Ветер над островами - Андрей Круз

Другое дело, что описанные туземцы-островитяне особой симпатии не вызывают как-то, сразу вспоминаются рассказы Джека Лондона о торговле с туземцами на Соломоновых островах, где купцы на шхунах даже грузчиков своих привозили, чтобы туземцев на борт не пускать. Посмотрим, что здесь будет.

– А каучук здесь дико растет? – спросил я.

– И дико, и не дико, – ответила Вера. – Есть плантации, но южнее. На Длинном острове и на Анненском. И у турок большие плантации есть, они туда рабов отправляют. Но каучук всегда хорошо продается, поэтому есть смысл и у негров покупать.

– Ага, понятно, – кивнул я. – Кстати, там к ужину зовут, кажется.

– Верно, пошли.

Тощий кок расстарался на рис с кусочками рыбы и ананасами, щедро посыпав все специями, и надо отдать ему должное – получилось вкусно. Умял я до неприличия большую миску и за добавкой сходил, в которой он не отказал. Заодно поинтересовался, что за беломясую рыбу изрубили на кубики и пустили в блюдо.

– Рыба-меч, – сказал он с явным удивлением.

Видать, опять я накосячил со своей наивностью, экипаж-то не в курсе еще. Ну да и фиг с ним. Рыбу-меч я всегда полагал обитателем теплых морей, и как-то странно слышать, что она ловится на широте… а где мы сейчас? Если верить картам, то в районе… ха! За Тулой где-то. Интересно, а Тула глубоко? Да и вообще, что осталось от старого мира после всех катастроф и многих веков? Ведь это сколько времени прошло, если навскидку, так… как с Батыева нашествия и до тех времен, из которых я давеча потерялся? Так получается. Ой сколько времени прошло…

После ужина разливали чай и выдали всем по бутылке сидра, до которого я уже становился охотником. Раньше пробовал – не нравилось, какая-то яблочная брага непонятная, а тут прямо… вкусно, короче. Какой-то другой у них сидр, не такой, что мне пробовать доводилось.

– В первую вахту стоять будешь, – снова подошел ко мне Игнат. – Через час заступаешь. А за рулевого Дмитрий будет.

Он указал на соверешнно седого, хоть и не слишком старого матроса, удившего рыбу с юта.

– Как скажешь.

– Так и скажу. А еще тебя в экипаж канониром зачислим, на рейс пока, так что будешь наравне со всеми делом заниматься.

– Это каким-же? – поразился я. – Я на твоей посудине даже названий не знаю, где и чего, а ты от меня службы ждешь?

– У канонира служба – пушка, – отрезал он. – И оружие экипажа, следить, значица, чтобы оно в порядке было. Как у Ивана стирлинг. Он тоже палубу не драит и паруса не ставит, а после меня – второй человек.

Я задумался, пытаясь вспомнить как назывался корабельный пушкарь. Комендор или канонир? Или канонир – это и есть «пушкарь», то есть должность, а «комендор» – звание? Нет, не помню уже, но вроде не ошибаюсь. Были же комендоры и старшие комендоры, это точно.

– Тогда говори, где у вас банник с прочей принадлежностью, и кто тут у вас помощник комендора?

– Комендора?

– Канонира, еж твою двадцать, – поправился я.

– Так вон, Федьку учи. – подумав, сказал Глеб. – Он шустрый и котел у него варит. Вроде как, хоть божьим именем и не поклянусь, иной раз как сварит, так впору это варево псам вылить, или на помойку выплеснуть.

– Ладненько, – обрадовался я. – Завтра к службе приставлю. Федьку.

Суета на шхуне после ужина быстро сошла на нет. Свободные от вахты свалили в трюм спать, оставив на палубе двоих, седого Дмитрия и меня. Старшим вахтенным был рулевой, но командовать мной он вроде как даже стеснялся, поэтому когда говорил, заметно смущался:

– Ты это… в общем, на бак тебе надо, тама твой пост. Если что увидишь – сразу мне кричи, чтобы я курс поменять успел или к ветру взять. И помни, что ночью любой возле шхуны – вражина, бей его беспощадно. А к утру, к рассвету примерно мы уже к острову подойдем, но вахта не твоя будет.

– Понял я, будь надежен, – ответил я, после чего потопал на нос.

Местом базирования выбрал толстый конец бушприта – мощного бревна, вдавашегося на палубу. Уселся на него верхом, положив на колени винчестер, да и засмотрелся на окружающий мир, благо, было здесь на что глянуть, это не серый московский пейзажик.

Темнело, солнце садилось в переливающуюся искрами отраженных лучей поверхность океана между двух близких островов, возвышавшихся на фоне буйства света темными, почти черными силуэтами. Груженая шхуна плавно покачивалась на низкой и пологой волне, с плеском пробивая ее наклонным форштевнем, и кроме мягкого плеска можно было услышать разве что поскрипывание снастей. Стирлинг снова молчал, не вторгаясь в природную тишину своим рукотворным стуком, а его хозяин моторист Иван спал себе под палубой, покачиваясь в гамаке.

– Хорошо-то как, – сказал я искренне, вдохнув полной грудью пахнущий йодом морской ветер.

Не знаю, что случилось со мной в Москве, убили меня там или я просто куда-то провалился, не важно. Не важно и то, что за последние дни у меня приключений было столько, сколько и на войне не всегда случается. Но мне здесь нравилось. Я хотел здесь жить, хотел дышать морем, хотел ходить по нему на шхуне, хотел возить грузы, хотел увидеть острова, хотел чувствовать себя частью экипажа. Вся увядшая было детская романтика снова забурлила в душе, вламываясь в мозг яркими образами, волнуя и обещая удивительную и интересную жизнь,о какой совсем недавно не мог даже мечтать.

А еще у меня впервые появился кто-то, за кого я чувствовал себя ответственным. Вера, девочка, лишившаяся отца, которая спасла меня, потерявшегося во времени, которой по этому долгу я уже никогда не смогу достойно отплатить. Сильная и смелая девочка, взявшая на себя ответственность за все происходящее вокруг, вынужденная вдруг стать взрослой в свои пятнадцать лет. И у которой, получается, никого не осталось, кроме меня, случайно встреченного на глухой дороге в джунглях. А у меня – никого, кроме нее. Да и не было у меня никого и раньше, вечно одиночкой был.

Что-то плеснуло у самого борта, я перегнулся, чуть испугавшись, и вдруг увидел круто изогнутую черную блестящую спину с маленьким плавником, мелькнувшую у самого буруна, который кипел по носу шхуны. Дельфины. Целая их стая, шесть или семь, мне никак не удавалось посчитать. Они играли, пересекая путь судна, подныривая один под другого, вырываясь вперед и снова приближаясь. Время от времени один из них невысоко выпрыгивал из воды, возвращаясь в нее совершенно бесшумно, ловко до ощущения полного неправдоподобия.

Затем стая ушла, но появились летающие рыбы, поднявшиеся дышать на закате и выскакивающие из воды целыми стайками, похожие скорее на маленьких шустрых ласточек, непонятно как и зачем переселившихся на жительство в море. Рыбки летели далеко, над самой поверхностью воды, вдруг покрывая ее мелкой рябью там, где стайка ныряла. Наблюдая за ними, я даже чуть не пропустил пару лодок, появившихся из тени острова.