Железные Волки. Время секир - Александр Кудрявцев

«Если идешь верным путем, над тобой в любую погоду будет светить солнце».

И еще он думал, что то, что считаешь своим проклятием, может оказаться великим даром. Просто нужно научиться им пользоваться.

Назад он отвез Владу на лодке, когда с реки сошел лед. От приглашения зайти в дом смущенно отказался. Но гости сами вскоре пожаловали на Каменный остров.

Шумный, радостный, трезвый Хват, явившийся вместе с похорошевшей синеглазой женой, принес ему мешок вяленого мяса и бочку медовухи и все норовил поцеловать «чудесные», как он кричал, руки Ратмира.

Весть о волшебном исцелении быстро облетела деревню. К Ратмиру потянулись безнадежные, сероглазые, утратившие надежду.

И он исцелял. Отказывался от богатых даров, но отказать в лечении не мог никому. К чудесному лекарю стали приезжать из других сел. Легких больных Ратмир отправлял обратно, но все равно сбивался с ног. А потом к нему пришел Ероха Это Самое и попросился в ученики. Ратмир посмотрел ему в глаза и кивнул: «Сдюжишь».

За Ерохой учиться владеть Силой пришли другие.

Деревня Проклятых перестала существовать. Теперь это была большая, отстроенная, высившаяся десятком гостевых домов Искорость.

Глава 24. Кто изгонит демонов

Северное лето только началось, а вокруг уже проснулось разноцветье ярких красок: розовые, фиолетовые, желтые, белые цветы. Лесные фиалки, ландыши, розовые пушистые метелки, желтые лишайники. Разве может быть кто-то жизнелюбивее северных растений – слой мха на скале толщиной с кусочек льна, но цветы и деревца умудряются обосноваться на нем и живут, набираются сил, цветут и сеют семена маленькой, но очень упрямой жизни…

Священник Амвросий прибыл на остров ранним летним утром в сопровождении отряда крепких молодцев из своего прихода.

– Разве может что-то болеть у священника? – поинтересовался Ратмир, наблюдая за вышедшими из лодок людьми.

– Я до последнего не верил, что это ты, – Амвросий сморщился, будто от зубной боли. – Но Закон Божий распространяется на всех. Сказано: не сотвори себе кумира. – Он замолк, перевел дух и вдруг махнул рукой. – А ты… Эх, Ратмирка… Отступись и покайся, а то не видать тебе Царствия Небесного, как своих ушей…

Ратмир вышел вперед, спиной ощущая, как жгут ее взгляды его учеников. А еще на миг показалось, что те, другие, смотрят на него из камней со страхом и надеждой.

– Я не брошу своих людей. И не дам в обиду священные камни, – сказал Ратмир.

– Что ты несешь? – вскричал старец, всплеснув руками. – Сам говорил, что крещеный. А за поганые камни костьми готов лечь…

– Я верю в доброту ромейского бога. Но не верю в искренность многих, кто говорит от имени его.

– У-ух! – погрозил жилистым кулаком побагровевший посадник. – Отлучу!

– Право твое, – спокойно согласился Ратмир, – а я отлучу тебя.

– Что?

– Когда-то я победил чародея, сжигавшего людей заживо во имя своего бога. Я смотрю на тебя и вижу, что еще немного – и такие, как ты, уподобятся ему.

– С чего ты взял?

– Вы, священники единого бога, уверены, что он есть последняя истина. Сравниваете лучшие качества своей веры с худшими проявлениями служения древних. Для этого у вас есть разум. Но не хватает сердца, чтобы увидеть хорошее в другой вере.

– И что же это хорошее?

– Чудо, – сказал Ратмир и улыбнулся, чувствуя спиной, как улыбнулись те, кто стоял за ним, и те, кто смотрел на него из камней.

– Чудеса находятся в ведении Бога. Людям их творить ни к чему. Бесово это наущение. Что ж, – старик сгорбился, запустив бурые от загара ладони в седые космы, – Бог судья, я не хотел этого. Но, когда плюют в ладонь убеждения, она превращается в кулак.

Иоанн расправил плечи и кивнул людям, безмолвно стоявшим поодаль: нескольким десяткам мужчин, сжимавшим в руках копья и топоры.

– Вот это, – Ратмир поднял из травы громадную палицу, сделанную из могучего корня сосны, высушенного на солнце и обструганного так, что получилась целая булава с утолщением на конце, – называется охряпник. Я упражняюсь с ним каждое утро, потому что тело Каменного Змея должно быть сильным. Хотите узнать, почему он так зовется?

Люди посмотрели на внушительный охряпник. Потом на смуглые руки Ратмира, увитые толстыми жилами, – такими можно и целым деревом в сердцах помахать. Затем опять на охряпник. На лицах выразилось сомнение.

– Смелее, друзья, – подбодрил Ратмир и подкинул свою деревянную палицу вверх, да так, что булава со свистом скрылась в небе над верхушками сосен. – Предавать своих можно бесконечно.

– Я вот что думаю, – сказал широкий, кряжистый мельник Людота. – Ратмир – парень не злой. И дело правильное делает. Бесы, они ведь кто? Вредители человеку. Так что, если бы знался он с бесами, то нам от этого был бы один вред. Но сила, которую он из камней черпает, она ведь на пользу идет!

Люди загомонили. Кто почесывал затылок, кто лохматил бороду, кто ус крутил – размышляли. Сходились на том, что вроде и правда, что вреда нет, а вот помощи для занемогших и пользы для скорбящих – через край.

– Ах, так! – взвизгнул багровый от злобы старец. – Тогда я. Я сам!

Он ловко выхватил нож из ножен на брюхе Людоты и бросился на Ратмира. Помрачневший парень отшатнулся и едва успел увернуться от ма́стерского удара в шею.

– Со всей моей любовью, – процедил Амвросий, снова поднимая нож.

Ратмир для виду взмахнул над головой охряпником. Он знал, что еще пара наскоков осатаневшего священника, и он будет убит. Руки тянуло вниз, словно на них взвалили невидимую гору, каждая мысль о выпаде в сторону противника оглушительно била в череп, будто это ему доставалось собственной дубиной.

От прищуренных глаз Амвросия не укрылось его замешательство. Он почувствовал слабое место еще раньше, чем понял, в чем оно заключается.

– Мне жаль, – сказал старик, чуть отводя клинок для удара.

Ратмир почувствовал, что ноги отказывают ему не только в том, чтобы сделать выпад, но и в попытке отступить. Они словно приросли к земле. Он посмотрел на закусившего губу священника.

– Во имя Господа, – прошептал тот, занося клинок для последнего удара. И остановил руку.

Ратмир закрыл глаза.

– Эй! – вздрогнул он от крика. – Прекратить!

Все принялись оглядываться, вытягивая шеи. Смотрели на прибывшую лодку – да не лодку, а целую небольшую ладью, украшенную боевыми щитами. С нее на берег спрыгнул и спешил к дерущимся сам хозяин Ладоги Ратибор Стоянович. Широкие плечи укрывали полы красного плаща, а меч с позолоченной рукоятью был крепко зажат в руке.

Рядом хмуро сжимали топоры здоровенные парни из дружины.