Колдунья - Александр Бушков

Холод распространялся вокруг, обжигая до костей. Сознание мутилось, но Ольга держалась изо всех сил, выполняя руками странные движения, словно бы плетя перед собой некую паутину, служащую и препятствием для подступающей тьмы, и ловушкой. В приблизительном переводе на человеческие ощущения это выглядело так, будто она в одиночку пыталась поднять нечто неподъемное — да не просто поднять, а еще и заставить эту тяжесть выделывать сложные движения, утончиться и сузиться в одном месте, чтобы можно было отщипнуть кусочек. Как если б кто-то старался голыми руками отделить лоскут ткани от туго надутого воздушного шара.

Под ее пальцами — или в ее сознании? — клубились протест, злоба, отпор, непонятные чувства сущности, с которой, быть может, никогда еще так не обращались. И Ольга, напрягая мысль, пыталась уговорить нависшее над ней Нечто: лишь крохотную частичку, потому что она мне нужна позарез, а потом, вот чем угодно клянусь, и накормим, и наладим отношения, и станем друзьями… При этом ласковые уговоры требовалось неустанно перемежать с напором, потому что слабости это создание не простило бы…

А потом уже можно было обойтись самыми прозаическими вещами из обычного мира — и Ольга, расправив одним движением свой носовой платок, мысленно нанесла несколько ударов. В голове у нее словно звонко лопнула струна, в платок стало не то проливаться, не то сыпаться черное, шуршащее, обретавшее вес, потянувшее вниз руку, будто пригоршня дроби. Еще один сильный удар — и лоскутья мрака стали отползать, уменьшаться, сквозь них проглянули деревья на том берегу и лунные блики на воде — а там и река очистилась полностью, она вновь сияла безмятежными серебристыми блестками, каплями «живого серебра»…

Торопливо увязав платок — не руками, конечно, — Ольга опустилась, едва не упала в высокую траву. Трава с тоненьким хрустом ломалась под ней, превращаясь в ледяную кашицу, и это было на самом деле, а не казалось. Холод медленно, ужасно медленно рассеивался, уступая место обычной ночной прохладе, показавшейся сейчас обжигающей.

И во всем теле, и в сознании творилось нечто неописуемое.

— Госпожа моя, вам суждено быть великой колдуньей, — прошептал за плечом Джафар. — С этим созданием справиться при первой же встрече…

— Что это? — спросила Ольга. — Или — кто оно такое?

— Представления не имею, — чуточку сварливо отозвался джинн. — Я же говорю, из каких-то невообразимо древних времен, а то и из времен до времени. На нашей стороне черты, госпожа моя, хватает таких вот, насквозь непонятных, заблудившихся в чужих временах, вы еще не самое опасное видели… Привыкайте, коли уж взялись.

— Сказать по совести, я это себе представляла совсем иначе, — призналась Ольга, чувствуя разливавшуюся по всему телу невероятную усталость. — Колдунья при нужде произносит выученное назубок заклинание, делает пассы, и… и все устраивается наилучшим образом, как и было задумано. А тут на каждом шагу такие мысли, чувства и ощущения, какие людскими словами описать невозможно…

— Привыкайте, — усмехнулся джинн. — Это с вами, прелестница, знаете ли, надолго. Оч-чень надолго, вы еще и не осмотрелись-то толком, не обвыклись, не обжились. Прошлись по верхам, с краешку…

— Но ведь все удалось?

— Везет вам, — сварливо отозвался джинн. — Ждалось, конечно, а могло и так обернуться, что оно бы вас сглотнуло, как лягушка муху. Не зря же Ночное Племя того, что у вас в руках, боится до ужаса — а они мало чего боятся, знаете ли…

Ольга встрепенулась, спохватившись:

— Ну, в таком случае, чего стоим? Ноги в руки — и рассыпь-ка все это вокруг Таниной спальни, как мне объяснял…

— А может, вам самой лучше…

Не хотелось ему признаваться, что у нее попросту нет сил хотя бы пошевелиться, — в воспитательных целях следует изобрести совсем другие мотивы…

— Ага, — ядовито сказала Ольга. — Я еще буду за тебя выполнять вовсе уж пустяковую работу, с которой тебе справиться — раз плюнуть! Коли уж есть госпожа, должен быть и слуга… Кувшинчик… — добавила она многозначительно. — Так что, милый друг, лети и трудись… Кому говорю?

С видимой неохотой приняв из ее рук тяжелый узелочек, Джафар стал медленно растворяться в воздухе, причем еще долго слышалось его недовольное ворчание. Когда он пропал окончательно, Ольга с невероятным облегчением опрокинулась прямо в таявшую ледяную кашицу бывшей травы, разбросала руки и, лежа без движения, уставилась на звезды, крупные и мерцающие. Силы понемногу возвращались, что-то успокоительное лопотали кроны деревьев под легким ветерком, размеренный шум мельничного колеса был приятен, и оказалось, что невероятно славно лежать вот так, посреди необозримой ночной чащобы, зная, что отныне никакая опасность ее здесь встретить не может, что она тут хозяйка и может многое из того, что обычные люди сделать не в состоянии. Эти новые ощущения оказались несказанно радостными и пьянящими, сейчас она ни о чем не жалела и не боялась будущего.

— Ну и пусть, — сказала Ольга, глядя на звезды. — Вы же сами мечтали об интересной жизни, милая барышня? Вот вас кто-то и услышал… Переживем, а?

Потом она взлетела над травой — бездумно, как обычные люди, случается, вышивают или перебирают драгоценности. Уже обретя некоторое умение, вполне ловко перевернулась в воздухе и поплыла над темными верхушками деревьев как бы полулежа, опираясь локтем на невидимую подушку. Не было ни страха, ни неудобства — одно восхищение новой жизнью.

Внизу синим холодным светом блеснуло нечто странное: будто кучка тлеющих головешек прогоревшего костра, разве что цвет у головешек другой. Она остановилась в воздухе, посмотрела вниз. В общем, ничего странного: всего-навсего оказывает себя никем до сих пор не разысканный клад. То ли разбойнички закопали добычу, то ли, наоборот, кто-то предусмотрительный, не доверявший кладовым и банкам, сделал запасец про черный день. А может, в старые времена, когда гремела очередная война, здесь запрятали все достояние — да так за ним и не вернулись. Как бы там ни было, клад простой — не заговорен ни одним из многочисленных способов, ни единого заклятья на нем не брошено, покойник сверху не положен. Хороший, чистый клад. Нужно будет запомнить место, такие вещи в жизни юной небогатой девушке всегда пригодятся…

Она поплыла дальше, как дым костра с неспешным ветерком. Повернула голову, уловив краем глаза некое движение на реке. Неподалеку от берега в воде плескались изящные, зеленовато светящиеся силуэты, слышался девичий смех и обрывки разговоров. В первый миг Ольга не на штуку испугалась, впервые в жизни воочию узрев русалок, но тут же вспомнила, кто она теперь такая, и посмеялась над собой. Но задерживаться над тем местом все равно не стала: в отношениях меж населяющими эту сторону существовал, оказывается, свой этикет и свои правила, которые следовало соблюдать…