Далекий светлый терем (сборник 1985) - Юрий Никитин

— Стометровыми, я помню.

— Вот-вот!

— А здесь? — поинтересовалась она вяло.

— Ха, похожи они на стометровые?

Он спрашивал требовательно, и Елена послушно измерила их взглядом.

— Метров тридцать пять, наверное, — в голосе ее была неуверенность.

— Двадцать метров, — поправил Шушмаков горько. — Всего лишь двадцать!

Он остановил машину перед воротами. Елена заглянула напоследок в зеркало, кокетливо улыбнулась и только тогда оставила уютное сиденье. Шушмаков нетерпеливо ждал, хмурился, и она, задабривая, спросила:

— А как же положение, что любое изменение технологии должно быть одобрено санитарной инспекцией?

Шушмаков взглянул на нее так, словно она вдруг встала на уши:

— О каком изменении технологии речь? Хотя бы законы выполняли… Свои же проекты! Видите эти трубы? Посмотрите еще раз и увидите наши с вами права.

Елена ощутила, что слюна во рту густеет, на зубах поскрипывает. Она неловко сплюнула под ноги. Комок слюны был бурый.

— Да, запыленность выше допустимых норм, — кивнула она примирительно.

Он зло оглянулся на нее. Лицо у него пожесточело еще больше. Нет, она так переживать не станет. Не такой уж он и старый, а как старик. Для нее цвет лица важнее, чем проблемы…

— Иногда мне кажется, — бросил он желчно, — что наши должности существуют только для отчета в ООН. Ну, там тоже есть комиссии по охране окружающей среды. А на самом деле мы должны лишь получать зарплату, сидеть и сопеть в две дырочки!

— Ну что вы, — сказала она, а в голове мелькнуло пораженное: это же всякий первокурсник знает! Потому и ломятся, на это должность, ибо платят как раз за то, что работать не надо. Боже, какие наивные люди старшего поколения! А еще хотят, чтобы мы у них чему-то учились…

В проходной они сунули удостоверения в регистрирующий блок. Через две-три секунды вспыхнуло: «Идите».

За дверью открылся заводской двор. На пустом пространстве — три одиноких корпуса. Во дворе тихо: ни машин, ни людей.

— Дело даже не в засорении воздушного бассейна, — сказал Шушмаков с болью. — Хуже!.. Река рядом мертвая. Такие сточные воды, что я и не знаю… Не только рыбу и раков отравили, а саму воду убили. Все убивают! А отходы — вот уж яд, так яд! — закапывают тут же во дворе. Вроде бы хорошо, что зарывают, но под почвой родниковые воды — кровь земли… А кровь расходится по артериям, опять же попадает в родники, ручьи, речки, озера…

Они медленно шли вдоль корпуса. Елена заметила, что Шушмаков все посматривает по сторонам.

— Кого-то ищете?

— Да, — ответил он неохотно. — Сегодня должен пожаловать директор. Он-то нам и нужен. Не с автоматами же говорить!

— А где его искать?

— Давайте заглянем в операторскую.

В операторской было пусто. Елена уважительно и со страхом смотрела на огромные ЭВМ, что руководили технологическими операциями. Тысячи экранов, сотни тысяч сигнальных лампочек, циферблатов, десятки пультов… Как хорошо, что не пошла в математический, хотя там вовсе недобор!

Не оказалось директора и в первом корпусе. Елена натерла ногу, прихрамывала, плелась сзади, злясь на требовательного старшего санитарного врача.

— Его может не оказаться и во втором, — сказал Шушмаков угрюмо. Если не будет в конвертерном, пойдем в разливочный.

На счастье Елены, едва вошли в цех, вдали увидели плотную фигуру. Шушмаков было ринулся, но Елена заохала, прислонилась к воротам, и Шушмаков замахал руками, подзывая директора.

Седой, располневший, но с моложавым лицом, директор бодро приблизился, галантно поцеловал Елене пальчики.

Шушмаков и рта не раскрыл, как директор бросил задиристо:

— Не придирайтесь, таков проект. Так строили, так приняли. Думаете, заводчане главнее всех: будут реконструировать?

Он заговорщицки подмигнул Елене. У нее на душе потеплело. Вот человек! И к тому же внимательный мужчина. Не то, что этот…

Шушмаков спросил жестко:

— А что вы скажете насчет катализаторов?

— При чем тут катализаторы? — удивился директор. — Послушайте, да у нас дама устала! Пойдемте ко мне, там кабинет по старому образцу… Коньячок на примочку отыщется.

Он изысканно подхватил Елену под руку. Шушмаков продолжал обвинять, но голос его прозвучал неубедительно:

— Когда вы только начали их применять, все было кое-как в норме, даже сброс в реку не превышал санитарных норм. А теперь?

Директор осторожно пожал плечами, так, чтобы не отодвинуть Елену, что тесно прижималась к его локтю при ходьбе..

— Катализаторы… С ними прогрессивней! А прогресс в технике, как ни прискорбно, приносит и некоторые неприятности. Шум, газы, излучения…

Шушмаков запустил им в спины:

— Какой же это прогресс, если он приносит людям неприятности?

Директор шагал, не оглядываясь. Получалось, что санитарный врач бежал за ним как щенок. Шушмаков понял невыгодность своего положения, догнал, пошел рядом.

— Завод нельзя остановить, — сказал директор. — Он наше бытие, наш металл, без него остановятся все другие заводы.

— Ой, не скажите! Вас накажет природа.

— Это поэзия!

— Поэзия нередко угадывает точнее, чем компьютеры!

Они вошли в домик заводоуправления, который даже не успел постареть: завод на полную автоматизацию перевели совсем недавно. Директор распахнул дверь в большой кабинет, запустевший, мрачноватый без хозяина.

Он не соврал: в шкафу в самом деле отыскалась запыленная початая бутылка коньяка. Быстро и умело сделал примочку Елене на пятку, вопросительно взглянул на Шушмаков:

— Хотите по рюмочке?

— С отравителями не пью, — отрезал Шушмаков.

— Я отравитель? Ну уж вы, батенька, загнули…

— Да, вы отравитель, а я тоже вместе с вами! Все мы на Земле, от бактерий до слонов, связаны единой тонкой нитью… Все! Понимаете? Мы все дети природы. Дети единого солнца. Воздух, вода, растения, даже камни, на которых стоит завод, — все это часть единого организма. Если мы с вами чувствуем, что камни могут сдвинуться, то они уже сдвигаются, и это перебои в нашем с вами сердце… Мы должны заботиться обо всем нашем гигантском организме! Завод тоже наше тело, часть нашего тела. Как нельзя заботиться только о голове или только о желудке, так не можем ограничиваться только собой, ибо вся Земля, — это тоже мы…

Голос Шушмаков упал до шепота. Он сидел, покачиваясь на стуле, уставший, посеревший. Елена и директор видели, что его губы шевелятся, он что-то шептал, но уже совсем тихо. Директор легонько массировал Елене пятку и с улыбкой посматривал на упавшего духом санитарного врача.