Железные Волки. Время секир - Александр Кудрявцев

Ратмир был в мирах, покрытых дымом и пеплом, где жили огненные демоны и обреченные на вечные страдания люди с содранной кожей. Он видел миры, покрытые вечным льдом, и трехглазые чудовища с белой шерстью со своими гигантскими ледяными седоками провожали его полет среди сверкающих инеем пирамид холодными взглядами. Пространства из темноты, воды, огня открывались ему, будто исполинские лепестки распускающегося бутона Вселенной…

Ратмир наклонился над полыньей, опустил котел в ледяную воду и принялся чистить его от налипшего жира. Какое-то движение вдали заставило его поднять голову. Закрывшись рукой от солнца, он увидел спешившую по льду темную фигурку.

Ратмир вскочил на ноги и замахал руками.

– Лед очень тонкий! Поворачивай к берегу! Уходи со льда, слышишь?

Но фигурка упрямо двигалась вперед. Присмотревшись, он увидел, что это была женщина в простой льняной сорочке с накинутым на плечи шерстяным плащом. Лицо с заострившимися чертами показалось знакомым. Ратмир вспомнил, где он мог ее видеть, – больная жена запившего с горя кузнеца Хвата, за которой ухаживал серьезный Ероха.

– Уходи со льда! – закричал ей Ратмир. – Пропадешь!

И вдруг осекся, подумав, что, может быть, женщина как раз этого и хотела.

Когда она вышла на середину ледяной глади, послышался отчетливый хруст. Ратмир сбросил пояс с ножом, скинул обувь и бросился ей навстречу.

Он спешил, скользя по насту, не обращая внимания на угрожающий треск, и почти успел. Женщина с хрустом ушла под лед с головой, когда между ними оставалось расстояние прыжка.

Ратмир, не раздумывая, опустился на живот, подполз к образовавшейся полынье. Над всколыхнувшейся темной водой поднялись побелевшие от холода руки. Ратмир вцепился в мокрое запястье и сильно потянул на себя. Показалась голова женщина. Она судорожно ловила воздух синими губами.

– Ложись на лед! Помогай ногами! – Ратмир поймал вторую руку и тянул к себе.

Женщина тяжело дышала, глядя пустыми глазами.

– Отпусти, – просипела она.

– Нет, – Ратмир дернул ее на себя, и грузное тело выехало на скрипнувший, но уцелевший наст. – Ползи рядом. На ноги не вставай.

Она хрипло закашлялась. Женщина уже не слышала его, но ее тело принялось бороться за существование. Скрюченные пальцы намертво впивались в лед, оставляя в насте голубоватые ямки. Ноги из последних сил скребли поверхность, стремясь подальше от черной, тяжело волнующейся смерти в обрамлении ломаных ледяных краев.

Добравшись до берега, Ратмир набросил на спасенную свой плащ, заставил подняться и повел в пещеру, где днем и ночью горел подземный очаг.

Женщина шла за ним, словно во сне. У огня он заставил ее раздеться, насухо и до жжения протер кожу чистой рубахой. Уложил на теплые шкуры, укутал и подогрел на углях горячее питье.

Когда глаза гостьи прояснились, она подняла взгляд на спасителя и прохрипела:

– Ты зря спас меня.

– Почему? – мягко спросил Ратмир, присаживаясь рядом.

– Амвросий сказал, – женщина глухо закашлялась, – самоубийцы будут гореть в аду. И на погосте их не хоронят. А я подумала: тогда просто дождусь, когда лед на реке потоньше станет. Вроде как на остров пошла, да не дошла. Так же? – Она вдруг улыбнулась и робко посмотрела на Ратмира.

– Я не знаю, – честно ответил он и добавил: – Но знаю, что муж тебя очень любит.

– Не могу больше, – просипела она, – устала медленно умирать. Быть ему в тягость.

Из погасших серых глаз покатились слезы. Ратмир взял ее за руку.

– Я помогу тебе, – сказал он.

– Убьешь меня? – В глазах женщины блеснула надежда.

– Скорее наоборот, – ответил он.

«Тело человека вышло из земного праха, туда же и вернется. Люди-Змеи могут входить в него так же, как входят в камни».

Ратмир закрыл глаза, ощущая ток крови в тонких пальцах руки тяжело дышащей женщины. Он собрал в себе Силу в большой сияющий шар и бросил его взглядом в расширившиеся от страха зрачки женщины.

– Что… – успела сказать она и медленно сползла на шкуры.

Шар Силы вспыхнул, разливаясь по контуру ее тела, наливая золотистым светом сетку кровеносных сосудов, расцвечивая внутренние органы и превращая их в причудливые комки пульсирующего сияния.

Ратмир увидел непрозрачный сгусток, разросшийся в центре легких. Сгусток запустил щупальца в трудно шевелившуюся ткань органа, почти наполовину превратив ее в лоскут темноты.

Ратмир втянул в себя воздух, всасывая мрак, поселившийся в ее теле, и принимая в себя ее боль.

«Иди ко мне», – приказал он сгустку темноты. Черные щупальца вздрогнули и потянулись.

Больше не было подсвеченного контура и пульсирующих органов. Следующий пласт открывшейся реальности выглядел как зеленоватый сумрак бесконечного пространства, в котором застыли светящиеся коконы, связанные друг с другом тысячами нитей.

Нити-пуповины переливались сиянием, некоторые сгустки светились сильнее, другие почти погасли. Одним из гаснущих коконов, вокруг которого темнели остывшие обрывки лопнувших нитей, была Влада. Ратмир протянул к ней струны своей Силы, по ним побежали разноцветные вспышки, и в глубине сгустка показалось робкое золотистое мерцание.

Мрак, забравший ее свет, полностью перетек в Ратмира, почти перекрыв дыхание. Его земная оболочка захрипела, судорожно пытаясь глотнуть воздух, и, закатив глаза, рухнула рядом с неподвижной женщиной.

А там, между мирами, черный волк схватил клыками шипевшую от ярости бесформенную тварь и, резко мотнув головой, разорвав ее на лохмотья заклубившегося мрака.

«Кончено».

Ратмир открыл глаза. Сознание возвращалось медленно, предметы Срединного Мира людей нехотя обретали привычные черты. Он улыбнулся, встретившись взглядом с желтыми совиными глазами наставника.

– Я не знал, что делать, – сказал он.

«Но все сделал правильно», – ответил шаман Тайного Народа.

Влада поднялась на ноги быстро. На щеки вернулся румянец, тонкие, как ветки, руки, налились силой. Она боялась верить в свое выздоровление до последнего, а когда поверила, заволновалась, засверкала. И когда однажды Ратмир посмотрел ей в глаза при свете яркого дня, он увидел, что они, оказывается, поменяли цвет. Серый сменился васильковым – словно разошлись тучи, и на мир посмотрела ясная летняя синь.

Вырастить жизнь в человеке гораздо сложнее, чем оборвать, думал он, и эта нехитрая мысль цвела и пела в нем, будто своя, личная, долгожданная весна.

«Если идешь верным путем, над тобой в любую погоду будет светить солнце».

И еще он думал, что то, что считаешь своим проклятием, может оказаться великим даром. Просто нужно научиться им пользоваться.