Реально смешное фэнтези - Майк Эшли

Щелкнув, зубами, он закрыл рот, выступившая вперед несколько больше обычного челюсть свидетельствовала о внезапной решимости.

— Прекрасная дама, я с превеликим удовольствием возьму тебя в законные супруги, — торжественно пообещал он, при этом сделав рукой такой широкий жест, будто бы хотел обнять Небеса и Все Сущее на Земле, — теперь у него было на это полное право. — В законные супруги и в свою постель, и все, что есть у меня, будет принадлежать и тебе тоже.

«„Постель“ обсудим позже, и не исключено, что дебаты будут бурными», — пробормотала себе под нос женщина. И громче добавила:

Я принимаю твое предложение, Король Эллоний. Да-да, Король — именно так люди должны будут впредь величать тебя. Нам долгая помолвка ни к чему, согласен? Обойдемся без лишних проволочек: просто скажем о нашем решении твоей матери — и дело с концом.

Она поднялась на ноги, сняла накидку — по какой-то необъяснимой причине грязь и липкий ил, которые намертво приставали ко всему, казалось, не оставляли и пятнышка на ее коже и одежде, — и, взяв его за руку, повела к костру.

— Э-э, а как вас зовут? — пробормотал он по дороге.

— Можешь сам выбрать мне имя, — разрешила она.

— Может, Леса?

— Любое другое, только не это.

Он споткнулся о корень и выругался.

— Вот это уже лучше, — оживилась она. — Можешь называть меня Чурчхела.

III. Леса Исчезнувшая

Эллоний обливался слезами. После брачной ночи прошло два года, клочок племенной земли, которым правил его отец, стал центром огромного государства, граничившего с Болотом Томасины. В тот удивительный день, когда ему пришлось повсюду следовать за Чурчхелой, он, сам того не подозревая, обошел огромную область — и болота, и джунгли: многие новоприобретенные земли богатством не отличались, но хватало и тех, особенно вдоль речных долин и вокруг северной части болот, что славились плодородием и изобилием.

Малые племена, обитавшие в этих местах еще во времена старого вождя, с разной степенью благодарности признали власть Эллония, а он, в свою очередь, привнес в их жизнь невиданное доселе процветание. Даже мишки из племени Шницельфрессен, волшебный народец, расселившийся у самых границ Болота Томасины, отвлеклись от размышлений над добродетелями Природы, для того чтобы договориться о перемирии с его подданными; втайне Эллоний даже лелеял мечту (правда, жене он никогда о ней не рассказывал), что в один прекрасный день древний храм Ассидиана, построенный в самом центре болота племенем, которое исчезло с лица земли еще в доисторические времена, отойдет под его начало. Но это было делом далекого будущего. Пока что угрозу со стороны живших в болоте Орд Мутантов удавалось сдерживать: некоторые из его самых пессимистично настроенных шаманов предсказывали, что мерзкие твари вскоре вырвутся на свет божий и потребуют обратно земли, которые они привыкли считать своими, но сейчас возможность столь печального исхода дела казалась такой же далекой, как и присоединение храма Ассидиана к его королевству, и недавно придуманные и сшитые флаги Суровых Гор Хармадри беспечно развевались по ветру над орудийными башнями города Тога (с населением 1706), столицы королевства, основанной Эллонием точно на юге от старого лагеря отца и названной им так из плохо скрываемых, но, безусловно, удачных соображений пресечь любые помыслы о мятеже, которые его братец мог бы вынашивать.

Каждый день солнце ярко освещало Суровые Горы Хармадри, и казалось, что такое благоденствие будет длиться вечно.

И все же Эллоний обливался слезами.

Браг смотрел на него без всякого сочувствия. Они расположились в королевских покоях в Северной башне замка Тога — строении, лишь отчасти уступавшем в величии имени, которое оно носило. Солнечный свет пробивался сквозь узкие окна и играл на грубо облицованном полу. Снаружи доносились еле различимые звуки города, живущего своими заботами. Ветер, который дул сегодня с севера, принес с собой сладковатый дух гниющих растений и древесного дыма.

— У тебя все есть, — отрезал Тог. — Королевство. Власть. И бродяжка в придачу, хотя не знаю, на что эта костлявая карлица годится. Нечего распускать нюни, разнылся, как девчонка.

— У меня есть все, кроме того, чего я желаю всем сердцем, — прорыдал Эллоний.

— Чего это? — Брови Тога отчаянно боролись, не в состоянии решить, сойтись им или грозно нависнуть.

— Кроме «бродяжки», как ты ее называешь. Чурчхелы!

Казалось, правая бровь ненадолго взяла верх над левой, но до конца состязания было еще явно далеко.

— Но ты с ней, вы же… как это? Связали себя узами? Окольцевались? Я-то думал, вы с ней одна сатана. А тут на тебе — нет у него бродяжки. — Тог взял с инкрустированного драгоценными камнями стола горшок с медом и разом осушил его. Причмокивая, он потянулся за вторым.

Эллоний теребил подол своего богато расшитого одеяния, глядя в пол. Его брат вечно сыпал непристойностями, Эллонию же претила сама мысль о том, что он мог бы выражаться так грубо. Какие слова подобрать, чтобы он понял? — размышлял он. Как всегда после беспокойных исканий, он вдруг вспомнил о своей излюбленной теме.

Он представил, будто находится на рынке. Вокруг него на прилавках красуются самые спелые и сочные фрукты и овощи со всех ферм и полей Суровых Гор. И в этих ярких, разноцветных продуктах, на взгляд Эллония, скрывается новое, дополнительное значение: все они сравнения и метафоры в физическом обличье, и он может искать и выбирать те, что ему больше по вкусу. Он почувствовал, как все внутри него сморщилось, когда он подошел к первому прилавку. Хозяин прилавка улыбался ему во весь рот.

Дыни. Наверное, учитывая обстоятельства, нет. Вежливо кивнув разочарованному крестьянину, Эллоний медленно побрел к следующему прилавку. И тут неудача, скорее всего папайя — это тоже не то, что он ищет.

Он дышал ровно, изо всех сил стараясь не впасть в панику. Рынок был чудовищных размеров: он даже не глядя знал, что ряды тянутся на сотни метров, если не километров, с каждой стороны. Однако, к несчастью, он оказался единственным покупателем, а это означало, что каждый торговец фруктами или овощами не отрываясь следил за каждым его шагом в надежде, что монарх выберет и купит именно его товар. Эллоний чувствовал себя так, будто находится на фокусной точке линзы, а жаркие лучи их пристальных взглядов вот-вот продырявят его кожу.

Он продолжал поспешно разглядывать прилавки. Лук-порей, понятное дело, вычеркиваем, бананы и кукурузу в початках — тоже, баклажаны вообще никуда не годятся. Он бросил мимолетный взгляд на клубнику, начал ломать голову при виде брюссельской капусты и стеблей ревеня, прежде чем в сердцах отмести их; та же участь ожидала корнишоны и цуккини; манго, фиги, персики, нектарины, абрикосы, вишни, овсяной корень и грецкие орехи привели его в крайнее смятение. А при виде возвышающейся горы маракуй и его бросило в дрожь.