Происхождение марксистской психологии - Сергей Богданчиков

Резюмируя в конце брошюры свои основные мысли как обычно в виде тезисов, Челпанов еще более четко выражает ту же мысль: «При определении места психологии в системе марксизма следует пользоваться не понятием диалектического материализма, а понятием психофизического материализма, так как закон диалектического развития, будучи универсальным законом, не указывает специфических признаков, присущих психической области» [34, с. 45]. Насколько закономерным было движение мысли Челпанова в направлении особого, психологического материализма (речь идет не о содержании этого понятия, а именно о направлении, которое оно характеризует) показывают рассуждения Л.С. Выготского.

В работе «Исторический смысл психологического кризиса» Выготский пишет: «Непосредственное приложение теории диалектического материализма к вопросам естествознания, и, в частности, к группе наук биологических или к психологии, невозможно, как невозможно непосредственно приложить ее к истории и социологии. У нас думают, что проблема «психология и марксизм» сводится к тому, чтобы создать отвечающую марксизму психологию, но на деле она гораздо сложнее. Так же как история, социология нуждается в посредующей особой теории исторического материализма, выясняющей конкретное значение для данной группы явлений абстрактных законов диалектического материализма. Так точно нужна еще не созданная, но неизбежная теория биологического материализма, психологического материализма как посредующая наука, выясняющая конкретное применение абстрактных положений диалектического материализма к данной области явлений». И далее у Выготского следуют слова, которые почти буквально совпадают с приведенными выше словами Челпанова. А именно, Выготский заключает: «Диалектика охватывает природу, мышление, историю она есть самая общая, предельно универсальная наука; теория психологического материализма или диалектика психологии и есть то, что я называю общей психологией» [8, с. 419-420]. Однако парадоксально то, что Выготский все это говорит в противовес … Челпанову! Позицию последнего Выготский характеризует как «путь Челпанова» (почему не Корнилова?), который приведет «к попытке отрицать все исторические тенденции развития психологии, к терминологической революции, – короче, к грубому искажению и марксизма, и психологии. Это и есть путь Челпанова. Не навязывать природе диалектические принципы, а находить их в ней формула Энгельса [35, с. 384] здесь сменяется обратной: в психологию вводятся принципы диалектики извне. Путь марксистов должен быть иным» [8, с. 419]. После этого следуют слова о психологическом материализме. Думается, было бы слишком просто да и неверно по существу объяснять этот парадокс – приписывание Челпанову взглядов Корнилова – случайной оговоркой Выготского. Скорее всего, в такой форме Выготский выражал тезис о том, что при всех своих идеологических разногласиях с Челпановым Корнилов фактически оставался, осознавал ли он это или не осознавал, выразителем взглядов своего бывшего учителя.

В целом по существу спора между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым о материализме и идеализме мы можем сказать, что позиция Г.И. Челпанова была более правильной и продуктивной, чем позиция К.Н. Корнилова, ибо позволяла вести диалог, уточнять и развивать позиции спорящих сторон, учитывая как терминологический, так и эмпирический аспекты проблемы.

§ 3. Марксистская философия и методы психологии

В докладе «Современная психология и марксизм» Корнилов обосновывает свое понимание вопроса о соотношении (значимости) субъективного и объективного методов в психологии с помощью марксизма. Приоритет объективного метода, по мысли Корнилова, вытекает из материалистической позиции в психологии: «Материалистическое понимание психики, ставя психологию в ряды естественнонаучных дисциплин, определяет и методы психологии. Бытие определяет сознание, объект определяет субъект, и с этой точки зрения, если психика есть свойство органической материи, то естественно применить к изучению психики в первую очередь и раньше всего те методы, при помощи которых изучается это бытие, т.е. методы объективного и экспериментального наблюдения» [14, с. 45].

При этом Корнилов особо подчеркивает, что метод интроспекции им не отвергается полностью: «Вся суть опять-таки заключается не в элиминировании этого самонаблюдения, а лишь в регулировании и контролировании его при помощи объективного и экспериментального метода» [14, с. 46]. Отсюда становится ясно, что для Корнилова идея сочетания субъективного и объективного методов «автоматически» следовала из более общей идеи марксистской психологии (реактологии) как синтезе субъективной и объективной психологии и соответственно из понимания предмета психологии (реакции) как синтеза субъективной (психическое переживание) и объективной (физиологическая реакция) сторон «реакции».

Насколько была нова и оригинальна для самого Корнилова эта идея сочетания («синтеза») субъективного и объективного методов в работе психолога?

Полутора годами ранее ту же мысль К.Н. Корнилов формулировал, вовсе обходясь без марксизма: «Там, где между этими субъективными и объективными данными возникает хотя бы малейшая шероховатость, не говоря уже об открытой разноречивости, ни одной секунды не может быть сомнения в том, что столь чреватые ошибочностью своих показаний данные самонаблюдения должны всегда отступить на задний план перед объективной стороной эксперимента. Задача, которую психологу приходится выполнять при этом, является почти аналогичной той, которую выполняет врач при постановке диагноза болезни. Подобно тому, как последний стремится согласовать и поставить в тесную связь субъективные показания больного с объективными признаками болезни, перенося, однако, центр тяжести всецело на объективные данные и лишь под контролем их ставя тот или иной диагноз болезни, подобно этому и в экспериментально-психологических исследованиях нам приходится согласовывать данные самонаблюдения с объективными оценками, контролируя при помощи последних первые» [10, с. 45].

Оказывается, там, где в 1921 г. для доказательства мысли было достаточно аналогии психолога с врачом, в 1923 г. Корнилову понадобилось привлекать ни больше ни меньше как материалистическое разрешение основного вопроса философии! Вполне естественно, что у Челпанова мы нигде не находим ответа на эту, с позволения сказать, аргументацию и из-за того, что сама мысль о приоритете объективных методов и показателей была банальной уже в то время (для психологов самых различных школ и направлений), и из– за того, что марксизм при этом оказывается не при чем.

Челпанов свое отношение к методу и марксизму, которые применял Корнилов в «Учении о реакциях», выражал вполне определенно: «"Учение о реакциях" написано по интроспективному методу … Вследствие этого внимательный читатель совершенно не в состоянии уловить, в чем, собственно, состоит марксизм в психологии, по пониманию Корнилова» [32, с. 22]. За подтверждением этих оценок Челпановым сущности (методологической и методической) книги К.Н. Корнилова далеко ходить не приходится. В предисловии к первому изданию «Реактологии» Корнилов писал: «В смысле методики экспериментально– психологического исследования я считаю себя последователем школ Вундта и Титченера, с их ограничением данных самонаблюдения при помощи объективной стороны эксперимента» [10, с. 8]. Сравнив в эксперименте методики Н. Аха и В. Вундта, Корнилов в четвертой главе приходит к выводу: «Все это заставляет меня отвергнуть технику, принятую Н. Ахом, и предпочесть ей технику, принятую Вундтом и Титченером» [10, с. 33].

В следующей главе Корнилов также однозначно высказывает свое мнение: «Я полагаю, что в этом столкновении двух экспериментально-психологических школ школа Вундта и Титченера занимает более крепкую позицию, нежели Вюрцбургская школа» [10, с. 46]. Кроме того, в книге Корнилова мы можем найти и несколько фраз, имеющих, как пишет Челпанов, «отношение к идее классовой борьбы» [32, с. 22]. Говоря о педагогическом значении реактологии, Корнилов увязывает свой принцип однополюсной траты энергии с принципом гармоничного воспитания личности, поясняя при этом: «При классовом делении общества, где одни готовились по преимуществу к занятию физическим трудом, а другие – к занятию трудом умственным, воспитание никогда не было, да и не могло быть гармоничным: оно было классовым, односторонним и дисгармоничным. И только с происшедшим социальноэкономическим переворотом, уничтожающим классовое деление общества, этот принцип [гармоничности физического и психического развития ребенка, синтеза физической работы и умственного труда – 10, с. 157. – С.Б.] получит все данные для своей реализации» [10, с. 158].

Так что и здесь нам приходится согласиться с Г.И. Челпановым, что в вопросе о методах К.Н. Корнилов в докладе на первом психоневрологическом съезде не сказал ничего нового ни по отношению к тому, что уже было традиционным в психологии в то время, ни даже по отношению к тому, что говорил Корнилов по этому вопросу в 1921 г. и в других своих более ранних работах (обходясь без марксизма).