Ястреб халифа - К. Медведевич

— О повелитель! Прости наше неразумие! Прими нас под свою священную руку халифа и предстоятеля аш-Шарийа перед Всевышним! Посылающий испытания покарал нас тяжкими бедствиями!

Аммар не знал, что и подумать, но верить их несвязным воплям не спешил. Властью халифа он призвал перепуганных подданных к спокойствию и приказал:

— Говорите по порядку, о посланцы мятежного города мятежного рода!

И тогда его потрясенному слуху воистину открылась бездна ужаса.

Два десятка самийа во главе с Тариком устроили на площади правосудия резню. Точнее, на площади ашшаритов изничтожали бабы-вампирки, а Тарик с десятком отродий иблиса мужского пола устроил подлинное избиение душ во дворце Бени Умейя под Факельной башней. Рассказывали, что на страшном помосте, на площади и во дворцовых двориках и коридорах остались лежать сотни людей.

Рассказу про сотни трупов Аммар не поверил — у страха глаза велики. Но тут перепуганные посланцы Куртубы рассказали о том, что произошло в масджид.

Неверные твари не удовлетворились потоками крови, пролитыми на площади и во дворце. Попущением разгневанного Судии, Убивающего и Смиряющего нечестивых они взломали печати Али над дверями, ворвались в масджид и перебили тех, кто искал в ней убежища от демонской ярости. К четвертому призыву муаззина внутри стен дома молитвы не осталось в живых ни одного человека.

Затем порождения ада открыли двери в женский зал масджид и приказали матерям семейств и юным девушкам носить воду из Кипарисового двора — там в колодцах, фонтанах и прудах брали воду для омовений. Трупы нечисть свалила в старом зале масджид, построенном еще во времена Абд-аль-Рахмана, а главный зал и пристроенные халифом Аль-Хакамом галереи самийа приказали отмыть от крови. Рыдая и поливая из предназначенных для омовения кувшинов оскверненные плиты, женщины принялись исполнять приказ шайтановых отродий. Рассказывали, что сумеречники срывали с ашшариток покрывала, издеваясь и подгоняя их с работой — подтирай, мол, живее за своими братцами и дядьями.

К вечеру к запертым воротам масджид пришли дрожащие от страха родственники погибших. Они стали умолять неверных собак выдать тела убитых отцов, братьев и сыновей — обычаи аш-Шарийа предписывали предавать тела земле до заката. Из-за широких деревянных ворот с медными заклепками весь день слышались стоны и рыдания женщин и злые окрики сумеречников. И лилась, лилась на ступени замешанная на крови вода, растекалась по площади. Пришедшие за телами родичей люди стояли на коленях в страшных лужах и окунали в них полы одежд, умоляя нечисть сжалиться и выдать им покойников для достойного погребения.

Тогда двери масджид распахнулись, и в свете факелов и ламп на пороге появился он. Зодчий страшного замысла, архитектор западни, в которую Аммар угодил по собственной глупости и неразумию. Кто ему мешал приказать самийа раскрыть свои планы? Но Аммар глупо доверился подлому псу, язычнику, и теперь пожинал страшные плоды своего неразумия.

Тарик, издеваясь над собравшимися у его ног людьми, приказал принести в масджид лучшие блюда — и вина. Побольше вина, крикнул он, у нас праздник!

А потом в безутешную, рыдающую толпу стали скатываться тела — и отдельные части тел. Головы, руки, ноги, обрубки туловищ. К небу поднялся страшный скорбный крик.

Ночью нечисть устроила в масджид попойку. Они удержали при себе женщин из самых знатных семейств — как почтенных матерей, так и юных девушек. И заставили их прислуживать за столом и танцевать — хохоча до упаду над движениями ашшариток. Впрочем, наутро этих несчастных, поскуливающих и закрывающих обнаженные лица ладонями и рукавами, вытолкали из оскверненной масджид.

Про утренние события Аммар узнал буквально только что. А вчера вечером люди из Куртубы рыдали, целовали ему туфли и умоляли:

— О повелитель! Избавь нас от нашествия нечисти! Они кричат нам из дверей оскверненного дома молитвы: только халифу под силу приказать нам изойти отсюда! О величайший и справедливейший! Отведи от нас сию страшную напасть!

И вот теперь Аммар стоял перед изуродованным порталом величайшей масджид ашшаритского мира — и готовился исполнить их просьбу.

Призвав Имя Всевышнего, Аммар ибн Амир, халиф аш-Шарийа, поднялся по запятнанным страшной водой ступеням, взялся за медные кольца Голубиной двери и растворил ее настежь.

В верхние оконца струился мягкий дневной свет. Аммар огляделся и, не сумев выдержать представшего его глазам зрелища, на мгновение смежил веки. Плиты пола из рыхлого песчаника невозможно было отмыть дочиста — их покрывали бурые разводы. И на беленых стенах, на цветочных извивах резьбы, на желтоватом камне ниш для хранения священных книг — повсюду брызги крови. Веер за веером страшных капель — наотмашь, наотмашь, по беззащитному горлу.

Впереди звенела и горела на солнце немыслимая паутинка девяти позолоченных арок махсуры. Под ними мягко сияла подкова входа в михраб.

В просвете между двумя главными колоннами махсуры, изваянными из черного, ослепительно черного в перспективе зала, мрамора, темнели две высокие фигуры.

Прищурившись, Аммар увидел остальных: они стояли, застыв, как статуи, между черных и розовых колонн, обрамляющих главный зал. Женщины в ярких платьях, мужчины в алых накидках поверх доспехов.

И тогда Аммар выкрикнул — яростно, громко, во всю силу легких:

— Прочь отсюда, отродья шайтана! Прочь — и будьте вы прокляты!

В масджид на мгновение повисла страшная тишина. И тут же рассыпалась — пронзительным хохотом и хлопаньем тысячи крыльев. Колыхнув перо страуса на чалме халифа, стая ярко-белых птиц с клекотом пронеслась у Аммара над головой — и исчезла в ослепительном сиянии дня за порогом масджид.

Темная фигура в арке света неспешно двинулась ему навстречу.

Аммар положил ладонь на рукоять своего ашшамского меча — и тоже пошел вперед.

Они встали лицом к лицу на границе зала Мухаммада и зала аль-Хакама — прямо под древними, скупо украшенными арками.

Лицо Тарика казалось мраморной маской: глаза пустые, обведенные темными тенями, кожа бледная, как у мертвеца. На Аммара глядели совершенная безжизненность, отсутствие всякого выражения и чувства.

— Ты… ты просто чудовище, — выдохнул молодой халиф.

Нерегиль изогнул губы в пугающе чуждой смеху улыбке:

— Ты неблагодарен, Аммар. Я обещал тебе город — ты получил город. И тебе следовало засвидетельствовать свою признательность благородной Тамийа-хима и ее спутникам — они добыли тебе Куртубу. А ты грубишь — нехорошо…