничем. Корнфельд выкинет это дело, он и слушать его не станет. Попомните мои слова.

— Почему миссис Поттс поддерживает сына?

— Потому что она еще больше, чем Тэрлоу, помешана на фамильной чести.

— Но если дело проигрышное, почему вы довели его до суда, Чарли?

Пакстон покраснел.

— Тэрлоу настаивает, и старуха его поддерживает. Я знаю, меня можно порицать, Квин. Я зарабатываю каждый проклятый цент, будучи их адвокатом, и не думайте, что это так легко.

— Я уверен, что вы…

— Это кошмар! Я каждую ночь во сне вижу их длинные носы и толстые задницы, и они каждую ночь плюют на меня. Но если я откажусь, они найдут тысячу адвокатов, которые не будут так щепетильны.

Сержант Белли высунул голову из-за двери.

— Чарли, судья накинулся на ваше дело. Старуха зовет тебя.

— Чтоб она лопнула! — пробормотал Пакстон и вошел в комнату с видом человека, собирающегося поцеловаться с мадам Гильотиной.

— Скажи, отец, — спросил Эллери, вернувшись на свое место и усаживаясь между инспектором и сержантом, — как получилось, что Чарли Пакстон спутался с этими Поттсами?

— Чарли — часть их наследства, — усмехнулся инспектор. — Его отец, Сидней Пакстон, был государственным юристом. Эх, много пива мы с ним выпили!

Сержант тоскливо вздохнул.

— Чарли с блеском окончил Гарвард, — продолжал инспектор. — Он начал специализироваться по криминальным делам — все говорили, что у него на них нюх, — но старик умер, и Чарли должен был закончить его гражданские дела. К этому времени Поттсы так запустили дела, что Пакстон, судя по всему, потратит свою жизнь на то, чтобы привести их в порядок.

Между тем Тэрлоу Поттс едва сдерживался. Он извивался, как червяк. Седой хохолок на макушке дергался в такт его движениям.

«Этот малый — прекрасный материал для психиатра», — подумал Эллери, наблюдая за ним.

Судья Корнфельд предпринял открытую вылазку. Мистер Коклин Клифстаттер сидел в окружении своих адвокатов, как будто это дело его не касалось. Эллери казалось, что мистеру Клифстаттеру не терпится пойти домой и поспать.

— Но, ваша честь… — запротестовал Пакстон.

— Не называйте меня вашей честью, адвокат! — загремел судья. — Вы должны понимать лучше, чем этот фокусник, что дело не стоит и выеденного яйца!

— Ваша честь, моего клиента оскорбили…

— Моя честь — мои глаза! Ваш клиент доставляет кучу неприятностей, из-за него спутан график рассмотрения дел! Меня не волнуют его деньги, вернее, деньги его матери, но я думаю о деньгах налогоплательщиков.