Рассветная бухта - Тана Френч

— Точно так же: он любит Спейнов. Не хочет, чтобы вина пала на Пэта. Он удаляет файлы: ему кажется — или он знает наверняка, — что Дженни спровоцировала Пэта и что доказательства хранятся в компьютере. Затем выбрасывает оружие: тогда полиция решит, что действовал посторонний.

Я сделал глубокий вдох — чтобы успокоиться и не откусить Ричи голову.

— Замечательная сказочка, сынок. Берет за душу, но не более того. Нет, сама по себе она хороша, но ты упускаешь один момент: какого дьявола Конор признался в убийстве?

— Из-за того, что произошло там, — Ричи кивнул на стекло. — Вы же практически пригрозили отправить Дженни в психушку, если он не скажет того, что вам нужно.

— Детектив, вам не нравятся мои методы? — Мой голос был настолько холоден, что намек понял бы и гораздо более тупой человек, чем Ричи.

Он поднял руки:

— Я не ищу дыр в вашей версии, а просто объясню, почему он признался.

— Нет, детектив. Ни черта подобного. Он признался, потому что виновен. Вся чушь, которую я нес про любовь к Дженни, — просто отмычка; она не спрятала за дверью то, чего там еще не было. Может, у тебя другие ощущения, может, ты больше знаешь об этой работе, но мне лишние сложности не нужны: я и так с трудом убеждаю подозреваемых признаться в том, что они сделали. И могу с уверенностью сказать, что ни разу за всю карьеру не заставлял их признаться в том, чего они не совершали. Если Конор Бреннан говорит, что он тот, кто нам нужен, значит, так и есть.

— Но он не похож на других, верно? Вы сами сказали, да мы оба это говорили: он другой. Тут что-то не то.

— Ну да, он странный. Он не Иисус. И он не умрет за грехи Пэта Спейна.

— Есть и другие странности. Что скажете про видеоняни? Их ведь не Конор расставил. А дыры в стенах? Нет, что-то происходило внутри дома.

Я привалился к стене и сложил руки на груди. Может, все дело было в усталости или в пятнах желтовато-серого утреннего света в окне, однако ощущение победы окончательно исчезло.

— Скажи, сынок, откуда такая ненависть к Пэту Спейну? Может, у тебя комплекс из-за того, что он был столпом общества? Если так, то избавься от него, да поживее. Не в каждом деле найдется мальчик из среднего класса, на которого можно все свалить.

Ричи бросился на меня, выставив вперед палец, и мне показалось, что он сейчас ткнет меня в грудь, но ему хватило ума остановиться.

— Дело не в классе. Совсем не в классе. Я полицейский — такой же, как и ты. Я не тупой бычара, которого ты взял к себе из милости, потому что сегодня день «Приведи на работу урода».

— Тогда и веди себя соответственно, — сказал я. — Сделайте шаг назад, детектив, и успокойтесь.

Ричи поразглядывал меня еще секунду, затем отвернулся, прижавшись к стеклу и засунув руки поглубже в карманы.

— Скажите, почему вы так уверены, что это не Патрик Спейн? Откуда такая любовь к нему?

Я не обязан объясняться перед желторотиками — но мне хотелось это сделать, я хотел затолкать эти слова поглубже в голову Ричи.

— Потому что Пэт Спейн играл по правилам, — сказал я. — Он делал то, что полагается. Убийцы живут по-другому. Я с самого начала тебе говорил — подобные вещи на ровном месте не возникают. То, что родственники рассказывают журналистам: «Ой, я не верю, что он мог это сделать, он же такой паинька, в жизни мухи не обидел, они были самой счастливой парой в мире», — все это бред. Каждый раз, Ричи, каждый раз оказывается, что у паиньки во-от такой список преступлений, или что он мухи не обидел, только вот жену запугивал до полусмерти, или что они были бы самой счастливой парой в мире, если бы не тот малозначительный факт, что он трахал ее сестру. Но нигде нет ни одного намека, что все это имеет отношение к Пэту. Ты сам говорил: Спейны старались. Пэт делал все, что в его силах. Он был хорошим парнем.

Ричи не шелохнулся:

— Хорошие парни ломаются.

— Редко. Очень-очень редко. И на то есть причины. Потому что когда становится туго, у них есть то, что их удерживает — работа, семья, обязательства. У них есть правила, по которым они жили всю свою жизнь. Уверен, тебе все это кажется старомодным, но факт остается фактом: правила работают. Благодаря им люди не переходят черту.

— Значит, Пэт был милым мальчиком из среднего класса. Столпом общества, — сказал Ричи бесцветным тоном. — И поэтому убийцей он быть не может.

Я не хотел спорить об этом, только не в душной комнате посреди ночи, в пропотевшей рубашке, липнущей к спине.

— У него было то, что было ему дорого: дом — пусть и в полной заднице, но Пэт и Дженни его обожали, это видно с первого взгляда, женщина, которую он любил с шестнадцати лет. «По-прежнему без ума друг от друга» — так сказал Бреннан. У него были двое детей, которым нравилось по нему лазить. Ричи, вот что удерживает хороших парней. У них есть родной дом и любимые люди, о которых нужно заботиться. Это удерживает их на краю пропасти — там, где другой уже сорвался бы. А ты пытаешься убедить меня в том, что в один прекрасный день Пэт взял и послал все к черту — просто так, без причины.

— Не без причины. Вы же сами сказали: он мог потерять дом. Работы нет, дома тоже скоро не будет, и жена, возможно, уже собиралась забрать детей и уйти. Такое бывает. Такое случается по всей стране. Если их попытки ни к чему не приводят, старательные ломаются.

Внезапно я почувствовал, что силы кончились: две бессонные ночи вцепились в меня когтями и потянули вниз.

— Сломался Конор Бреннан, — сказал я. — Вот человек, которому нечего терять: у него нет ни работы, ни дома, ни семьи, ни даже рассудка. Ставлю что угодно — изучив его жизнь, мы не найдем ни близких друзей, ни родных. Бреннана ничто не держит. Кроме Спейнов, он никого не любит. Последний год он прожил словно какой-то отшельник или Унабомбер — просто для того, чтобы наблюдать за ними. Даже твоя теорийка строится на том факте, что Конор — псих, который, черт побери, шпионил за Спейнами в три часа ночи. Ричи, у парня не все в порядке с головой. И от этого не отмахнешься.

За спиной у Ричи, в жестком белом свете комнаты для допросов, Конор положил ручку и принялся тереть глаза кончиками пальцев — в мрачном, безостановочном ритме. Я подумал о том, сколько он уже не спал.

— Помнишь, мы говорили о самом простом решении? Оно сидит у тебя за спиной. Если найдешь доказательства того, что Пэт был злобным подонком, что он избивал жену и детей до полусмерти и готовился уйти от них к девочке-модели с Украины, тогда и приходи. А пока что я ставлю на психа.

— Ты же сам сказал: псих — не мотив, — возразил Ричи. — То, что его расстраивали проблемы Спейнов, — это все ерунда. Неприятности у них начались много месяцев назад. И ты мне говоришь, что он ни с того ни с сего решился на убийство — да так быстро, что у него даже не осталось времени убраться в логове. «По телику ничего нет… А, я знаю, что делать: пойду к Спейнам и всех замочу». Да ладно. Ты сказал, что у Пэта Спейна нет мотива. Черт побери, а у этого парня какой мотив? На хрена ему их убивать?

Вот поэтому, в частности, убийство — уникальное преступление: только оно заставляет нас задаваться вопросом «почему?». Ограбления, изнасилования, мошенничество, торговля наркотиками — у каждого преступления из этого грязного списка есть свои, готовые, «встроенные» объяснения. Расследование убийства требует ответов.

Некоторым следователям наплевать. И формально они правы: если можешь доказать кто, закон не обязывает тебя доказывать почему. Однажды мне досталось дело — человека убили из проезжавшей мимо машины. Жертва вроде бы погибла случайно, но уже после того, как мы взяли убийцу и добыли улики, которых хватило бы на десять дел, я потратил несколько недель на разговоры со всеми ненавидящими копов подонками из его вонючего района, и наконец кто-то проболтался, что дядя жертвы работал в магазине и отказался продать двенадцатилетней сестре убийцы пачку сигарет. В тот день, когда мы перестанем задаваться вопросом «почему?», в тот день, когда мы решим, что «потому» — приемлемая причина оборвать чью-то жизнь, в тот день мы отойдем от входа в пещеру и впустим внутрь диких зверей.

— Поверь, мы все выясним, — сказал я. — У нас есть знакомые Бреннана, его квартира, которую можно обыскать, компьютер Спейнов — а возможно, и Бреннана, — у нас есть улики, которые нужно проанализировать… Мотив есть. Извини, что не сложил воедино все кусочки загадки за первые сорок восемь часов, но, честное слово, я их найду. А теперь давай разделаемся с этими долбаными показаниями и пойдем по домам.

Я двинулся к двери, однако Ричи остался на месте.

— Напарники, — сказал он. — Утром ты говорил, что мы напарники.

— Да, так и есть. И что?

— Значит, ты не можешь решать за нас обоих. Мы принимаем решения вместе. И я говорю, что нужно дальше заниматься Пэтом Спейном.