Ветер над островами - Андрей Круз

Затем стая ушла, но появились летающие рыбы, поднявшиеся дышать на закате и выскакивающие из воды целыми стайками, похожие скорее на маленьких шустрых ласточек, непонятно как и зачем переселившихся на жительство в море. Рыбки летели далеко, над самой поверхностью воды, вдруг покрывая ее мелкой рябью там, где стайка ныряла. Наблюдая за ними, я даже чуть не пропустил пару лодок, появившихся из тени острова.

Низкие и длинные лодки с двумя бревнами-балансирами каждая, едва возвышающиеся над водой, несли по четыре человека каждая. Я схватился за подзорную трубу, выделяемую вахтенным, и сквозь наступающие сумерки сумел таки разглядеть, чем они там заняты – тянут сети из воды. Из чего заключил, что пиратской атаки ожидать не приходится. Разглядеть же самих «негров» уже не получилось, темновато было. Заметил только, что стоящий у рулевого весла высокий худой силуэт помахал нам рукой. А затем вслед раздался еще и протяжный свист.

Островов вокруг становилось все больше и больше, проливы между ними уже, но Дмитрий вел шхуну уверенно, по всему видать, рифов и мелей здесь не ожидалось. Зажгли носовой и кормовой фонари, с которыми как-то даже уютно стало среди подступившей темноты. Правда и видимость упала здорово, больше уже приходилось полагаться на слух. Встал со своего удобного бревна, вылез почти на бушприт, стараясь заметить возможную опасность. Нет, если «негры» здесь имеют привычку нападать на суда, то заметить их сложно, прожекторов с радарами здесь нет. Без ходовых огней нельзя, но с ними ты как на ладони. Понятно и почему пост мой на самом носу судна – больше вероятность услышать, как трос цепляется за форштевень. Не заметишь – подойдут злодеи к самому борту, и тогда все. А воспринимать местные опасности всерьез я уже научился. Этому здесь быстро учишься.

* * *

Шестичасовая вахта моя закончилась среди ночи. В моей реальности, насколько я помню, судовые вахты были по четыре часа, а здесь вот так, в полтора раза длиннее. Отстоял ее без всяких приключений, да и спать пошел, с наслаждением завалившись в уже привычный гамак. Плеск волны в деревянный борт, сопение и храп экипажа, темнота, разгоняемая тусклой масляной лампой в толстом стекле, и ощущение нереальности происходящего, от которого мне так до сих пор не удалось избавиться. Как кино смотрю, честное слово. А в зеркало так вообще лучше не глядеться, там вместо знакомого человека какой-то бородатый персонаж в шляпе и с винчестером. Мой мозг как-то до сих пор не в силах переработать такой образ, переместить ее из папки «картинки» в папку «реальность». Хотя разбитая в драке морда и рассаженная при моем появлении в этом мире голова болят до сих пор вполне правдоподобно. Боюсь, что если бы не эта боль, то я до сих пор пытался бы проснуться. И с этими мыслями заснул.

А проснулся от того, что Иван-моторист хлопал меня по плечу, приговаривая:

– Вставай, человек Божий, вставай. Сейчас торг начнется, все, кто не грузит, охранять шхуну должны. Негры народ такой, лучше с ними в рассеянность не впадать, сам не заметишь, как башки лишишься. Вставай.

– Ага, понял. – засуетился я, свешивая ноги с гамака и как конь, мотая башкой, чтобы согнать остатки какого-то удивительно приятного и мирного сна, от которого не осталось никаких воспоминаний, лишь впечатление.

Было солнечно, тихо, пахло морем и зеленью с близкого берега. Шхуна стояла на якоре посреди небольшой бухточки, метрах в двухстах от сплошь заросшего зеленью склона, окаймлявшего ослепительный изумруд воды желтоватой каемкой песка. Орали птицы, над головой носилась целая куча чаек.

Вера, держа в руках раскрытую складскую книгу, что-то быстро записывала в нее карандашом, время от времени поднимая голову и щурясь на солнце. Карандаш она при этом мусолила во рту, и на ее губе появилось синее пятнышко. Рядом с ней стоял вооруженный карабином и револьвером Игнатий.

Экипаж уже суетился на палубе, открывая люк и устанавливая над ним раму под лебедку. У верхней перекладины рамы один конец выдавался далеко в сторону, образуя самую настоящую стрелу крана, и нависала она над пришвартованным к борту шхуны довольно большим плотом, рядом с которым покачивались на мелкой волне две уже знакомые длинные лодки с балансирами. В каждой из них сидело по три человека с уже знакомыми длинными однозарядными винтовками, а на самом плоту суетились еще четверо, перегружая с места на место увесистые сосуды из какой-то плотной древесной коры, напоминающей бересту, но отличающейся густым коричневым цветом.

Под цвет этой коры были и сами люди. Их европейское происхождение не вызывало ни малейшего сомнения, постриги каждого, умой и удали татуировки, украшавшие их лица и тела, и можно, переодев, выпускать их на московские улицы, никто оглядываться не станет. Наряд же их состоял из самых настоящих саронгов – длинных запашных юбок, разукрашенных какими-то орнаментами, и болтающихся на шеях ожерельях. Все были худыми, сильными, хоть и не особо крупными, похоже, что их предкам пришлось пройти через голодные годы.

– С добрым утром, – поприветствовал меня боцман. – Хозяйку тебе отдаю, а сам на бак пойду. Глаз с негров не спускай, доверие им только тогда, когда ты его на мушке держишь. Понял?

– Понял, дело простое, – кивнул я, скидывая с плеча винчестер и загоняя патрон в патронник. – Пригляжу. Боцман ушел, а я тихо спросил девочку:

– Как ты? Справишься? Занималась этим уже?

– Никогда, – так же шепотом ответила она. – Отец занимался, а я смотрела. Страшно, аж жуть.

– Ничего, ты умная, о деле думай, – подбодрил я ее. – А насчет проблем каких не беспокойся, я с тобой, за всем пригляжу. Торгуй как надо.

Между тем с борта судна сбросили веревочную лестницу с деревянными ступенями, по которой на борт поднялся немолодой человек в ярко-красном саронге, который был у негров явно за главного. Я присмотрелся к нему, впервые наблюдая «негра в природных условиях». Среднего роста, жилистый, с крупными кистями рук и широкими плечами, явно сильный и ловкий до сих пор. Короткая седая борода, заплетенные в косу и собранные узлом на затылке седые же волосы. На шее ожерелье с кучей каких-то амулетов, на вышитой цветным бисером ремне через плечо – вполне добротный револьвер в кобуре. Насколько я успел разобраться в реалиях этого мира – это намек. Револьверов неграм никто не продавал, он мог взять его только с трупа. А надеть вот так, на торг, исключительно для того, чтобы показать всем, что относиться к нему следует всерьез.

Татуировки на теле было много, хватало ее и на лице – узор в виде переплетающихся ветвей окружал все лицо от висков до подбородка, на лбу же у вождя, равно как и у всех остальных его людей, было выколото довольно искусно изображение ската.