Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания - Вера Семенова

Зато за эти две недели у нее выработалась другая привычка — засыпать вдвоем, на узкой койке, где все сплеталось и перепутывалось и все было частью одного целого — руки, ноги, волосы, дыхание, шепот. А просыпаться одной и некоторое время сидеть, обхватив руками колени, с улыбкой глядеть на солнечные пятна на стене напротив и заново переживать все, что было ночью. Эбер даже не подозревал, что любил ее дважды — один раз в темноте каюты, а второй раз утром, в ее воображении.

Гвен с сожалением встряхнулась и заставила себя натянуть штаны и куртку с прорезями на спине. Впрочем, надежда вскоре увидеть Баллантайна заставила ее двигаться побыстрее. Она затянула пояс с вернувшимся к ней арсеналом ножей — правда, не своими излюбленными, тонкой валленской заточки, которые до сих пор оплакивала в душе, а прямыми короткими кинжалами, какие были в ходу на южном побережье Круахана. Она настежь распахнула дверь каюты и выбежала на палубу. даже не позаботившись надеть плащ — еще одна приятная, но очень вредная привычка. Как обычно, ветер ударил ей в лицо, разметав волосы, и как обычно, она на мгновение задохнулась от всего сразу — солнца на волнах, ни с чем не сравнимого запаха ветра в открытом море, шипения пены и ощущения развернутых крыльев. Ни одному из крылатых никогда не увидеть и не испытать того, что переживает она, потому что так далеко в море они могут залететь только ценой жизни, а любой капитан скорее пробьет собственными руками днище своего корабля, чем возьмет на борт кого-то из ее народа.

— Эй. Гвен! Доброе утро!

— Эге-гей! Гвендолен! Что-то ты совсем рано! Еще не успела проспать ужин!

— Взяла бы меня хоть раз полетать!

Она сощурилась против солнца, глядя на висевших на мачтах и скалящих зубы матросов, и крикнула, приложив ладонь ко рту:

— Если вы за это время успели слопать мой завтрак и обед, то вас и дракон в небо не поднимет, как бы ему не хотелось вами полакомиться!

— С чего бы это дракону лакомиться нами, когда рядом такая аппетитная девушка? — кричали с мачты.

— А все знают, что у дураков мясо вкуснее!

Стоявшие у борта светловолосые воины, не снимавшие, невзирая на припекающее солнце, коротких кольчуг, проводили ее улыбками, когда она проходила мимо.

— Наш конунг знал, кого брать в скальды, — одобрительно пробурчал один.

— Да, острее языка, чем у Гвендолен, не найдешь на всем этом трижды проклятом океане, как он еще не пересох от такой жары.

— Только у нас, на вандерском берегу, нашлось бы кому с ней поспорить, — немного уязвленно отозвался третий.

— Конечно, Улли. — Гвендолен обернулась через плечо. — Твой язык был бы достойным противником моему, если бы постоянно не тонул в пиве.

На раздавшийся хохот обернулась почти вся оставшаяся пестрая компания, сидящая на палубе полукругом перед Логаном и Дагаддом, которые прислонились к борту спиной и о чем-то горячо вещали. Только одна знакомая фигура на носу корабля, которую она прекрасно узнала бы по одному лишь силуэту прямых плеч и чуть откинутой назад голове, не пошевелилась.

Больше всего на свете она хотела бы подбежать к нему, но вместо этого нарочито медленно подошла к борту и села рядом с Логаном, пытаясь принять излюбленную позу моряков и опираясь о палубу крыльями, чтобы не упасть. Наверно, их отношения с Баллантайном не были секретом даже для чаек, летающих над кораблем, но она успела неплохо изучить, когда проявления чувств ему нравятся, а когда нет. Все-таки они продолжали занимать каюты в разных концах корабля, хотя каждую ночь одна из них пустовала.

— Ты как всегда проспала самые важные новости, Гвендолен, — Логан посмотрел на нее искоса.

— И что сегодня называется важной новостью? Мы потеряли еще один день пути потому, что весь экипаж слушал тебя, разинув рот, и опоздал к повороту парусов? Так это не новость, это каждое утро случается.

Сомнительная публика кругом издала некое подобие смешка или хмыканья — на что каждый был способен. Некоторые подмигнули Гвен, на что она с удовольствием показала язык в ответ. Половина набранной в спешке команды состояла из личностей, состоящих в затруднительных отношениях с правосудием, и потому желающих убраться из Круахана. Вторую половину составляли вандерские воины, отправленные Данстейном вместе с Гвендолен — те, кто надеялся найти в южном море достойную их добычу. Неудивительно, что в этом сообществе отверженных и чужих ей казалось, что не обязательно накидывать плащ на крылья, потому что все брошенные на нее до сих пор взгляды могли выражать что угодно — от гнева до неприкрытого влечения, но ни один не содержал в себе презрения или отвращения. Она наконец-то была равной, пусть в команде головорезов — поэтому не удивительно, что она не верила своим ощущениям, просыпаясь каждое утро.

— Почти угадала, — сказал между тем Логан. — Мы не поворачиваем паруса, потому что наконец выбрали правильный курс.

— Хочешь сказать, вы наконец перестали морочить нам голову и узнали, куда нужно плыть?

— Если бы ты вчера сошла с нами на берег, то узнала бы тоже.

Гвендолен давно разучилась краснеть, но все-таки опустила глаза и оставила замечание Логана без обычных язвительных комментариев. Вчера они действительно встали на якорь возле небольшого портового селения на гряде островов, и почти вся команда бросилась к шлюпкам в надежде почувствовать землю под ногами. Они с Эбером тоже собирались пойти, но по дороге он заглянул к ней в каюту и решил, что они задержатся совсем ненадолго, если он несколько раз поцелует ее грудь в расстегнутом вороте камзола. А оторваться так и не смог.

В итоге команда гуляла на берегу в неполном составе.

— Зато хоть кто-то из нас остался в ясном сознании, — произнесла наконец Гвендолен, выжидающе глядя на Логана. Понятно, что его вряд ли можно задеть обычными насмешками, и если он захочет рассказать ей то, о чем уже сообщил всем сидящим вокруг — неспроста у них такое загадочное выражение лица — то скажет без ее подначек.

Дагадд непривычно молчал и водил толстым пальцем по доскам палубы, словно желая полностью скрыться от разговора.

— Так вот, — Логан слегка наморщил свой идеальный нос, — несмотря на то, что у этого бедняги находилось в желудке столько вина, что едва не выплескивалось из ушей, именно эти фразы он произносил весьма четко. Наверно, поэтому мы обратили на него внимание.

— Ты о ком? — встряла Гвен, никогда не отличавшаяся терпением. К тому же ее слегка раздражал прямой холодный взгляд Логана, ясно говоривший ей: "Можешь рассказывать все что угодно, Гвендолен Антарей, но твое сознание этой ночью также было очень далеко от ясного".