Человек для себя - Эрих Фромм

В противоположность этому, гуманистическая этика занимает такую позицию: если человек живой, он знает, что позволено; быть живым значит быть плодотворным, употреблять собственные силы не на какую-то трансцендентную человеку цель, а на самого себя, придать смысл собственному существованию, быть человечным. Пока кто-либо считает, что его идеал и цель находится где-то вне его, что цель где-то в небесах, в прошлом или в будущем, он будет двигаться от себя вовне и искать осуществления там, где его нельзя найти. Он будет искать решения и ответы где угодно, только не там, где их можно найти, — в самом себе.

"Реалисты" уверяют нас, что проблемы этики — это пережиток прошлого. Они говорят нам, что психологический и социологический анализ показывает, что все ценности существуют лишь относительно той или иной культуры. Они предполагают, что наше личное и социальное будущее гарантируется единственно нашим материальным успехом. Но эти "реалисты" оставляют без внимания некоторые суровые факты. Они не видят, что пустота и бездумность индивидуальной жизни, отсутствие плодотворности и, как ее следствие, отсутствие веры в себя и в человечество, обретя затяжной характер, ведут к эмоциональным и душевным нарушениям, которые, как правило, делают человека неспособным даже к достижению его материальных целей.

Сегодня все чаще слышны пророчества гибели. Хотя они выполняют важную функцию привлечения внимания к опасным тенденциям в нашей нынешней ситуации, но в них не учтено обещание, заключенное в достижениях человека в естественных науках, психологии, медицине и искусстве. А эти достижения отражают наличие мощных плодотворных сил, не вяжущихся с картиной разлагающейся культуры. Наш период — переходный. Средние века не закончились в пятнадцатом веке, и Новое время не началось сразу же после этого. Конец и начало составляют процесс, длящийся уже более четырехсот лет — в сущности очень короткое время, если мерить его историческими мерками, а не мерками нашей недолгой жизни. Наш период — это конец и начало, богатое возможностями.

Если я повторю теперь вопрос, поставленный в начале этой книги, — имеем ли мы основание гордиться и надеяться, ответ опять будет утвердительным, но с одним уточнением, какое следует из того, что мы уже рассмотрели: ни хороший, ни плохой исход не бывает автоматическим и предопределенным. Решение остается за человеком. Оно зависит от его способностей серьезно отнестись к себе, своей жизни и счастью, от его готовности смело смотреть в лицо моральной проблеме — своей и своего общества. Оно зависит от его решимости быть самим собой и для себя.

Л. Чернышева. Разумность добра (послесловие переводчицы)

Двадцатый век, в котором нам выпало жить, изобилует, к счастью, не только жестокостями войн, революций, концлагерей, всеми видами социальных бедствий и обыденного зла, но и множеством примеров человеческого благородства и разумности, противостоящих инстинктам разрушительности, примерами упорного плодотворного труда, создающего человеческую культуру. Это век не только Ленина, Гитлера, Сталина и их безумного воинства, но и век С. Вейль, А. Швейцера, Я. Корчака, Махатмы Ганди, Матери Марии, Матери Терезы, А. Сахарова и множества известных и безвестных праведников, чье сопротивление злу и каждодневное подвижничество дают нам силы верить, что Разум и Милосердие еще сопутствуют жизни и хранят ее. Вражда рушит, любовь — созидает.

У тех, кто уже читал книги Э. Фромма, или познакомился с ним впервые по книге "Человек для себя", надеюсь, нет сомнений, что и он на стороне тех, кто отстаивает жизнь, на стороне Разума сражаясь с безумием. Не будем предаваться сетованиям, что знакомство это оказалось для нас запоздавшим почти на полвека. Запрет на знание — привычное дело тиранов, и хотя правления мудрецов мы еще не дождались, но уже можем следовать мыслью за теми, кто способен научить нас свободе. Потому книги Фромма и были запрещены теми, кто этой свободы страшился.

Имя Фромма должно быть упомянуто в ряду тех мыслителей XX века, которые не запятнали себя соглашательством со смертоносными режимами, отказываясь признать действительное разумным, когда разумного в действительном было менее всего. Их, людей Разума, невозможно было увлечь иллюзиями, даже когда миллионы людей не столь сознательных готовы были поддаться массовым психозам и поддавались. Мыслители же сохраняли верность истине. Германский фашизм еще не успел утвердиться в своей власти над нацией, как В. Райх уже написал свою разоблачительную книгу "Массовая психология фашизма" (1933). Советский большевизм еще затуманивал мозги приезжим и местным писателям, а М. Вебер, К. Мангейм, П. Сорокин, Н. Бердяев и многие другие уже говорили миру правду о содеянном коммунистами преступлении против человечества. Едва закончилась вторая мировая война, как К. Ясперс обратился к совести соотечественников с горькими словами о "немецкой вине" и недопустимости реваншизма. Еще общество потребления отдавалось восторгам материального процветания, а Г. Марсель, Г. Маркузе, К. Лоренц, деятели Римского клуба уже внедряли в сознание людей семена ответственности перед будущими поколениями, которым поколение нынешнее уготовит экологический ад, если не обуздает свои претензии на потребительский рай. Желая быть услышанными многими, — ибо то, о чем они говорили, касалось многих, если не всех, — эти ученые умели обращаться к людям на доступном языке. Умел это и Э. Фромм. Его книги из года в год обретали все больше читателей, достигая миллионных тиражей. Одна лишь маленькая книга "Искусство любви" была переведена на десятки языков, а на английском ее прочли более 5 млн. человек. Популярность сама по себе не доблесть. Иметь имя и иметь доброе имя — не одно и то же. Вряд ли популярность книг Э. Фромма можно объяснить лишь модой на психоанализ. Скорее это проявление потребности людей разобраться в себе, обрести помощь — хотя бы через книги — в решении проблем, без которых не обходится ни один живущий.

Для гуманитарной науки, тем более для науки о человеческой душе — психологии, совершенно неприемлем принцип закрытости, принцип "науки для науки" с ее тайным кредо "Procul este, profani" [139], ставящий миллионы братьев по разуму в положение профанов, не посвященных в мистерии знания. Думается, что в своей научной деятельности Э. Фромм сумел исполнить то задание, какое сформулировал для людей науки его учитель М. Вебер: "Мы можем, если понимаем свое дело, заставить индивида — или, по крайней мере, помочь ему — дать себе отчет в конечном смысле собственной деятельности. Такая задача мне представляется отнюдь не маловажной, даже для личной жизни. Если какому-то учителю это удается, то я бы сказал, что он служит "нравственным" силам, поскольку вносит ясность… Мы в состоянии содействовать вам в обретении ясности. Разумеется, при условии, что она есть у нас самих". У Э. Фромма и у многих, кто верно служил науке, не принося интеллект в жертву идеологиям и идолам, такая ясность была. А кто ясно мыслит, тот ясно излагает.

Эрих Фромм один из выдающихся психологов, чьи работы уже давно признаны классическими. Его принято называть главой неофрейдизма, хотя сам он определял свою деятельность как "гуманистический психоанализ", призванный вместе с другими науками создать "Гуманистическую Науку о Человеке как основу Прикладной Науки и Прикладного Искусства Социальной Реконструкции". Прожив долгую жизнь, вместившую почти целое столетие, полное социальных потрясений, он не разуверился в способности человека к разумной жизни и умел взращивать эту разумность в тех, в ком она была угнетена. Его собственная жизнь может служить примером плодотворности.

Родился Эрих Фромм в 1900 г. в Германии, во Франкфурте-на-Майне, в еврейской семье. Прадед и дед его были раввинами, отец занимался торговлей, мать происходила из семьи эмигрантов из России. Фромм получил прекрасное образование в гимназии, а затем в лучших университетах Германии, специализируясь в области социальной психологии. На выбор профессии повлиял и опыт, пережитый многими из тех, чье взросление началось с осмысления причин и следствий первой мировой войны и последовавших за ней революцией в России и Германии. В 1922 г. Фромм получил в Гейдельбергском университете степень доктора философии. Затем год посвятил изучению психоанализа в Берлинском психоаналитическом институте, после чего несколько лет был практикующим психоаналитиком, не оставляя занятий наукой. С 1929 по 1932 г. он работал во Франкфуртском институте социальных исследований, где под руководством М. Хоркхаймера группа ученых, ставшая впоследствии известной под названием франкфуртской школы, занималась анализом взаимоотношений власти и общества, идеологии и науки, экономики и политики. Фромм руководил в институте отделом социальной психологии, которым был проведен социологический анализ неосознанных мотивов поведения в малых и больших группах в среде немецких рабочих и интеллигенции. Накануне прихода к власти фашистов, эти исследования выявили готовность германского общества подчиниться диктаторскому режиму, по поводу которого у представителей франкфуртской школы не было ни иллюзий, ни симпатий. С приходом Гитлера к власти в 1933 г. Фромм и его коллеги эмигрировали в США. Здесь они продолжали изучение социально-психологических причин и последствий авторитаризма, теперь уже на американском материале, и в частности, авторитарных тенденций в системе воспитания в семье.